Петр Столыпин. Революция сверху
Шрифт:
«Золотое перо» октябристов, А. В. Бобрищев – Пушкин, выступавший под псевдоним Громобой, высказывался в статье «Мертвый штиль»:
«Правительственная “полнота власти” сильно страдает от их (реакционеров) интриг, и, имея дело с ответственным, хотя и не в парламентском смысле, правительством, Дума не может все же твердо знать даже завтрашнего правительственного курса».
Он же в другой статье:
«Сама по себе думская работа, какова бы она ни была, не дает и не может дать никаких практических результатов, и, защищая работоспособность и деловую энергию большинства третьей Думы, мы должны, конечно, признать, что общий итог законодательной работы за истекшие 2,5 года крайне ничтожен. Но в этом виновата уже не Дума. Ее работа встречает систематическое противодействие
Напомню, что Столыпин был назначен премьером во многом для того, чтобы взаимодействовать с Думой.
«В этой связи главным вопросом для тех, кто принимал решения, а это были “верхи” и правые, стал вопрос: что делать с Думой? Здесь могло быть только два выхода: либо полная ликвидация, либо превращение ее (частичное или полное) в законосовещательную, осуществление нового 3 июня. Первый вариант отбрасывался сразу: мысль о невозможности жить без Думы после революции 1905–1907 гг. прочно укоренилась в сознании правящего лагеря. Оставался, следовательно, только второй путь. Но идея превращения Думы в законосовещательную также практически не имела сторонников, за исключением жалкой кучки черносотенцев, группировавшихся вокруг “Союза русского народа”, возглавляемого А. И. Дубровиным, и его газеты “Русское знамя”. Все остальные черносотенцы, включая Пуришкевича, Маркова 2–го и др., не говоря уже о националистах, были за законодательную Думу. В такой Думе они прежде всего видели орудие контроля над правящей бюрократией, доверие к дееспособности которой было сильно подорвано во время революции 1905–1907 гг. Законосовещательная Дума такую роль играть не могла.
Следовательно, оставался только один путь – дальнейшее изменение избирательного закона. По этой линии и шли многочисленные проекты, излагавшиеся не только в конфиденциальных записках, но и на страницах таких правых газет и журналов, как “Новое время”, “Московские ведомости”, “Гражданин”. Все проекты были очень похожи друг на друга, так что достаточно сослаться на один, который предлагал Меньшиков. Поскольку Россия является господством одного народа, то осуществлять его волю должны царь и единодушный “совет” при нем. Как только он раскололся на партии, надо как можно скорее убрать “смутьянов”, чтобы устранить враждебную мысль и враждебную критику».
(А. Аврех)
И тут правые нанесли решительный удар. Он заключался в уже упоминаемом провале законопроекта Столыпина о выборах в Государственный совет от западных земств. Для «премьера» дело было даже не в данном законе, а в принципе. Причем Столыпин совершенно не ожидал такого исхода. Коковцов свидетельствовал:
«Он был настолько уверен в успехе, что еще за несколько дней до слушания дела… не поднимал вопроса о необходимости присутствия в Государственном совете тех из министров, которые носили звание членов Совета, для усиления своими голосами общего подсчета голосов».
Тем не менее, законопроект был провален.
Газета «Новое время»:
«Удар, нанесенный ими (правыми. – А. Щ.) законопроекту рассчитан на неожиданность его для противника… Провал законопроекта – это удар тем более тяжелый, что он является вместе с тем и неожиданным».
Петр Аркадьевич воспринял это как «наезд». И был прав. Мало кто сомневался, что дело было не только в законопроекте, но и в стремлении поставить на место Столыпина. Честно говоря, как отмечают многие современники, его характер к этому времени изменился не в лучшую сторону. Столыпин стал слишком самоуверенным и никого уже не слушал. Вот и доигрался.
