Пик

– Кто-нибудь заметил военачальника? – спросил Кент, когда мы подсели к его отряду в столовой.

Мы помотали головами, и Кент вздохнул.

Я случайно подняла взгляд на видэкран – там крутили Охотничий канал. Тобер с Искрой дружно укладывали парочку огров. И я сразу узнала место действия.

– Ого, – сказала я. – Это же штаб псайкорпуса. И чего это ни один Псаймон не выйдет и не поможет?

– А они Охотникам больше не помощники, – ядовито усмехнулась Мей. – Абигайл Дрейф очень не понравилась реакция общественности на самопожертвование ее Псаймонов во время Первой Битвы.

Вот это новости. Но все, что бесит Абигайл Дрейф, уже само по себе интересно.

– Реакция общественности? – переспросила я.

– Скорее недостаток реакции, – фыркнул Пожар. – О, я слышал, кто-то неизвестный оставил на ступенях псаймонского штаба траурный венок с лентой. А на ленте будто бы надпись «Так держать».

Даже не знаю, что об этом думать. Абигайл Дрейф я ненавижу. По-настоящему. Из-за нее нам пришлось расстаться с Джошем, Псаймоном на службе у моего дяди. Дрейф своими Псаймонами крутит и вертит как хочет, и это очень мягко сказано. Она без зазрения совести и вполне осознанно подвергла их смертельной опасности, а кого-то вообще отправила на верную гибель. И вряд ли хоть словечком обмолвилась своим подчиненным, что на самом деле им грозит. Вот кого бы сделать наживкой для драккена. Пускай бы драккен ее жевал, а я бы не спешила его укладывать.

Но не отправь она тогда Псаймонов к Барьеру, мы бы полегли как трава в поле, а город был бы во власти пришлецов. Ну ладно… Отправила так отправила. Но бедняги Псаймоны не заслужили всего этого – чтобы валиться замертво от истощения или что там их убило в конце концов. И Дрейф послала их к Барьеру, зная, что их там ждет. Нет, это не в псайкорпусе проблема. Проблема в одной лишь Абигайл Дрейф. Попадись она мне – скормлю драккену.

Судя по лицу Кента, он думал что-то в этом роде. Пожар покосился на него и даже покраснел от гнева.

– Я бы эту Дрейф под поезд кинул и глазом не моргнул, – медленно произнес Кент. – А псайкорпус… тут ни при чем. Уверен, что многие Псаймоны нипочем не станут болтаться у вас в голове по одной лишь прихоти Дрейф. Может, даже и большинство из них. И… не хочу так думать, но сдается мне: те, кого она бросила к Барьеру умирать, не больно-то соглашались быть у нее на побегушках.

Пожар согласно покивал: мол, да, такие дела.

И тут случилось маленькое чудо. Все наши перскомы и сигнализация в столовой хором подали теперь уже знакомый мне сигнал: «штормовое предупреждение». Мы все воззрились на видэкраны – а там показывали великолепную, грандиозную бурю, которая надвигалась на нас. Роскошный густо-красный и фиолетовый грозовой фронт. И шел он не слишком быстро – значит, в этот раз обошлось без гром-птиц, – но очень даже уверенно, обещая нам двенадцать, а то и все двадцать часов передышки. Или еще больше – если буря подкопит по дороге сил и влаги. И у нас у всех вырвался громкий вздох, вернее, даже стон. И это был искренний стон облегчения.

– Отбой, Элита, у нас выходной, – объявил оружейник. – Кто со мной выпить?

– Я пас, – ответил Лучник. Мей, Скарлет и Пожар тоже покачали головой. – Я лучше спать. А то как бы мне не заснуть по пути к себе.

Зато Молот, Гвоздь и Марк поддержали оружейника. А я постаралась сделать невозмутимое лицо, но Кент сам ткнул в меня пальцем:

– И ты тоже, детка, если не вырубишься сию минуту. Ты Элит-Охотница – считай, тебе присвоено почетное звание взрослой.

– Ну, раз так, – вмешалась Скарлет, – я передумала. Мы с Радкой как-нибудь вместе доползем.

