Петров и Васечкин в стране Эргония. Новые приключения

Жизнь в Эргонии входила в свою колею. Рабочие сновали по подземным переходам, самки червили, художники обрабатывали статуи головастого вождя. А совсем внизу, на километровой глубине, многоножки пожирали живых муравьёв, которые становились пищей в соответствии с планом.

34. Муравьизм

После небольшой стоянки эргонавты вернулись в вездеход и снова тронулись в путь.

– Я всё думаю о том, что вы сказали, Игорь Петрович, – продолжил неоконченный разговор Владик, – ну, о разумности муравьёв…

Он с сомнением покачал головой.

– Понимаете, тут всё совсем не так очевидно, как кажется. Ведь как биолог я знаю, что у насекомых диффизное дыхание. То есть они дышат не лёгкими, а трахеями, что не позволяет кислороду проникать особенно глубоко. Этим ограничиваются размеры насекомого и, значит, объём его мозга.

Петров и Васечкин переглянулись.

Петров пожал плечами. Оба опять почти ничего не поняли.

– К тому же есть ещё одна важная вещь, – тем временем увлечённо продолжал Владик. – Человек развивался, потому что у него есть способность удерживать что-то в памяти, учиться и так далее. Но для этого должно быть определённое постоянство физиологической организации.

– Владик, а нельзя как-то попроще? – вежливо попросил Васечкин. – А то вот мы с Петровым чего-то не совсем врубаемся.

– Ага, – подтвердил Петров, – насчёт мозга я ещё понял, а вот насчёт физиологической организации не очень.

Маша смерила обоих уничтожающим взглядом.

– Слушать надо внимательно! – сказала она, поджав губы. – И уроки не пропускать!

Владик рассмеялся.

– Хорошо, – сказал он. – Вот вам совсем просто. Насекомое претерпевает разные метаморфозы, то есть изменения. Личинка превращается в куколку, а куколка во взрослое насекомое. Это понятно?

– Ну да, – кивнул Васечкин. – Ясное дело.

– Так вот, эти изменения слишком радикальные, серьёзные, чтобы какие-то новые чувственные впечатления или знания, которые получила взрослая особь, сохранялись.

– А-а, – сказал Петров. – Теперь вроде понял.

– И, наконец, ещё есть один важный фактор. Скелет человека растёт вместе с организмом. А членистоногие покрыты хитином.

Петров открыл было рот, чтобы спросить, что такое хитин, но Владик предупредил его вопрос.

– Хитин – это такое плотное вещество, довольно близкое по свойствам к целлюлозе. На сочленениях хитиновый покров тонок и сравнительно гибок, не мешает им двигаться, но на остальных частях тела он становится тем твёрдым внешним скелетом, который мы видим на омаре, раке, на таракане.

– Терпеть не могу тараканов! – не совсем к месту вставила Маша. – Они очень противные.

– А я люблю раков! – тут же заявил Васечкин.

– А омаров? – тихо уточнил у него Петров.

– Омаров тоже, – неуверенно ответил Васечкин.

Он не совсем чётко понимал, кто такие омары, но признаться в этом, конечно, не мог.

– Вы это к чему ведёте, Владик? – спросил профессор. – Это всё довольно известные вещи.

– К тому, что внешний скелет насекомого представляет собой мёртвую ткань и не обладает внутренней способностью роста, – объяснил Владик. – Всё это препятствует появлению разума. Согласитесь, что здесь есть противоречие.

– Согласен, – кивнул Игорь Петрович. – Но допустим, что в ходе эволюции строение и физиология муравьёв существенно изменились. Кстати, уровень космического излучения в полярных районах весьма высок, о чём свидетельствуют полярные сияния. Следовательно, должен быть высок и уровень мутации.

Петров опять посмотрел на Васечкина, почесал в затылке. Было видно, что он мучительно старается не упустить нить разговора.

– Представим себе, что насекомое часто линяет, – развивал свою мысль профессор. – Эти частые линьки означают смену хитина. Соответственно, они допускают значительный рост мозга. И более активную форму дыхания – пускай ещё не лёгочную. И другое строение нервных клеток, весьма совершенных при меньшем их размере, чем у человека.

– Кстати, – вставил Володя, – насчёт размеров членистоногих. Известно, что существовали гигантские стрекозы. А в Африке живёт жук-голиаф – зверь сантиметров в десять – пятнадцать. И есть огромные тропические бабочки. А ракообразные! И омар, и лангуст побольше наших муравьёв.

– А лангустов любишь? – шёпотом поинтересовался у Васечкина Петров.

– Отстань, Петров! – сказал Васечкин, который и о лангустах имел весьма смутное представление. – Дай послушать!

– Да я не спорю! – ответил Владик Володе. – Я только буду рад, если они на самом деле разумны. Хотелось бы найти тому какие-то серьёзные подтверждения. Пока ведь мы ничего, кроме агрессии, не видели. Видели также, что в их поведении больше автоматизма, стандарта, инстинктивности, чем у нас. И что у них властвуют головастые.

– Которые чем-то запугали своих подданных! – кивнул Володя.

– Ещё как! – поддержал его Васечкин. – Особенно тот, здоровый, которого мы с Петровым вместе прикончили. Видно было, что он у них главный.

– А может, это и был Эргон Шестой? – спросил Петров.

Он даже не подозревал, что попал в самую точку.

– Вполне может быть, – согласился Владик. – А ты, Петя, стопроцентно прав. Наполовину они запугали, наполовину выработали стандартное поведение. Может быть, даже посредством селекции.

– И всё-таки разница между нами в том, что человек вырвался из биологии, – заметил Володя. – Он может наследовать приобретённые признаки. У него есть книги, передающие опыт прошлых поколений.

– Интересно было бы узнать, есть ли книги у разумных жителей Эргонии, – сказал Владик. – Это бы многое объяснило.

Володя поправил съехавшие очки и молча указал на надписи на основании статуи.

Владик вздохнул, развёл руками.

– Может, это и ответ, – сказал он.

– Насчёт того, что человек вырвался из биологии, не всё так просто, – заметил Игорь Петрович. – Она постоянно тянет человека назад. Прогресс человеческого общества основан на борьбе с биологией, то есть с инстинктивным автоматизмом.

– Живой организм – всегда в каком-то смысле автоматичен, – вставил Владик.

– Согласен! Но человеческий мозг это преодолевает. Начиная с первого кремнёвого топора и кончая полётами в космос. Преодоление это трудное. Гораздо проще отдаться на волю инстинктов, повторять однажды зазубренные слова, чем мыслить творчески, самостоятельно. Ведь именно самостоятельность мысли отличает человека от животного.

– И муравьи, с которыми мы сражались, могут так мыслить? – спросил Васечкин.