Пицца МОСГУГ

Если наше окно было монументальным, то здесь – вполне обыкновенное, аккуратное окно, впрочем, такое же потрёпанное. Зато имелось дополнительное маленькое окошко, смотрящее в перпендикулярную сторону поверх внешних пристроек, и из него можно было рассмотреть тыльную часть Большого театра.

Оказывается, умывальник с унитазом имели отдельное помещение, изолированное от всего остального стеклянной дверью. Понятно, почему у нас её нет – её просто выбросили, чтобы не мешалась в нашей тесноте. Была какая-то нехитрая мебель, точно не помню какая именно, но под столом ютилась овчарка, размеры которой только выигрывали от общей компактности помещения, скажем так.

Так, вот, первым неизгладимым впечатлением стала пасха, которой меня и отпотчевал дядя Боря. Неожиданное блюдо из отварного риса с изюмом мне понравилось, но породило вопрос "А?" Он мне много чего рассказал о пасхе, о Пасхе и почему я, собственно, встречен таким образом. Я был крещён в младенчестве, немного уже знал о церкви (хотя бы уже то, что в окружающем меня развитом социализме она присутствует) и все деревенские родственники – активные прихожане. Но в Москве с таким проявлением религиозности я столкнулся впервые. В голове укоренилось фундаментально.

Второе посещение соседа обернулось для меня в прямом смысле кровопролитием. Виноват я сам. Мне почему-то показалось, что единственного посещения вполне достаточно, и я могу чувствовать себя в чужой квартире свободно. Бдительная овчарка была с этим не согласна и внесла свои коррективы… Опередив на лестнице дядю Борю, я буквально ворвался в его квартиру, за что и получил… Собака прикусила слегка мне правую ладонь. Кровищи было много, ещё больше поросячьего визга. Если бы слышала мама, она бы точно упала в обморок. Впрочем, успокоился я довольно быстро, да и визжал я не от боли, а от непонимания несправедливых, как мне казалось, действий четвероногого охранника.

Впрочем, последствия укуса остались навсегда. И, если с царапиной на ладони вата с "зелёнкой" справились быстро, то боязнь собак, а заодно и других животных, осталась навсегда…

Глава 8. Капсулы времени.

Не понимаю, почему я до сих пор не обращал внимания на очевидное. Кроме фотографий в моём распоряжении до сих пор остаются самые настоящие "очевидцы" тех событий. Как они могли выпасть из поля моего зрения? Ума не приложу… Не истлели ещё, курилки! Каким-то чудом эти сокровища не были выброшены могучим ураганом во время нескольких переездов. Или просто по глупости за ненадобностью. Три кирпичика "старинной кладки", три самые настоящие капсулы времени, сохранившие аромат ушедшей эпохи и моего ушедшего детства. Я просто не имею права не упомянуть об этих артефактах и связанных с ними воспоминаниях…

Удивительное свойство имеют эти вещицы из того времени. Прикоснёшься к ним, и моментально всплывают в памяти давно забытые события, к которым ты, оказывается, имеешь самое непосредственное отношение. Но ты на это смотришь со стороны в великом волнении, и перехватывает дыхание от переполняющих, непонятно откуда взявшихся, эмоций. Эмоций, слишком свежих к столь давним дням, и таких глубоких, для меня теперешнего. Перемешалось прошлое с настоящим и уже не понятно, то ли вещь напомнила о прошлом, то ли само прошлое цепляется за настоящее и не хочет отпускать.

Перебирал шкаф и наткнулся на непонятную кожаную полоску с совсем не понятными металлическими вставками… Вертел её в руках, вертел. Силился понять, что же это за фиговина такая, каким образом и в качестве чего она мною применялась? Долго я соображал… Отбросил в сторону и принялся расчищать шкаф дальше. Снова неожиданная находка! Ну, эта похожа на шарф… Только какой-то маленький, расползающийся…

Вспомнил! Этот шарф я носил в детском саду, а эта непонятная кожаная полоска со вставками – ремень, которым я подпоясывал клетчатое пальтецо. И сразу, как за ниточку стал вытягивать из памяти связанные с этими предметами эпизоды. Вот, в этом самом пальтеце и кожаной легкомысленной шапке с ушами и помпоном я стою в каком-то дворе рядом со снеговиком – недомерком моего роста, а на руках у меня мокрые вязаные варежки на резиночке. Помню ещё, что помпон этот был кислым и противным на вкус.

