Пикассо и его несносная русская жена
Шрифт:
Далее он пишет:
«Пикассо был покорен маленьким ртом Франсуазы, пухлыми губами, густыми волосами, обрамлявшими ее лицо, огромными и чуть асимметричными зелеными глазами, тонкой талией подростка и округлыми очертаниями форм. Пикассо был покорен Франсуазой и позволял ей боготворить себя. Он любил ее так, словно чувство впервые пришло к нему.
Будучи свидетелем этой идиллии, я задавался вопросом, как скажется новая страсть на его искусстве: ведь каждая новая женщина вызывала к жизни новые выразительные средства. И меня пугали страдания, которые неизбежно принесет с собой это чувство...»
И ведь было, чего пугаться. Пикассо был взволнован, словно влюбившийся подросток, и говорил Брассаю, показывая
– Посмотрите, как она красива, как она изящна. Почему бы вам не сфотографировать ее? Только проследите, чтобы волосы были слегка растрепаны. Не снимайте ее, когда она только что вышла из парикмахерской. Я ненавижу аккуратные прически.
Друг Пикассо впервые слышал о неприязни Пикассо к «аккуратным прическам». Ему, как выяснилось, нравились волосы, неприрученные и свободные, как кошки. Кстати, именно так он всегда рисовал свою Франсуазу.
А вот рассказ Карлоса Рохаса:
«После первой же встречи наедине с Франсуазой Жило, происходившей в мастерской Пикассо на улице Великих Августинцев [...], у обоих осталось отчетливое ощущение, что их свяжет общая судьба, а отнюдь не банальная мимолетная любовная связь. Пикассо показал Франсуазе работу из серии «Мастерская скульптора», выполненную в 1934 году, за девять лет до того, как они познакомились в кафе «Ле Каталан». На ней изображены две женщины: одна, обнаженная, сидит на каком-то возвышении, другая стоит рядом, завернувшись в шаль, конец которой закинут за спину. Пикассо обращает внимание своей гостьи на удивительное сходство между нею и этой женской фигурой: «Это вы. Вот здесь. И вы не будете этого отрицать. Меня всегда преследовали некоторые лица, и ваше - из их числа». [...]
В тот день художник попросил Франсуазу раздеться, чтобы увидеть, соответствует ли ее тело тому, что нарисовал он в своем воображении. К удивлению Пикассо, девушка, пока он ее раздевает, стоит не шелохнувшись. Возможно, она бессознательно угадала то, что раньше поняли Фернанда и Ольга: чтобы подчинить себе Минотавра, надо сочетать покорность и преклонение перед ним».
Сравнение с Минотавром очень часто используют биографы Пикассо. Чтобы было понятно, Минотавр, согласно греческому преданию, - это чудовище с телом человека и головой быка, произошедшее от любви Пасифаи, жены критского царя Миноса, к посланному богами быку. Минос потом скрывал его в специально построенном лабиринте, куда ему бросали на пожирание преступников, а также присылаемых из Афин молодых девушек и юношей (согласно легендам, Тесей убил Минотавра, а потом при помощи Ариадны (дочери Миноса и Пасифаи), давшей ему клубок ниток, благополучно вышел из лабиринта.
Что же касается Пикассо, то ему очень нравилась эта легенда, и он часто рисовал Минотавра и его оргии, но преступники и юноши художника не интересовали. Его «чудовищу» нужны были только девушки: юные и жизнерадостные, а главное - свежие и нетронутые, как Ольга Хохлова, когда он ее впервые встретил. Более того, его Минотавру нужны девушки доверчивые и послушные, ибо только такие могли дать ему немыслимые плотские наслаждения. Он и о себе это понял сразу. Для творчества ему необходимы самые сильные сексуальные страсти - без каких-либо ограничений и запретов. И чем старше становился этот Минотавр, тем он все яростнее пожирал эту лакомую пищу, быстро и во все возрастающих количествах. При этом ой искренне полагал, что снисходит до простой смертной, наделяя ее душой и даря ей тем самым «настоящую жизнь», до этого ей неведомую.
