Певерил Пик

«Если бы все мои орудия, — думал он, — могли действовать слаженно и ровно, как легко было бы преодолеть все препятствия! Но с помощниками столь слабыми и ненадежными я должен каждый день и каждый час со страхом ждать, что падение одной опоры разрушит все здание и я буду погребен под его развалинами. Впрочем… если бы у этих людей не было слабостей, на которые я сетую, как сумел бы я приобрести над ними такую власть, как сделал бы их послушным орудием в моих руках даже тогда, когда они как будто проявляют собственную волю? Наши фанатики правы, утверждая, что все на свете к лучшему».

Читателю может показаться странным, что среди всех размышлений Кристиану ни разу и в голову не пришло, что добродетель его племянницы окажется той мелью, на которой потерпит крушение корабль его надежд. Но ведь он был отъявленный негодяй, закоренелый развратник, а потому не верил в добродетель прекрасного пола.

Глава XXX

Карл (пишет Драйден) обладал короной,

Но не был выдающейся персоной.

Зато не изменял друзьям своим

И на пирушках был незаменим!

Уолкот

Лондон, великое средоточие всевозможных интриг и козней, привлек теперь на свои темные и туманные улицы большую часть уже известных нам лиц.

Джулиан Певерил среди других dramatis personae note 63 тоже приехал туда и остановился в одной из маленьких гостиниц предместья. Он считал необходимым скрываться до тех пор, пока тайно не повидается с друзьями, которые более других могли бы помочь его родителям и графине в их неопределенном и опасном положении. Самым могущественным из этих друзей был герцог Ормонд, чья верная служба, высокое звание и всеми признанные достоинства и добродетели еще сохраняли ему некоторую силу при дворе, хотя считалось, что он у короля в немилости. Сам Карл так смущался и терялся в присутствии этого верного и благородного слуги своего отца, что Бакингем однажды дерзнул спросить: герцог ли Ормонд в немилости у короля, или его величество потеряло расположение герцога? Но Джулиану не повезло: ему не удалось воспользоваться ни советом, ни помощью этого выдающегося человека. Его светлости герцога Ормопда в Лондоне в это время не было.

Note63

Действующих лиц (лат.).

Кроме письма к герцогу Ормонду, графиня больше всего беспокоилась о письме к капитану Барстоу (иезуиту, настоящее имя которого было Фенвик). Его можно было найти, или по крайней мере узнать о нем, в доме некоего Мартина Кристала в Савойе. Туда-то и отправился Джулиан, как только выяснилось, что герцога Ормонда нет в городе. Он понимал, какой опасности подвергается, служа посредником между иезуитом и подозреваемой католичкой. Но, добровольно приняв грозившее ему опасностью поручение графини, он сделал это искренне, с намерением исполнить все так, как ей бы хотелось. Однако смутное чувство страха невольно овладело им, когда он очутился в лабиринте галерей и коридоров, ведущих в разные мрачные углы старинного здания под названием Савойя.

Эта древняя и полуразвалившаяся громада занимала участок среди присутственных мест в Стрэнде, обычно называемых Сомерсет-хаус. Савойя была когда-то дворцом и получила свое название от имени графа Савойского, который ее построил. Сначала здесь жил Джон Гонт и другие знаменитые люди, потом Савойя превратилась в монастырь, потом в больницу и, наконец, при Карле II, сделалась скоплением развалившихся строений-трущоб, населенных главным образом людьми, имеющими какое-либо касательство к Сомерсет-хаусу или зависящими от этого расположенного по соседству дворца, которому повезло больше, чем Савойе, ибо он еще сохранил название королевской резиденции и был местопребыванием части двора, а иногда и самого короля — у него были здесь свои апартаменты.

После многих расспросов и ошибок Джулиан нашел в дальнем углу длинного и темного коридора, где сгнившие; от времени полы, казалось, готовы были провалиться под ногами, потрескавшуюся дверь, украшенную дощечкой с именем Мартина Кристала, маклера и оценщика. Он уже поднял руку, чтобы постучать, как вдруг кто-то дернул его за плащ; Джулиан обернулся и с изумлением, почти с испугом увидел глухонемую девушку, которая короткое время сопровождала его в дороге, после того как он покинул остров Мэн.

— Фенелла! — воскликнул он, забыв, что она не может ни услышать, ни ответить. — Тебя ли я вижу, Фенелла?

Фенелла, приняв предостерегающий и повелительный вид, какой она обычно принимала, завидев его, стала между ним и дверью, куда он намеревался постучать, и, качая головою, нахмурила брови и подняла руку, словно запрещала ему входить туда.