Дальше вытягиваем ниточку и обнаруживаем, что на ногах у меня такие же мокрые, как и варежки, утеплённые треники и тряпочные боты "прощай молодость" на "молниях" с бляшками снега в своих ворсинках. И двор этот совсем не "какой-то", а настоящая детская площадка с полноценной железной "горкой" и ещё с чем-то заваленным снегом. Мало того, на этой площадке я играю с другими детьми, также одетыми, словно пленные немцы под Сталинградом… Кажется, я жду, когда меня заберёт мама и поведёт домой. Уже что-то…

Самое интересное, найденный "привет из прошлого", через неделю снова куда-то делся. Провалился, словно в прорубь упал. Будет забавно снова найти ремешок с шарфом через энное число десятков лет и снова вспоминать об их предназначении.

Третьим предметом, случайно найденным, но уже в деревне, оказался резиновый стилизованный под непонятный брикет попугай. Я раскопал его в разбираемой под сжигание куче хлама на дворе. Пролежал он здесь, наверное, четверть века, если не больше. Когда-то он был ярко-синего цвета с зелёными крыльями и оранжевым хохолком. Теперь он полинял до равномерного глубокого серого колора, но всё равно сохранил своё главное качество – громко и переливчато свистел. Резиновая игрушка – свистушка нисколько не потеряла в звонкости своих "голосовых" данных и свистела также пронзительно громко, как и в "молодости".

Очевидно, родители привезли её в деревню, как только я с возрастом потерял к ней интерес в городе. Вот, с попугаем своим фокусом с ниточкой я похвастаться уже не могу. Помню только, что эта игрушка мелькала на фоне нашего чёрно-белого телевизора и периодически со свистом и жалобным хрюканьем "порхала" из угла в угол нашей скромной квартирки.

Очевидно, я постоянно всех "доставал" этой громкоголосой свистушкой и её старались всё время куда-нибудь забросить, лишь бы не оставлять в моих шаловливых ручонках. Но я упорно залезал в самые дальние углы, находил попугая, опять вытаскивал на центр комнаты и с остервенением мял игрушку в руках, издавая скрежещущие звуки. И – очередной бросок, в самый дальний угол, и я, словно лабрадор за уткой, бросаюсь вслед за резиновым попугаем. Тоже картинка из жизни…

Глава 9. Новый год и все-все-все.

То, что мы отмечали наступление Нового года, не подлежит никакому сомнению. После праздника Победы, который, однозначно, был главным праздником и для нашей семьи, и для страны в целом, новогодняя ночь стояла на втором месте по широте "гуляния". Обязательным пунктом в программе было забежать на Красную площадь и в толпе с подвыпившими горожанами радостно проорать "последний отсчёт" часов с курантами на Спасской башне. Незабываемое ощущение единения массы незнакомых людей, моментально становящихся близкими и по – родственному родными.

"Двенадцать!!!" И в воздух полетели пробки из многочисленных бутылок шампанского, замерцали кругляшки конфетти, "взрывы" хлопушек всевозможных. Не знаю, допустимо ли было возлияние у Мавзолея в те года, но народ отмечал вполне расковано и ничего не опасался. Охотно допускаю, что ради Нового года делалось послабление. Кстати, необходимо сделать общее замечание – я не помню ни одного случая столкновения власти с народом в минуты проявления им радости и некоторой вольности по самым разным поводам на этой площади. Как уже отмечал, я прекрасно знал о значении этой площади для политической и общественной жизни страны и примерно представлял себе правила поведения. То ли народ "гулял" с учётом этих правил и как-то незаметно для меня "шифровался", то ли, на самом деле, всё было не так уж строго и мрачно.