Когда Франсуаза в очередной раз пришла повидать Пикассо, он вдруг стал очень ясно выказывать другую сторону природы своего интереса к ней, глядя на нее уже
совсем не как художник. А потом он взял и поцеловал ее в губы. Она не воспротивилась, и Пикассо с удивлением взглянул на нее.– Отвратительно, - сказал он.
– Как можно соблазнить кого-то в таких условиях? Если женщина не собирается сопротивляться, об этом не может быть и речи.
Несколько дней спустя Пикассо снова вернулся к этой теме, и Франсуаза сказала, что заранее ничего обещать не может, но он волен сделать новую попытку в любое время.
Ее слова вновь вызвали у Пикассо раздражение.
– Несмотря на твой возраст, - сказал он, - мне кажется, у тебя большой опыт в подобных делах.
– Вовсе нет, - ответила она, - большим опытом я не обладаю.
– Ну, тогда я не понимаю тебя. Твое поведение лишено смысла.
– Ничего не могу поделать. Лишено оно смысла или нет, оно такое, какое есть.
– Мне трудно тебя понять.
Позднее Франсуаза Жило написала:
«Внешность моя не казалась мне замечательной; с другой стороны, я не считала себя дурнушкой. И чувствовала себя совершенно бесстрашной, непредубежденной и независимой во всех своих суждениях, безмятежно свободной от всевозможных иллюзий, возникающих у молодых людей от неопытности. Словом, мнила себя зрелым философом в обличье юной девушки».
А потом она все же оказалась в его объятиях, и страсть захлестнула их с головой. После этого она лежала рядом с ним совершенно счастливая, не ощущая необходимости ни в чем, кроме его присутствия. Он что-то говорил, а она чувствовала, что это начало чего-то чудесного в полном смысле этого слова.
Нет, тогда он не говорил, что любит ее - было еще слишком рано. Он сказал это, несколько недель спустя. И Франсуаза ему поверила.
Для нее Пикассо являлся великим художником, вызывающим всеобщее восхищение, но совершенно безликим. До этого он возбуждал ее интерес, а теперь в ней пробудились чувства. Оказалось, что они в отношениях способен отойти от всех стереотипов так же решительно, как и в искусстве.
А потом он вдруг сказал:
– Мы не должны слишком часто видеться. Если хочешь сохранить глянец на крыльях бабочки, не прикасайся к ним. Нельзя злоупотреблять тем, что должно принести свет в мою и твою жизнь. Все прочее обременяет меня и заслоняет свет. Наши отношения я ощущаю как открывшееся окно. И хочу, чтобы оно оставалось открытым. Мы будем встречаться, но не слишком часто. Когда захочешь увидеться, позвони мне и скажи.
Пикассо собирался провести ближайшие несколько дней со своей дочерью Майей и ее матерью, Марией-Терезой Вальтер, жившими в квартире на бульваре короля Генриха IV. Шел 1944 год, в том районе не утихали бои, и он волновался по поводу их безопасности.
Париж был полностью освобожден несколько дней спустя, 24-го августа.
После этого Франсуаза Жило на несколько лет стала его новой музой. Он много рисовал ее и при этом почти каждый раз злился:
– Плохо. Никуда не годится.
И безжалостно рвал, рвал, рвал рисунки один за другим.
А потом он вдруг сказал:
– Лучше попозируй мне обнаженной.
Когда она разделась, он поставил ее возле двери, очень прямо, с опущенными по бокам руками.
Франсуаза Жило вспоминает от этом:
«Если не считать солнечных лучей, падавших из высоких окон справа от меня, вся комната была залита тусклым, ровным светом, близким к полумраку. Пабло стоял с напряженным, сосредоточенным видом ярдах в трех-четырех и не сводил с меня глаз ни на секунду. Не касался бумаги; даже не держал в руках карандаша. Мне казалось, что я стою там очень долго. Наконец он сказал: