Петр Великий. Деяния самодержца
Шрифт:
Тем временем соблюдавшему постельный режим Петру слегка полегчало. Он вернулся к работе и, вызвав к постели Остермана и других министров, провел с ними совещание, затянувшееся на всю ночь. 22 января он беседовал с герцогом Голштинским и обещал, как только поправится, поехать с ним в Ригу. Но на следующий день государю вновь стало хуже. Он призвал священника, исповедался и причастился. Затем к его ложу были допущены Толстой, Апраксин и Головкин. В их присутствии император повелел помиловать и освободить всех осужденных преступников, за исключением убийц, и даровал прощение молодым дворянам, уклонявшимся от службы. Потом он обратился к рыдающему Апраксину и другим сановникам с просьбой в случае его смерти не дать в обиду проживающих в Петербурге иноземцев. И наконец, верный своему обычаю вникать во все мелочи, подписал два указа: об упорядочении рыбной ловли и о торговле клеем.
К вечеру 26 января императору стало чуточку лучше, и доктора поговаривали о том, что, возможно, ему будет позволено встать и пройтись по комнате. Ободренный Петр сел в постели и поел немного овсяной каши. И тут же с ним приключился припадок. Тело царя сотрясали такие конвульсии, что все присутствующие решили – пришел конец. Во дворец были срочно созваны сенаторы, высшие чины гвардии и другие
Все это время Екатерина ни днем ни ночью не отходила от ложа супруга. В какой-то момент она посоветовала ему простить по-прежнему пребывавшего в немилости Меншикова, дабы примириться со Всевышним и обрести душевный покой. Петр согласился, и князь был допущен к монарху, который простил его – теперь уж последний раз. 27 января, в два часа пополудни, видимо желая прояснить вопрос о престолонаследии, император приказал принести ему перо и бумагу. Получив требуемое, он написал «Отдайте все…», но тут перо выпало из ослабевшей руки. Писать Петр не мог и послал за дочерью Анной, собираясь продиктовать ей завещание. Однако, когда цесаревна явилась, он уже впал в беспамятство [51] .
51
История с последними словами «Отдайте все…» – тоже легенда. Скорее всего, Петр надеялся поправиться: у него и раньше случались тяжелые приступы болезни, на смену которым затем приходило облегчение. – Примеч. ред.
В сознание император больше не приходил, только стонал. Екатерина часами стояла у его изголовья и молилась о том, чтобы смерть избавила его от мучений. Наконец 28 января 1725 года, в тот момент, когда императрица произносила слова молитвы «Господи, прими душу праведную», Петр Великий на пятьдесят четвертом году жизни и сорок третьем году царствования отошел в вечность.
Эпилог
Точная причина смерти Петра с медицинской точки зрения так и не была установлена [52] . Профессор Герман Бургаве, знаменитый лейденский врач, получил описание симптомов болезни императора, срочно отправленное Горном и Блументростом, однако не успел отправить свои рекомендации, как прибыл второй гонец с извещением о кончине Петра. Бургаве был ошеломлен. «Бог мой, – воскликнул он, – возможно ль это? Как жаль, что такой великий человек скончался, в то время как медицина, возможно, могла спасти ему жизнь». Позже, в разговоре с придворными медиками, Бургаве выразил уверенность в том, что, если бы болезнь не запустили и проконсультировались с ним раньше, он, скорее всего, сумел бы исцелить Петра и император прожил бы еще долгие годы. Об этом известно из воспоминаний племянника Бургаве, тоже врача, ставшего впоследствии лейб-медиком Елизаветы. Стоит, однако, отметить, что Бургаве так и не рассказал своему родственнику, какие именно средства употребил бы он для лечения и какой, собственно, недуг намеревался лечить. К уверениям профессора можно отнестись с сомнением хотя бы потому, что сам он больного не осматривал и не знал, что при вскрытии в области мочевого пузыря было обнаружено нагноение, близкое к гангрене, а запирающая мышца опухла и затвердела так, что ее с трудом вскрыли ножом.
52
По заключению современных медиков, смерть Петра наступила вследствие азотемии, причиной которой была либо аденома простаты, приводящая в своей заключительной стадии к задержке мочеиспускания и развитию уремии, либо развившаяся вследствие воспалительного процесса в уретре ее стриктура, то есть сужение канала, которое могло быть последствием гонореи (Яковлев Г. М., Аникин И. Л., Троханев С. Ю. Материалы к болезни Петра Великого // Военно-медицинский журнал. 1990. № 12).
Вопрос о престолонаследии решился в пользу Екатерины. Пока Петр находился при последнем издыхании, его сподвижники, в первую очередь Меншиков, Ягужинский и Толстой, решительно сплотились для поддержки императрицы. «Новые люди», вышедшие в знать милостью Петра, боялись возвращения к власти старого боярства, и недаром – им было что терять. Сообразив, что в споре о престолонаследии решающее слово останется за гвардией, они вызвали гвардейские полки и окружили дворец войсками. Солдатам напомнили о том, как Екатерина вместе с супругом делила тяготы военных походов. Гвардейцам спешно выплатили все задолженности по жалованью, причем деньги были выданы от имени императрицы. Гвардия всегда была предана Петру, а Екатерина и прежде пользовалась популярностью как у офицеров, так и у солдат, так что принятые меры легко обеспечили ей поддержку войск. Тем не менее законность восхождения на престол лифляндской крестьянки, бывшей сперва любовницей и лишь впоследствии супругой самодержца, оставалась сомнительной. Весьма серьезным претендентом был великий князь Петр, девятилетний сын царевича Алексея. Он доводился внуком покойному императору, был его прямым потомком по мужской линии, а стало быть, в соответствии с русской традицией, законным наследником. Так рассуждала значительная часть старой знати, духовенства, да и народа в целом. Древние родовитые фамилии, такие как Долгорукие и Голицыны, связывали с его именем возможность вернуться к власти самим и повернуть вспять реформы Петра.
Решающее столкновение произошло в ночь на 27 января, за несколько часов до кончины императора, когда сенаторы и вельможи собрались во дворце, чтобы решить вопрос о наследнике. Князь Дмитрий Голицын, принадлежавший по рождению к старинному боярству, проживший много лет за границей и считавший, что монарх должен делить власть с аристократическими родами, предложил компромиссное
решение: императором провозгласить Петра Алексеевича, а Екатерину сделать регентшей, с тем чтобы она правила совместно с Сенатом. Это предложение вызвало возражения Петра Толстого, имя которого было неразрывно связано с судом и смертью царевича Алексея. Не без основания опасаясь воцарения сына Алексея, он с горячностью уверял, что правление малолетнего пагубно для страны, что государству необходим сильный, умудренный опытом монарх и что именно поэтому покойный император короновал свою супругу. Эти слова были встречены одобрительными возгласами невесть откуда появившихся в зале офицеров Преображенского и Семеновского полков. В то же время снизу, с улицы, донесся бой барабанов. Собравшиеся во дворце вельможи бросились к окнам и, вглядевшись в темноту, увидели плотные ряды оцепивших дворец гвардейцев. Князь Репнин, командующий Петербургским гарнизоном и видный сторонник аристократической партии, с возмущением спросил, кто осмелился привести сюда войска без его ведома. «Я велел им прийти сюда, – твердо заявил гвардейский подполковник Бутурлин, – по воле императрицы, которой всякой подданный должен повиноваться, не исключая и тебя». Солдаты, у многих из которых на глазах были слезы, разразились криками: «Если мы лишились отца, то наша мать еще жива!» Понятно, что, когда в такой обстановке Апраксин призвал провозгласить «Ея величество самодержицей со всеми правами, которыми пользовался ее супруг», призыв его не встретил возражений.Затем заплаканная сорокадвухлетняя вдова вошла в комнату, опираясь на руку герцога Голштинского. Едва успела Екатерина дрожащим голосом сказать, что она, «вдова и сирота», вверяет свое семейство попечению сенаторов, как Апраксин пал перед нею на колени и объявил решение Сената. Зал огласился приветственными возгласами, которые поддержали собравшиеся на улице гвардейцы. В тот же день был издан манифест, и самодержицей Всероссийской впервые стала женщина – императрица Екатерина I.
