Пикник на Аппалачской тропе
Шрифт:
— Здравствуйте, — сказал я в ответ.
После минуты удивления начали знакомиться:
— Ненси, нет, Нина.
— Петер.
— Анна.
— Оксана.
— Меня звать Игорь, — говорю я.
— О, Игорь. Моего дядю звали Игорь.
И вдруг:
— Мы организуем русскую вечеринку, — и протянули плакатик с надписью на английском языке: «Мы собираемся сделать вечер Русского клуба под названием „Русская вечеринка“ (эти два слова по-русски). День: 23 октября. Время 8.30 вечера. Место: дом Ненси Смит». Дальше идет адрес и план. «Программа: напитки, закуска, „Столичная водка“ (написано по-русски), друг, еда, все остальное, — что приятно. Только не приводите с собой собак».
— Вы можете не быть членом клуба, чтобы прийти к нам. Мы приглашаем всех. И приятное время для всех мы гарантируем.
— Приходите, пожалуйста, — сказала Ненси-Нина. — Мы вас приглашаем.
А я молчал и старался проморгать глаза. Чувствительным становлюсь. Нервы, наверное.
— Скажите, какую эмблему, которая
— Слишком сложно, так сразу, — улыбнулся я.
— Может быть, мишька… — предложил кто-то неуверенно. — В прошлом году мы изучали роль мишьки в русском фольклоре…
Так смешно они произносят слово «мишка». С мягким знаком после «ш».
Понедельник. Уже 11-е.
День Колумба. Но университет работает.
Безработицу в этой стране я чувствую повсюду. Она достигла уровня (в среднем 10 %), когда все или говорят об этом, или боятся быть уволенными. Страшное для американца слово «депрессия» уже слышится повсюду. Один мой знакомый — Джон, немолодой адвокат из Детройта, уже окончательно уволен. Правда, он вскоре нашел себе работу, но здесь, в Буффало, а семья его еще в Детройте. Он уже снял квартиру, правда, пока спит на полу. В квартире нет мебели. Наша знакомая по сквер-данс — Диана Лозан — тоже перестала работать у своих стариков. Но эта храбрая девочка не теряет мужества. