Певец тропических островов

И повесила трубку.

— А… а… а! — Она протянула это "а… а… а" почти так же, как минуту назад, глядя на Вахицкого, молодой врач. — А… это вы! Что вы сказали?

— Я надеюсь, что сейчас доставлю профессора, которого вы искали, — вполголоса произнес Леон. — Я знаю, где он… Бегу… Что ему сказать?

— Пусть немедленно сюда позвонит. — Сестра заколебалась. — Симптомы абсолютно нетипичные…

III

Зашипела пружина, и стрелка на стенных часах перепрыгнула на половину одиннадцатого. Раздался глухой удар. Леон выбежал во двор.

Во дворе, несмотря на то что фасад больницы был залит светом (а возможно, именно поэтому), казалось еще темнее, чем двадцать минут назад. Серела только разветвляющаяся у подъезда дорога, с двух сторон огибающая клумбу и снова соединяющаяся, только уже где-то возле ворот, которые в темноте не были видны. Во дворе или, вернее, в саду — поскольку слева и справа шелестели черные лохматые кроны ко всему равнодушных деревьев — уже царили ночной покой и предусмотренная правилами целебная тишина. Возле лестницы не было никого, к кому можно было бы обратиться, и вообще ни одной живой души. Леон свернул влево и по плотному грунту обогнул клумбу. Такси! — думал он, может, за воротами поймаю… До ворот оставалось не больше дюжины шагов, но впереди пока не было видно ничего даже отдаленно их напоминающего: ни железных прутьев, пересекающих темно-синюю пустоту, ни сереющих по бокам каменных столбов. Ничего, буквально ничего. Чем больше отдалялся Леон от дома, тем становилось темнее. Бежал он едва ли не на ощупь, вслепую. Деревья, что ни шаг, тянули к нему свои цепкие косматые ветви.

А в остальном все вокруг застыло в равнодушном молчании. Безмолвствовала едва белеющая цветами черная клумба, как ни в чем не бывало источая крепкий аромат душистого табака. Ветки, которые Леон задевал, с бесстрастным шуршаньем отклонялись и распрямлялись вновь. Пелена туч, слегка протертая (словно изношенная материя на локте) в том месте, где, вероятно, краснела луна, тоже бездушно молчала, подобно небесам — и тем, что с маленькой буквы "н", и тем, что с "Н" большой. "Такси… — повторял Леон. — Что ж это ничего не видно, хоть глаз выколи…" Он обогнул лишь часть цветника, но казалось, бежит уже давно. Поэтому он ускорил шаг и чуть ли не скачками понесся вперед. И вдруг что-то ослепительно яркое хлестнуло его по глазам. Не замедляя бега, Леон невольно зажмурился, но тут же снова открыл глаза. На этот раз он выдержал необычайное сверкание, внезапно озарившее тьму перед его лицом. Мгновение спустя свет померк, пожелтел, и тогда Леон увидел просто в двух шагах от себя — пару оштукатуренных столбов, охраняющих вход в больницу, и на их фоне черные прутья распахнутых ворот… Он стремительно отскочил в сторону, прямо в гущу подстриженных кустов туи. И в самое время. В нескольких дюймах от него с ревом, даже не просигналив, промчался поблескивающий светлой эмалью открытый спортивный автомобиль — вероятно, очень дорогой. Вспарывая воздух, волны которого, словно чье-то горячее дыхание, едва не обожгли Леона, машина в мгновение ока обогнула цветник и, зашуршав шинами, остановилась перед порталом больницы. Неужели еще один несчастный случай — может быть, привезли еще одного человека, нуждающегося в безотлагательной помощи врачей. "Черт, кто ж так ездит!.." — тем не менее чуть не крикнул Леон. Выбравшись из кустов, он выбежал за ворота. Но и там было черно как в преисподней. Ослепленные светом фар глаза с трудом привыкали к темноте. Однако Леон видел достаточно хорошо, дабы убедиться, что поблизости нет ни одного такси. Да и откуда оно здесь могло взяться!

— Такси, такси! — все же закричал Вахицкий.

Никто ему не ответил, если не считать больничной собаки, отозвавшейся из глубины сада. А может, эта машина… вдруг подумал Леон и обернулся. На фоне освещенной лестницы у входа в больницу четко вырисовывалась мощная машина, а в ней две фигуры — мужская и женская. Женщина в развевающемся шарфе выскочила прямо на ступеньку и наклонилась к мужчине, оставшемуся за рулем. Две головы слились в одно темное пятно — видно, женщина поцеловала человека в машине. Секунду спустя автомобиль, негромко зафырчав, рывком стронулся с места и тут же зашипел на чересчур лихом повороте.

