Петушок или курочка
Шрифт:
Глава 9. Баренька, баренька, баренька
В череде приятных и погожих вечеров тот вечер был самым обыкновенным, и он, видимо, таким бы и остался, таяли последние минуты дня перед закатом, когда остывшее золото солнца еще подсвечивает предметы, выкрашивая их в особый, драгоценный цвет. Я гулял по двору близ тетинининого дома, наблюдая, как где-то за зав'oрками, пасется маленькое стадо овечек, спокойно жующих траву. Ворота в хлев были приоткрыты и приученные животные сами возвращались на ночь в определенное время. Около восьми вечера, идя доить корову, тетя Нина выходила во двор и запирала ворота на засов. Иногда овцы не заходили в хлев, а толпились около двора, не чувствуя времени, и тогда их надо было подзывать, ласково повторяя «баренька, баренька, баренька»,
В тот вечер овцы, слушая внутренний будильник, бойко прибежали в хлев, но с одной из них случилась досадная неприятность. На воротах висела петля, сделанная из проволоки, которую использовали, накидывая на гвоздь, вбитый в поленницу, чтоб в открытом положении ворота не захлопнулись под своей тяжестью или от порыва ветра. То ли устав под конец дня, а может, не заметив, одна из овец сунула голову в отверстие и, подгоняемая другими, продолжила бежать вперед, затянув эту самую петлю у себя на шее. Испугавшись, она стала еще больше дергаться, напрасно пытаясь освободиться. От этих неловких и судорожных движений петля сдавливала ее шею все туже, а бедное животное все резче вырывалось и брыкалось. Поначалу эта история показалась мне забавной, и я с интересом посматривал на то, как она била копытами и пыталась со всем напором скакать вперед, не понимая, что намоталось у нее вокруг шеи. Посмотрев какое-то время, я понял, что ей оттуда не выбраться и, подойдя поближе, попытался ее освободить, но только я протянул к ней руки, как она стала так брыкаться, что я в страхе отскочил.
И тогда случилось то, о чем я долго потом жалел, но чего, будучи ребенком, предусмотреть, конечно, не мог. Я забежал в избу и, увидев Тяпк'oва, закричал ему: «Дядя Коля, дядя Коля, там овца запуталась!» Тяпк'oв все те дни пил, не просыхая, за всю жизнь я, наверное, ни разу не видел его трезвым, так и в тот день он или похмелялся, или уже выпил. Он устало и долго моргал, сверкая недобрыми глазами, наконец, понял, что произошло, и прям в тапках, качаясь, пошел на двор.
Был он в майке и затертых брюках с отвисшими коленками, в которых и спал, и жил. Выйдя во двор и нехорошо улыбнувшись, он обхватил себя за скулы, выпустил вперед губы и, ругаясь по матери, схватил то ли вожжи, то ли плеть, и стал драть несчастную овечку, которая билась и блеяла не в силах освободиться. Я думал, что он стеганет ее пару раз и успокоится, но с каждым ударом, падавшим на ее спину и бока, он распалялся все больше. Поначалу мне показалось правильным, что он наказал овечку, но с каждым разом я понимал, что он старался ударить побольнее, а петля затягивалась сильнее. Тяпков вошел в раж. Понимая, что я невольным образом натворил, я не знал, куда деться, и только причитал: «Дядя Коля, не бей овечку, отпусти ее, она не виновата! Дядя Коля, отпусти, хватит! Ты и так ее наказал!» Тяпк'oва мои жалобы раззадоривали. Тогда я рванулся в дом за тетей Ниной и бабушкой, крича: «Там Дядя Коля овечку насмерть забьет!» Они завизжали и выбежали во двор.
– Николай Васильич, отступись окаянный, ты почто скотину мучаешь?
Новые зрители только раззадоривали его. Он стегал еще и еще. Тетя Нина с бабушкой насилу его оттащили. Притихшую и повисшую в петле овечку освободили. Я еще долго смотрел на нее, и ее жалкая фигурка расплывалась в слезах.
Еще несколько дней я не отходил от овечки, нося ей большие ломти хлеба, а она смотрела с укором на меня своими печальными, прозрачными глазами с черным бревнышком горизонтального зрачка посредине, словно говоря: «Ну что ж ты наделал, почему ты испугался и сам не освободил меня или не позвал бабушку?» Мне было стыдно за то, что я поначалу с гадким интересом рассматривал, как она запуталась, а потом даже считал, что ей попало за дело.
Тяпк'oв в особой жестокости больше не был замечен. Тетя Нина и бабушка, обсуждая потом эту историю, говорили, что он совсем пропил мозги.