«’’Речь” писала, что, когда Столыпину, находившемуся в здании Государственного совета, сообщили о результатах голосования по вопросу о куриях, он от полной неожиданности густо покраснел и растерялся. В той же статье она сообщала ставшие известными подробности того, как был подготовлен удар по Столыпину. За полторы недели до начала обсуждения председатель Государственного совета М. Г. Акимов сообщил лидеру правых
в Совете П. Н. Дурново, что высшие сферы высказались за принятие законопроекта. В ответ Дурново собрал свою фракцию, чтобы обсудить полученное известие. Было принято письмо на имя Акимова, в котором перечислялись сомнения относительно законопроекта, с просьбой передать это письмо царю. Акимов письма не передал. Тогда это сделал В. Ф. Трепов. По свидетельству Витте, “Трепов был очень близок к государю и пользовался особой милостью его величества, поэтому и имел право просить у его величества аудиенции для передачи различных своих государственных впечатлений и мнений”. Миссия Трепова увенчалась полным успехом: он привез своим товарищам по фракции радостное известие, что царь разрешил голосовать им “по совести”, т. е. против законопроекта, причем Столыпин об этом ровным счетом ничего не знал вплоть до голосования статьи о куриях».(А. Аврех)
В общем, получилась классическая политическая «подстава». Впрочем, правые этого и не особенно скрывали. «Акела промахнулся!» И по Столыпину стали топтаться все кому не лень.
О. М. Меньшиков:
«Было бы неправдой утверждать, что П. А. Столыпин непопулярен. Напротив, он пользуется общим уважением, но в этом уважении чувствуются как бы ноты некоторого разочарования… Мы все ждем появления больших людей, очень больших, великих. Если данная знаменитость получила величие в аванс и вовремя не погасила его, общество этого не прощает… Годы идут, но большого дела что-то не видно».
Про карьеру Столыпина Меньшиков пишет, что это «первый случай после эпохи временщиков… Удача преследовала г. Столыпина и дальше. Трагедия нашей революции прошла над самой его головой, но он вышел благополучно из катастрофы. Он унаследовал, правда, уже разгромленный бунт, но имел счастье дождаться заметного “успокоения”. Но увы, маятник остановился лишь на одну секунду, и, кажется, мы снова… начинаем катиться влево. Вот тут-то удача как будто и оставляет своего любимца…
Кризис не в том, что Гос. совет разошелся с П. А. Столыпиным, а в том, что последний не в состоянии стать хозяином положения… В составе правительства невольно ищешь появления действительно большого человека, того главного артиста власти, на котором обыкновенно держится вся труппа. П. А. Столыпин при всех достоинствах – не премьер в этом сценическом смысле».
Смысл понятен – Столыпин не оправдал возложенных на него надежд. Понятен и вывод – раз не оправдал, он должен уйти.
А ведь Меньшиков был не из тех журналистов, кто «лезет с гранатой под танк». Он очень хорошо понимал, когда и что писать. И если уж он завел подобные песни – значит, тому была причина.
А кто стоял за всем этим? Да как раз те, кто рвался во временщики, те, кто, говоря об интересах России, имели в виду исключительно собственное благополучие. Именно такие персонажи были готовы подлизываться к Распутину и вообще к кому угодно, дабы занять теплые места.
5 марта 1911 года Петр Аркадьевич подал императору прошение об отставке. Причем чуть ли не все были убеждены, что отставка будет принята.
Газета «Речь»:
«По полученным 7 марта ночью сведениям, отставка Столыпина принята. Его преемником на посту председателя Совета министров считают В. Н. Коковцова, а на посту министра внутренних дел – государственного секретаря А. А. Макарова».
И в другой статье:
«Отставка П. А. Столыпина и назначение В. Н. Коковцова временным председателем Совета министров суть совершившиеся факты».
Кстати, Макаров являлся приятелем Распутина, который его очень хвалил императрице.
Однако дело повернулось совсем не так. В ход событий вмешалась старая покровительница Столыпина – императрица Мария Федоровна.
Прибыв в Царское Село из Аничкова дворца, она долго и очень эмоционально убеждала сына, что Столыпин на своем посту необходим России, что он является «последней опорой трона». В чем, как увидим дальше, была полностью права. Кроме того, Столыпина горячо отстаивали великие князья Александр и Николай Михайловичи. Они опасались, что после отставки премьера все пойдет вразнос. И ведь тоже как в воду глядели…