Петуния Дурсль и совиная почта

Она совсем забыла, что нижние ряды трибуны для квиддича начинались на десятом футе от земли*.

* * *

В ту самую секунду, как несчастная Петуния, пролетевшая вниз головой с трибуны, приземлялась на твердое поле, под ней (трибуной), буквально на той же широте, была организована очередная внеочередная сходка. Присутствующих было, к счастью, мало (хотя кое-кто хотел бы, чтобы их было еще меньше): Гриб, Рыжий, Красавец и Красавица с укором смотрели на Клемента, будто он был в чем-то виноват. Последней явилась Зуб.

— Ты прекрасно видел, что она творит, — злобно проговорила она. — Рыжий, скажи ему!

— Что тут и говорить! Очевидно, что приударить за объектом нет никакой возможности. Видимо, придётся ждать, пока в школу поступит объект номер пять, а еще лучше — шесть!

— Это ещё целых два года! — вознегодовал Клемент. — У меня будет совсем мало времени!

— А что ты предлагаешь? — вскричала Зуб. Она сделала это как раз тогда, когда толпа снаружи резко затихла.

— Тише! Я предлагаю следовать протоколу и не встречаться на территории школы. Это опасно! Мы договорились общаться через Фею. Кстати, где она сама?

— Посчитала слишком опасным исчезать из виду. — Рыжий пожал плечами.

— Тебе тоже пропадать из виду опасно. Твоя сестра потом не будет спрашивать, где ты был? — Клемент сощурился.

— Что-нибудь придумаю!

— Да не кричи ты! — Клемент был зол. И продолжал злиться.

Несмотря на гуляющий ветер, все почувствовали духоту.

— Клем, ты опять…

Слова, сказанные Зубом с придыханием, казалось, подействовали. Клемента отпустило.

— Эх, как жаль… — покачал он головой.

— Чего тебе жаль? — не выдержала Красавица.

— Жаль, что перевелись в наши времена молодые волшебники, способные заколдовать галеоны для связи!

— А почему сам не заколдуешь? — поправив челку, осведомился Гриб.

— Не горазд! Не все же мне одному делать!

— Ну если и ты… — начал Рыжий, но Клемент его перебил, будто и не слышал:

— Нам не хватает Гермионы Грейнджер. Или хотя бы той, кто будет на нее похожа!

— Во-первых, уже не Грейнджер, — задрал Красавчик палец. — Во-вторых, ей сколько, двадцать с хвостиком?

— Она оставила девичью фамилию, вообще-то. И ей тридцать восемь, — вставила Красавица, которая вечно знала то, что никому не надо.

— В школе она не учится, — умозаключил Красавчик.

— А то мы не знаем! И это большое для меня горе! — продолжал причитать Клемент.

— Откуда ты знаешь, горе или нет? Ты с ней не знаком, — ответил на то Гриб.

Зуб, чесавшая подбородок, подняла руку. Организатор кивнул, давая ей слово.

— Сколько тебе лет, Клемент?

— Какой странный вопрос. Я на четвертом курсе, значит, четырнадцать, — как-то сбивчиво ответил он.

— Это, конечно, дичайшее клише, но… И давно тебе четырнадцать?

Все уставились на Клемента, и он воинственно выдержал их взгляд.

— Меньше года.

Пауза затянулась. Все продолжали выжидательно смотреть на организатора их маленького и смелого заговора.

— Ну? — не выдержал Клемент.

— Ничего, — отозвалась Зуб. — Просто интересно.

Все еще немного помолчали. Казалось, на поле возобновилась игра: трибуны зашумели, мячи засвистели.

— Раз уж мы рискнули собраться, может, все-таки решим что-нибудь? — предложила Зуб. — Понятно же, что старый план привести в действие нереально. Возьмемся за объект номер четыре. Она кажется перспективной.

— А кто голосовал за упразднение объекта? Нет. Я изучил его** родословную. Это не то, что нам нужно.

— Она имеет связь с объектами, хоть и косвенную.

— Смотрю, ты перестала обезличивать объект номер четыре, — недовольно заметил Красавчик.

Зуб не ответила.

— Я же сказал ничего не предпринимать. — Клемент сверкнул глазами. — Не помню, чтобы давал тебе задание сблизиться с объектом.

— А я это сделала бы и без задания. Она мне нравится. — Зуб снова сложила руки на груди.

— Так не пойдёт, Зуб.

— Да ладно тебе, — неожиданно вмешалась Красавица. — Пусть она делает, что хочет, если это не вредит плану.

— Которого, кстати, нет, — сказал Красавчик. На удивление, Красавица согласилась с ним.

Клемент задумался. Он оглядывал присутствующих блестящими глазами, казавшимися черными в полумраке. Он понимал, что впервые за всю историю организации у него нет плана. Его это пугало. По-настоящему пугало. За всю свою жизнь он не испытывал такого состояния зыбучести, как теперь. Даже учитывая годы относительного детства, которые дались ему нелегко.

Ему нестерпимо захотелось сыграть в шахматы, но на поле не было ни одной пешки, ферзь повержен, а дрожащий от страха король стоял в окружении фигур противника. Это казалось безоговорочным матом. Все было даже хуже, чем когда он начал свою кампанию годы назад. Что же делать?

Зуб стояла напротив, сверля его красивыми светлыми глазами. Будто прочитав его мысли, она сказала:

— Может, просто пока понаблюдаем за ней?