Певец во стане русских воинов
Шрифт:
Изолина поднялася…
От бесчувствия могилы
Возвратясь незапно к жизни,
В гробовой она одежде,
Как в уборе брачном, встала;
И, не зная, что с ней было,
Как объятая виденьем,
Изумленная спросила:
«Не пропел ли здесь Алонзо?..»
Так, пропел он,
Но ему не петь уж боле:
Пробудив тебя из гроба,
Сам заснул он, и навеки.
Там, в стране преображенных,
Ищет он свою земную,
До него с земли на небо
Улетевшую подругу…
Небеса кругом сияют,
Безмятежны и прекрасны…
И, надеждой обольщенный,
Их блаженства пролетая,
Кличет там он: «Изолина!»
И спокойно раздается:
«Изолина! Изолина!» —
Там в блаженствах безответных.
26–28 марта 1831
Покаяние
Был папа готов литургию свершать,
Сияя в святом облаченье,
С могуществом, данным ему, отпускать
Всем грешникам их прегрешенья.
И папа обряд очищенья свершал;
Во прахе народ простирался;
И кто с покаянием прах лобызал,
От всех тот грехов очищался.
Органа торжественный гром восходил
Горе во святом фимиаме.
И страх соприсутствия божия был
Разлит благодатно во храме.
Святейшее слово он хочет сказать —
Устам не покорствуют звуки;
Сосуд живоносный он хочет поднять —
Дрожащие падают руки.
«Есть грешник великий во храме святом!
И бремя на нем святотатства!
Нет части ему в разрешенье моем:
Он здесь не от нашего братства.
Нет слова, чтоб мир водворило оно
В душе погубленной отныне;
И он обретет осужденье одно
В чистейшей небесной святыне.
Беги ж, осужденный; отвергнись от нас:
Не жди моего заклинанья;
Беги: да свершу невозбранно в сей час
Великий обряд покаянья».
С толпой на коленях стоял пилигрим,
В простую одет власяницу;
Впервые узрел он сияющий Рим,
Великую веры столицу.
Молчанье храня, он пришел из своей
Далекой отчизны как нищий;
И целые сорок он дней и ночей
Почти не касался до пищи;
И в храме, в святой покаяния час,
Усердней никто не молился…
Но грянул над ним заклинательный глас
Он бледен поднялся и скрылся.
Спешит запрещенный покинуть он Рим;
Преследуем словом ужасным,
К шотландским идет он горам голубым,
К озерам отечества ясным.
Когда ж возвратился в отечество он,
В старинную дедов обитель:
Вассалы к нему собрались на поклон
И ждали, что скажет властитель.
Но прежний властитель, дотоле вождем
Их бывший ко славе победной,
Их принял с унылым, суровым лицом,
С потухшими взорами, бледный.
Сложил он с вассалов подданства обет
И с ними безмолвно простился;
Покинул он замок, покинул он свет
И в келью отшельником скрылся.
Себя он обрек на молчанье и труд;
Без сна проводил он все ночи;
Как бледный убийца, ведомый на суд,
Бродил он, потупивши очи.
Не знал он покрова ни в холод, ни в дождь;
В раздранной ходил власянице;
И в келье, бывалый властитель и вождь,
Гнездился, как мертвый в гробнице.
В святой монастырь богоматери дал
Он часть своего достоянья:
Чтоб там о погибших собор совершал
Вседневно обряд поминанья.
Когда ж поминанье собор совершал,
Моляся в усердии теплом,
Он в храм не входил; перед дверью лежал
Он в прахе, осыпанный пеплом.