Набальзамированное тело Петра было уложено в гроб и установлено на помосте в палате, задрапированной гобеленами, подаренными императору во время его визита в Париж. Более месяца к телу допускался народ, дабы каждый мог отдать дань памяти монарху. 8 марта под завывание снежной бури гроб перенесли в Петропавловский собор. Во главе процессии шествовала Екатерина, ее сопровождали 150 придворных дам, а за ними во множестве шли вельможи, сановники, иностранные послы и офицеры. Несмотря на снегопад, никто не покрывал головы. В соборе на панихиде произнес проповедь Феофан Прокопович. В своей речи он сравнивал Петра с Моисеем, Соломоном, Самсоном, Давидом и Константином. «Что се есть? – восклицал он. – До чего мы дожили, о россияне? Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем!»
Правление Екатерины было недолгим. Воссев на престол, она объявила, что будет неукоснительно придерживаться заветов почившего супруга. Будучи весьма практичной особой, государыня сосредоточила свое внимание на следующих вопросах: отменила посылку солдат на строительство Ладожского канала, позаботилась о своевременной выплате жалованья войскам, ввела новую военную форму и регламентировала проведение частых в то время воинских парадов. Она оставалась приветливой, дружелюбной и настолько щедрой, что скоро расходы на содержание двора возросли втрое. Внезапное вознесение на вершину власти не сделало Екатерину заносчивой. Напротив, она не стеснялась вспоминать о своем низком происхождении и не забыла милостями всю свою родню. Государыня отыскала своего брата, Карла Скавронского, служившего конюхом на почтовой станции в Курляндии. Он был вызван в Петербург, обласкан и вскоре возведен в графское достоинство. Вызвала Екатерина в столицу и сестер с их семьями. Обе ее сестры были замужем за крестьянами: старшая за ливонцем по имени Симон Генрих, а младшая за поляком Михаилом Ефимом. Поселившись в Петербурге, эти семьи стали именоваться Гендриковыми и Ефимовскими. Впоследствии дочь Екатерины, Елизавета, великодушно пожаловала своим худородным дядюшкам графские титулы. Так возникли графские роды Гендриковых и Ефимовских.
С воцарением Екатерины истинным правителем государства сделался Меншиков. 8 февраля 1726 года, год спустя после восшествия государыни на престол, «к облегчению Ея величества в тяжком бремени правления», был учрежден новый орган власти – Верховный тайный совет. Первоначально в его состав вошли шесть человек – Меншиков, Апраксин, Головкин, Остерман, Толстой и князь Дмитрий Голицын [53] . Этот коллегиальный орган был наделен почти монаршей властью, включая право издавать указы. Однако в Тайном совете, так же как и в Сенате, чьи полномочия были изрядно урезаны, всем заправлял Меншиков. Если кто-то из «верхов» или сенаторов пытался ему перечить, он отметал все возражения, заявляя, что говорит от имени государыни.
53
Кроме них в Совет вошел зять Екатерины I герцог Карл Фридрих.
Политике Меншикова не чужды были расчетливость и благоразумие. Князь понимал, что непомерные подати душат крестьянство, и говорил императрице: «Крестьянство и армия – как душа и тело: нельзя иметь одно без другого». По его настоянию Екатерина согласилась на одну треть убавить налоги и, соответственно, на треть же сократить армию. Кроме того, ее указом были прощены недоимки за прошлые годы. Но сосредоточить в своих руках полноту власти Меншикову все же не удалось. Любимец Екатерины, Карл Фридрих Голштинский, 21 мая 1725 года обвенчавшийся с дочерью императрицы Анной, несмотря на противодействие Меншикова, был включен в состав Тайного совета.
Смерть Екатерины, причиной которой стала череда простуд и приступов лихорадки, последовала через два года и три месяца после ее воцарения на престоле. В ноябре 1726 года Нева вышла из берегов. Наводнение было таким сильным, что императрице пришлось спасаться из дворца в одной рубашке «по колено в воде». Екатерина 6 января 1727 года участвовала в церемонии Водосвятия на невском льду, после чего в шляпе с белым плюмажем на голове и маршальским жезлом в руке простояла несколько часов на морозе, принимая парад 20-тысячного войска. В результате она на два месяца слегла в постель с лихорадкой и длительным кровотечением из носа. Затем наступило некоторое облегчение, но вскоре лихорадка возобновилась. Чувствуя приближение конца, императрица назвала своим преемником великого князя Петра Алексеевича, поручив регентство Верховному тайному совету, в состав которого были введены две ее дочери – семнадцатилетняя герцогиня голштинская Анна и шестнадцатилетняя цесаревна Елизавета.