Мы со Скарлет жили прямо напротив друг друга. Очень удобно, если одна из нас что-то растянула или вывихнула и надо намотать повязку или сменить бинты. Такая вот дружба по поводу растянутых лодыжек. Для цива, наверное, звучит странно, но мы, Охотники, так и живем.

Да нет, я не то чтобы любительница возлияний, но я же помню, как мне стало хорошо от той сладкой вкуснятины, что я пила в Элит-баре. А я вся закаменела и никак не могу расслабиться. Учителя мне, вероятно, посоветовали бы успокоительное вместо горячительного, то есть медитацию. Но если попробую медитировать – точно засну. И проснусь такая же твердокаменная. Сейчас немножко выпью… утром приму горячую ванну… И через сутки снова стану человеком. Поэтому я резвой рысью двинулась следом за товарищами на второй этаж, где у Элиты имелся свой бар.

При нашем появлении в баре зажегся свет. Здесь все было примерно как в солидных заведениях из старинных роликов: много дерева, вдоль стен тянется ряд кабинок на двоих с мягкой обивкой, рядом с кожаными стульями примостились маленькие столики, перед стойкой из натурального дерева выстроились высокие барные стулья. И целая батарея бутылок на полках за стойкой. На стенах висят портреты погибших Охотников из Элиты. Надо думать, в «нормальные» времена сюда часто кто-то приходит выпить – Элита ведь в клубах не зажигает. Во всяком случае, давненько не зажигала.

Мы расселись на высоких стульях, а Кент отправился за стойку изображать бармена.

Себе и Марку он налил виски, мне – того же красноватого напитка, что в прошлый раз, Скарлет – чего-то прозрачного, а братьям – тоже чего-то прозрачного, но из другой бутылки. У нас на Горе такого разнообразия напитков и в помине нет. Есть старый добрый самодельный виски двух видов – свежий и бесцветный или выдержанный в деревянных бочках. И еще у нас делают пиво и ягодное вино, которое по чуть-чуть дают даже детям. Но пиво я никогда не любила, а от вина, если выпить больше стакана, начинает болеть голова.

Я потягивала потихоньку вкусный напиток и чувствовала, как мышцы мало-помалу размякают. О-о-о, вот оно, счастье! А еще большее счастье – знать, что сегодня я хоть высплюсь нормально, не вполглаза, когда толком не спишь, а дремлешь в ожидании сигнала тревоги. Даже через мощные стены штаба было слышно: раскаты грома все ближе.

Я все еще осторожно, маленькими глоточками, смаковала первый бокал, а остальные уже пошли по второму кругу – и как раз грянула буря. Здание содрогнулось, лампочки, мигнув, зажглись – видно, молния ударила где-то неподалеку и питание на полсекунды отключилось.

Кент поднял стакан. Мы последовали его примеру.

– Моя Джесси обрадуется передышке, – сказал Марк.

Мы с Марком обменялись понимающими взглядами. Ну да, Марк был Охотником и у себя дома, но там-то его не снимали беспрерывно на камеру и не крутили эфиры перед его молодой женой. Для Джесси это и правда будет отдых – не столько от работы, сколько от эфиров и тревоги за Марка.

– Да мы все обрадуемся, чего уж там, – кивнул Кент. И перед следующим глотком обернулся ко мне: – А теперь, когда тут нет десятка лишних ушей, давай-ка выкладывай, что тебе сказал тот Волхв.

Тьфу ты! Небось перед сном просмотрел запись. Но я ответила ему по-честному, все пересказала дословно.

Кент погрузился в размышления.

– И что ты сама об этом думаешь? – наконец спросил он.

К счастью, «моего» Волхва это не касается, так что врать не придется:

– Он определенно меня узнал. Вероятно, слышал обо мне от Жителя-дикаря, Асовой дворняжки. И это, кстати, лишний раз доказывает, что у Жителей между собой все схвачено. А эта тема про «пастыря» и «овец» – тут, по-моему, все ясно. Сами-то мы зовем себя Охотниками, но, подозреваю, для Жителей мы вроде пастушьих псов, защищающих стадо. С их точки зрения мы ни на кого не охотимся. Если бы охотились, то делали бы это на их территории.