Глава 10. Тяпк'oв
В августе из областного центра к тете Нине приезжали на постой студенты, которые занимались сельхозработами на соседних полях. Студенческий отряд располагался в ее доме, и повсюду в избе на полу, накиданных матрасах, кроватях, на повити
и даже в г'oренке, рядом с медогонкой и засохшими тельцами пчел, молодежь устраивалась на ночлег.Тетя Нина варила на всех похлебку, кашу, макароны по-флотски, поила молоком. Для Тяпк'oва – это был звездный час. Он прихорашивался, надевал чистые брюки и рубашку, подходил к комоду в большой комнате и выпрыскивал на себя несколько капель «Шипра» 32 , сначала сидел со всеми за столом, выпивая самогонку стопку за стопкой, разговаривал со студентами, преувеличивая собственное гостеприимство (хотя им тут и не пахло, ведь совхоз за постой платил хорошие деньги), а затем как-то незаметно и бесповоротно пьянел, его лоб покрывала нездоровая угарная испарина, он начинал материться, темнел до багрового цвета, кривил рот и, посасывая воздух углами губ, свирепел и зверел. Он выискивал какого-нибудь студента, к кому можно было докопаться, и провоцировал на конфликт: уставившись тяжелым взглядом, исподлобья, он зло цедил:
32
Одеколон фабрики «Новая заря».
– Чего не жрешь ничего, а? В городе, небось, такого и не пробовал? Что вы там, в городе, хоть жрете?
– Николай Васильевич, не беспокойтесь, все в порядке, мы кушаем, все нормально!
Студенты не понимали, куда он клонит, и что это лишь предлог для того, чтобы начать скандал.
– А чего вы привезли с собой тушенку? Думаете, в деревне ничего нет, да? А чего тогда вы сюда вообще приперлись, раз ничего нет? А?
– Коленька, 'aндел 33 ты мой, ты бы похлебал немного супчика-то, а то ведь ничем не закусываешь! Андел ты мой! – причитала тетя Нина, боясь, что студенты уедут. Пыталась успокоить его, но он не унимался.
33
То же, что и ангел.
– Нинуха! Тащи все на стол! Пусть посмотрят, как мы живем!
– Коленька, андел ты мой, почто ты разошелся-то, сиди выпивай спокойно, не трогай ты их…
Но его уже было не остановить. Встревала моя бабушка.
– Николай Василич, я тебя прошу, перестань ты это!
Тяп'oк строил страшные рожи, хватал себя за торчащие худые скулы и зачем-то несколько раз моргал так, что на его голове двигались волосы, хлопая со злостью себя по коленям.
– Якомлемна! – говорил он, обращаясь к бабушке, – ты куда лезешь?
Он вскакивал с лавки и дергал за кольцо в полу, пытаясь приподнять крышку голбц'a, затем откидывал ее к стене и спускался в пахнущую плесенью и влагой темноту, потом выныривал оттуда с трехлитровой банкой соленых огурцов, затем появлялись банки с солеными помидорами, патиссонами, белыми грибами, черничным и малиновым вареньем. Он тащил все банки на стол и тут же пытался все их открыть и вывалить содержимое на тарелки!
– Коля, что ты делаешь-то, паразит ты этакий, а! Ну, как тебе не совестно, что ж ты продукты-то портишь, кто ж это исть-то будет? – тетка Нина старалась утихомирить его, но все было без толку.
Тяпк'oва несло. Он победно оглядывал стол и посмеивающихся студентов, но чувствовалось, что этим не закончится. Мне не хотелось, чтоб он заметил меня. Я прятался на скамье среди студентов, запивая пироги с малиной свежим молоком из крынки.
Неожиданно Тяпу резко качнуло куда-то в сторону, и он ушел. Слышно было, как он ругается по матери и пыхтит. Вдруг он вернулся, держа в руках охотничье ружье.
– Ну, что, притихли, щас я вас всех поубиваю – сипел он.
Бабушка и тетя Нина встали у него на пути, грудью заслонив нас.
– Ты что? Совсем сдурел, пьяный черт! Совсем уже!
Он стал сопротивляться, стараясь оттолкнуть их. Тут кто-то из студентов не выдержал и поднялся.
– Чего лезешь, сюда иди, щас я тебя наряжу, – страшно сипел Тяпк'oв.
Двое здоровых парней вскочили, сгребли тщедушное и ничего не соображающее тяпковское тело в охапку вместе с ружьем и потащили на сеновал. Все выскочили из избы смотреть, что будет.
Конец ознакомительного фрагмента.