Петрович и Серый в Иномирном легионе
Шрифт:
— Если любят, дождутся, — уверенно произнёс Петрович. — У меня жена и две дочки дома. — О внуках он решил пока умолчать, чтобы не показаться обманщиком. — Тоже меня потеряли. Нет хуже неизвестности. Значит, нам обязательно надо вернуться.
— Как? — спросил Горт. — Через два года?
— Через два года. И для этого нужно выжить. Назло всем невзгодам выжить. Это сейчас у нас учёба. Придёт время битв. И мы должны быть готовы. Поэтому нужно не протестовать, а впитывать всё, что нам преподают. — Петрович говорил веско, убедительно.
— Допустим, убедил, — хмыкнул Горт. — А зачем тебе наше выживание?
—
Горт и оба его соседа, слушавшие с открытыми ртами, переглянулись. Ослеплённые ненавистью, они даже не подумали о том, о чём говорил им Петрович.
— Мы подумаем, — произнёс Горт.
Петрович остановился напротив заводилы гоблинов и добавил:
— Что бы вы ни надумали, пообещайте слушаться комрита Намирей. Говорят, она опытный воин, но во время сражений присмотрите за ней.
— Хорошо, — согласился Горт.
— А за Муху, значит, не просишь, — протянул гоблин, лежавший у окна.
— Отношения с замкомритом Кирасом ваше личное дело, — ответил Петрович. — Кстати, у меня для вас есть замечательная строевая песня. Завтра мы с нашим поэтом Пертом заглянем, принесём текст. Выздоравливайте.
После этих слов Петрович вышел из палаты, оставив гоблинов обдумывать его речь. В кабинете главного лекаря его ожидал накрытый стол и радушный хозяин. Они уговорили бутылочку креплёного вина под увлекательную беседу. Лекарь интересовался медициной чужого мира, Петрович рассказывал, что вспоминал. В последнее время перед похищением ему часто приходилось обращаться к врачам, хоть он это и не любил. Да и от жены, работавшей медсестрой в детской поликлинике, он кое-что слышал.
Засиделись почти до отбоя и расстались почти друзьями. Взяв с Петровича обещание, заглядывать на «рюмочку чая», комрит лекарей отправился на обход. Петрович зашагал к двери и резко открыл её, столкнувшись с входящей комритом Намирей.
Он успел подхватить Намирей и, наверное, в голову ударило выпитое вино, не спешил убирать руки с её талии.
Намирей тоже замерла, не сводя с Петровича чудесных синих глаз. Она подняла руку, ласково коснулась эльфийской щеки, в глазах появился немой вопрос.
Петрович отрицательно покачал головой.
— Ты не останешься здесь? — спросила Намирей, прерывая затянувшееся молчание. — Тебя ждут?
На этот раз Петрович кивнул утвердительно и добавил:
— Там, на Земле, осталось моё сердце.
После этих слов он разжал руки и посторонился.
У прелестной бабочки и впрямь оказались стальные крылья. Комрит Намирей склонила голову и с недрогнувшим лицом прошла мимо затронувшего её сердца эльфа в госпиталь, узнавать, как там её подопечные.Петрович направился к казармам, по пути обдумывая неожиданную встречу. Как-то давно ему не приходилось попадать в подобные ситуации, внимание юных девчушек этого мира Петрович в расчёт не брал. Наверное, нужно было сказать, что Намирей ещё встретит кого-то достойного. Но эта сильная женщина не нуждалась в утешении. Да и мысль о другом мужчине рядом с ней Петровичу очень не понравилась. Свою невольную симпатию к волшебной фее из сказок Петрович засунул подальше, туда же, что и тоску по дому. Дому, куда он собирался вернуться, где оставил своё сердце и свою любовь.
Глава двадцать первая. Трудовой десант
Всадники первого ритона провели в госпитале ещё один день. Горт обсудил слова Петровича с остальными и, похоже, они приняли определённое решение. Петрович, как и обещал, заглянувший к болящим вместе с Пертом, пока спрашивать ни о чём не стал. Он отдал переделанный текст и напел мотив.
Собравшиеся в палате предводителя гоблины одобрительно закивали головами, но стихли под взглядом Горта.
— Посмотрим, может, песня и пригодится, — сказал Горт небрежно, однако листок со словами аккуратно свернул.
Петрович его понимал, трудно отказываться от своих идей.
А вот после выписки лётчикам — с лёгкой руки Петровича это определение прижилось в отряде — пришлось испытать на себе, что значит, вызвать гнев командующего. Они отправились на полигон к третьему ритону, который гоняли уже третий день. И это, не считая вновь разрядившегося амулета очистки на драконарне с крылатыми драконами.
Кирас уже не вступал в перепалку с Большим Змеем, понимая, тот ему не по зубам. Но успел переругаться с шеф поваром столовой.
Обычно невозмутимый здоровяк повар, даже сплюнул, проворчав в сердцах:
— Да что за Муха навозная, жужжит и жужжит.
Слышали эту реплику немногие, но этого хватило, чтобы о ней узнали все.
Пока два ритона отбывали наказание, лечились и чистили драконарни, остальные практиковались с оружием и изучали карты местности. Магически одарённые легионеры ежедневно занимались с магами координаторами, обучавшими их управлению даром. Кроме Петровича. Во-первых, дар он имел необычный для этого мира, во-вторых, комрит Тарон лично попросил на территории лагеря никого не приманивать. Змей он, мягко говоря, не любил.
Ирван и Теренс прижились на новом месте быстро. Правда, Теренс постоянно что-то ронял из-за своей неуклюжести, но до Тимса Корина толстячку гоблину было далеко. Тимс за неделю умудрился два раза забыть о дополнительных занятиях для своего ритона, трижды опоздать на собрание магов координаторов и один раз заблудиться на пути от драконарни к арене.
За всеми этими событиями незаметно подошло время увольнительной. Второй ритон отправился в Бережки, как и предсказывал Петрович: строем и с песнями. Когда в поле зрения показались трактир, ближние дома и неизменная трёхрогая корова на персональной полянке, пелась уже третья песня.