Задние колеса занесло, машина чуть не въехала на клумбу, но удачно вывернула и с урчанием помчалась к воротам. Чистое безумие! — так вести машину мог лишь человек, в высшей степени легкомысленно относящийся к собственной жизни. К счастью, владелец автомобиля не успел включить полный свет, и на этот раз фары не ослепили Леона. Расставив ноги, он стал посреди дороги и, сорвав с головы панаму, принялся ею размахивать. Желтоватые огни приближались; Леон не успел сосчитать до трех, а машина была уже перед ним. И резко остановилась.

— Ну как вам мои тормоза? — донесся из автомобиля смеющийся голос.

— Речь идет о человеческой жизни… — не дав ему договорить, начал Леон, и голоса их слились. Ни тот, ни другой не поняли, кто о чем говорит.

Тем временем завеса туч истончилась, и луне удалось проглянуть сквозь нее.

Какая-то сила отбросила Леона назад, вдавив позвоночник в спинку сиденья, автомобиль же буквально прыгнул вперед. Снопы света ворвались в улочку, переполошив извозчичью лошадь, которая на мгновенье возникла перед ними, потом мелькнула сбоку и исчезла позади. Мотор урчал все громче. Молодой человек прибавил газу.

— А какая, простите, связь между Польским театром и чьей-то болезнью? — спросил он с еще большим любопытством.

— Я разыскиваю токсиколога… кажется, он на спектакле.

— А что, из больницы не могли ему позвонить?

— Они уже звонят кому-то другому, только, похоже, никого нет дома… Я решил… на свой риск.

Возбуждение или сильное волнение, приближаясь к наивысшей точке, иной раз внезапно сменяется прострацией. Это и произошло сейчас с Вахицким. Он сидел как истукан.

— Вы прекрасно говорите по-польски, — услышал он.

И схватился за дверцу, так как в эту минуту машину сильно тряхнуло. Разговаривать ему не хотелось.

— А почему бы и нет, ха… — все же ответил он. — Я с рождения так говорю.

Молодой человек, держа руль одной рукой и нисколько не заботясь о том, что на мостовой перед ним может появиться неожиданно препятствие, повернулся к Леону лицом.

— Серьезно?.. Голову бы дал, что вы приехали из Аргентины или из Гонолулу. Да мало ли откуда!.. Ваш костюм и шляпа — такое только в кино увидишь. Любопытно! Я уж решил, что вы владелец кофейных плантаций.

Пс-с… пс-сс… зашуршали шины, и машина, резко повернув, накренилась набок. Фонари то наклонялись, то выпрямлялись. Какой-то прохожий отскочил в сторону. Все мелькало с такой быстротой, что Вахицкий не успевал следить за дорогой. Наконец он узнал маленькую площадь и памятник Копернику. С правой стороны от них, немое и равнодушное, высилось здание кассы Манёвского [74] , а с левой, на углу, тускло светились лампочки за стеклянной дверью ресторанчика "Под карасем". Кучка прохожих с бранью отскочила с середины мостовой к памятнику.

74

Полуофициальная общественная организация, оказывающая материальную помощь людям, занимающимся наукой; Манёвский — ректор Главной школы (высшего учебного заведения).

— Вы всегда так ездите? — спросил Леон.

— Всегда…

Просигналив и по-прежнему не снижая скорости, молодой человек нырнул в узкую улочку Карася. Спустя мгновение машина с шипеньем подкатила к Польскому театру и застыла перед подъездом. Рубашка еще раз вздулась и опала на груди красавца блондина. Он был хорошо сложен, но его грудная клетка решительно ничем не была примечательна: она не казалась ни чересчур атлетической, ни чересчур впалой. Однако…

…Однако через каких-нибудь несколько лет после той июльской ночи она была прошита очередью из немецкого пулемета; молодой блондин в мундире поручика и в каске ехал тогда на военной машине где-то на севере страны. Но кому в ту ночь могло такое привидеться!

— Эй, ты куда? В "Адрию" не заглянешь? — вдруг крикнул он, высунувшись из машины.

Мимо театрального подъезда как раз проходил какой-то человек. Услыхав оклик, он посмотрел в их сторону и помахал рукой.

— Загляну, но только не раньше часа, — крикнул он в ответ.

— Ну, пока!..

Прохожий скрылся за углом, а красавец блондин наклонился к уху Вахицкого.

— Знаете, кто это был?.. Никогда не угадаете… Один из тех, что меня били…

Леон, как мы знаем, очень спешил. Кто кого бил, он понятия не имел. Да и почему его должны были интересовать пьяные потасовки, особенно… особенно в такую минуту!