С минуту подумав, Джулиан вообразил, что причиною появления Фенеллы и такого ее поведения может быть только приезд в Лондон самой графини; что она, вероятно, послала свою глухонемую служанку с доверительным поручением уведомить его о перемене в своих намерениях и что теперь, быть может, не нужно и даже опасно вручать письмо Барстоу, или, по-настоящему, Фенвику. Он знаками спросил Фенеллу, графиня ли ее прислала. Та кивнула. Джулиан спросил, нет ли к нему письма. Глухонемая нетерпеливо покачала головой и, знаком приказав ему следовать за нею, быстро побежала по коридору. Джулиан пошел за Фенеллой, предполагая, что она ведет его к графине. Но его удивление еще больше возросло, когда он увидел, что глухонемая ведет его по темному лабиринту полуразвалившейся Савойи с таким проворством и легкостью, как некогда водила под мрачными сводами замка Рашин на острове Мэн.

Вспомнив, однако, что Фенелла долго жила с графиней в Лондоне, Джулиан сообразил, что она может хорошо знать старый дворец. В нем жили многие чужеземцы, находившиеся на службе у обеих королев — царствующей и вдовствующей. И даже многие католические священники, несмотря на строгие законы против папистов, находили убежище в Савойе, скрываясь под различными личинами. Весьма вероятно, что графиня Дерби, француженка и католичка, имела тайные связи с этими людьми, иногда используя для этой цели и Фепеллу.

Размышляя таким образом, Джулиан шел за своей провожатой; легким и быстрым шагом миновала она Стрэнд, потом Спринг-гарденс и наконец вывела его в парк.

Час был еще ранний, и в парке почти никого не было, если не считать нескольких гуляющих, которые пришли сюда, чтобы насладиться свежим утренним воздухом под сенью деревьев. Знатность, пышность и щегольство появлялись здесь не ранее полудня. Читатели наши, вероятно, знают, что место, где стоят теперь казармы конной гвардии, во времена Карла II составляло часть Сент-Джеймсского парка, а старинное здание, называемое ныне Казначейством, принадлежало Уайтхоллу и непосредственно соединяло его с парком. Для осушения почвы по плану знаменитого Лепотра был выкопан канал и выведен в Темзу через пруд, наполненный самой редкостной плавающей птицей. Именно к этому пруду и направилась, не замедляя шага, Фенелла, и Джулиан увидел там группу из трех-четырех джентльменов, которые прогуливались вдоль берега. Вглядевшись в одного из них, который казался главным среди своих спутников, — Джулиан почувствовал, как отчаянно забилось его сердце, будто ощутив близость человека высочайшего сана.

Человек этот был уже немолод, смуглолиц; пышный парик из длинных черных локонов покрывал его голову. Одет он был в платье из простого черного бархата; на ленте, небрежно перекинутой через плечо, сверкала бриллиантовая звезда. Резкие, почти грубые черты его в то же время выражали достоинства и добродушие; он был хорошо сложен, крепок, держался прямо и свободно. Идя впереди своих спутников, он иногда оборачивался и ласково говорил с ними, вероятно даже шутил, судя по улыбкам и сдержанному смеху, возбуждаемому его остротами. Сопровождавшие его люди были одеты также в утренние туалеты; по их наружность и манеры свидетельствовали о том, что это были люди знатные, находящиеся в присутствии еще более высокой особы, которая удостоивала одинакового внимания и их, и семь-восемь маленьких черных лохматых спаниелей. Собачки выказывали не меньшее усердие, чем их двуногие сотоварищи, стараясь не отстать от своего господина, и тот забавлялся их прыжками, то поддразнивая их, то унимая. Шествие замыкал лакей, или грум, с двумя корзинами; человек, только что нами описанный, время от времени брал горсть зерна из корзины и бросал птицам, плавающим в пруду.

Все знали, что это любимая забава короля, а потому Джулиан Певерил, увидев лицо этого человека и поведение его спутников, убедился, что подошел ближе, чем позволяло приличие, к Карлу Стюарту, второму из английских государей, носивших это злосчастное имя.

Джулиан в замешательстве остановился, не зная, как объяснить своей глухонемой провожатой, что дальше идти он не хочет; но тут один из джентльменов, составлявших королевскую свиту, по знаку государя, который пожелал послушать понравившуюся ему мелодию из спектакля, виденного накануне вечером, вынул флейту и заиграл веселую, задорную песенку. И в то время как добродушный монарх дирижировал музыкой, отбивая при этом такт ногой, Фенелла продолжала приближаться к нему, словно очарованная звуками флейты.