Петр Первый. Император Всероссийский
Шрифт:
– Так я чего заходил, – в мгновение ока искаженную маску хищного зверя сменило привычное, лучащееся угодливостью и довольством лицо. – Царь велели вам явиться в его покои нынче вечером, – Меншиков широко улыбнулся и напоследок бросил:
– При невыполнении приказа извольте получить десять плетей на дворцовой конюшне-с.
Изящно поклонившись, фаворит подмигнул и, весело насвистывая, вышел из ее покоев. Мария же осталась лежать на софе. Неповиновение Петру означало еще большие страдания для нее. А еще изобретательный царь непременно отыграется на Александре Румянцеве…
Вспомнив трагическую гибель графа Апраксина, она заплакала.
Не
Впрочем, царь умел хранить секреты, а больше императрице раскрыть глаза на козни Меншикова было некому.
Мария вышла из покоев Петра только после полуночи – шла по коридору, пошатываясь, словно пьяная, и зябко кутаясь в остатки черной материи. Меншиков догнал ее и, мягко придержав за плечи, взволнованно спросил:
– Ну как государь, остался доволен?
Мария ничего не ответила: даже не удостоив князя взглядом, она попыталась пройти дальше, однако Меншиков не собирался так просто выпускать из когтей свою добычу.
– Машенька, дитя мое, ну что вы? – воскликнул он с притворной печалью. – Я же о вашем благополучии пекусь. Ежели царь будет разочарован в вас, супруга вашего в нижайший чин разжалуют и прочь из дворца сошлют!
Молодая женщина вздрогнула и подняла на Меншикова ненавидящие глаза.
– Да будьте вы все прокляты, – злобно вскричала она. – И вы, и царь ваш, и дворец этот… Проклинаю, проклинаю!!!
С этими словами Мария вырвалась из рук князя и убежала прочь. Князь недоуменно пожал плечами, ухмыльнулся и задул свечу. В будуаре его ожидала Екатерина, которая, наконец, уступила жаркому натиску Меншикова и пригласила провести сегодняшнюю ночь в ее теплой компании.
– Сашенька, я слышала какие-то крики в коридоре, – задумчиво произнесла императрица и прижалась к Меншикову поближе. – Вы случайно не осведомлены, что там произошло?
Екатерина рассмеялась и поцеловала пальцы князя. Ей было удивительно хорошо, ведь одинокая женщина уже давно забыла, что такое любовь. Однако Меншиков подозрительно медлил с ответом, и императрица встревожилась:
– Господи, князь, почему вы молчите?
– Знаете, – ответил Александр Екатерине и подарил ей жадный глубокий поцелуй, который мгновенно заставил царицу забыть о таинственных криках, – судьба подчас заплетает не слишком изысканные узоры, и, чтобы в результате получился красивый гобелен, необходимо помочь ей в этом нелегком деле…
Пламя свечей, горящих в тяжелом серебряном канделябре, внезапно затрепетало, словно от резкого порыва ветра, и, умирающе мигнув, погасло, погрузив комнату в непроглядную тьму.
Глава 24 Болезнь царя
Адъютант царя Петра Великого гнал коня во весь опор. Взмыленный скакун буквально летел над землей, высоко вздымая подкованные копыта, и грива его развевалась на встречном ветру. Александру Румянцеву не терпелось поскорее вернуться во дворец, где его ждала молодая красивая жена, которая наверняка носила их первенца, зачатого в первую брачную ночь. Бывший денщик не видел Марию уже пять месяцев – его дипломатическая
миссия за рубежом значительно затянулась, а карьера так стремительно вознеслась ввысь, что Александру продохнуть было некогда. Сил хватало только на то, чтобы вернуться поздно вечером в свою комнату, упасть на кровать да предаваться мыслям о любимой до тех пор, пока его не сморит сон глубокий.Предвкушая жаркую встречу, Румянцев подлетел к воротам дворца и, не дожидаясь, пока его лошадь распрягут и отведут под уздцы в конюшню, спрыгнул с коня и побежал, кусая губы от нетерпения. Поднявшись по лестнице и подивившись непривычной тишине во дворце, Александр вошел в комнату жены и тихо ахнул. Молодая женщина сидела у окна и вязала крохотную сорочку из белоснежной пряжи, напевая мелодичную колыбельную себе под нос. Даже на таком расстоянии Румянцев видел заметно округливший живот супруги, который она прикрывала тяжелой ажурной шалью.
– Сын… – выдохнул Александр и глупо улыбнулся. Мария вздрогнула, уронила вязание и обернулась к дверям.
На лице ее отразилась целая гамма эмоций: от недоверия до изумления. Рот кривился в странной гримасе, будто Мария выбирала, заплакать ей или засмеяться.
– Саша! – наконец вскрикнула она и неловко поднялась. – Сашенька, родной!
Александр крепко обнял бросившуюся к нему жену, которая уткнулась ему в грудь и надрывно разрыдалась.
Мария уже не чаяла увидеть мужа живым: она была уверена, что Петр послал Александра на какое-нибудь смертельно опасное задание, где его непременно убьют.
– Машенька, девочка моя… – горячо шептал Румянцев, прижимая к себе хрупкую исхудавшую Марию, ощущая твердость ее выпуклого живота. Мужчина не удержался и погладил его – однако жена вдруг отшатнулась, глаза ее сузились, а губы сжались в узкую полоску.
– Больно? – тревожно спросил Александр. Мария явно изменилась со времени его отъезда, она словно повзрослела, вытянулась и всем своим видом стала напоминать туго натянутую струну – вот-вот порвется.
– Зачем, Саша, – горько прошептала Мария и посмотрела на мужа так, что у того сердце оборвалось, – зачем ты оставил меня одну?
Румянцев ощутил острое чувство вины. Его Машенька осталась совершенно одна, без крепкого мужского плеча, без поддержки близкого человека, наедине со своей беременностью… он действительно поступил по-свински. Но и отказать царю не имел никакой возможности, ведь тот полагался на него, как на самого себя.
– Прости меня, девочка моя! – Александр пал на колени перед супругой и спрятал ее ледяные пальцы в своих больших горячих ладонях. – Я же о будущем нашем заботился, разве нужен я тебе простым денщиком? Разве могу я позволить тебе носить простые платья и серебряные украшения, когда весь двор царский наряжен в золото и парчу?
Мария в ответ лишь печально улыбнулась и покачала головой. После отъезда Александра Петр словно с цепи сорвался. Искать защиты Марии было не у кого. Императрица окончательно перестала бояться ослабевшего Петра, который и сам прекратил обращать внимание на супругу, закрутившую роман с Меншиковым. Ему было нужно только одно – взять от своей угасающей жизни как можно больше. И Петр брал. Ребенок, которого Мария носила в своем чреве, скорее всего, был зачат от царя, но говорить Александру об этом девушка не собиралась. Она слишком хорошо знала, какие разрушительные последствия подчас имеет жестокая правда, и понимала, что муж по доброте своей ее, может, и не оставит – но их отношения навсегда утратят ту искренность, с которой начались.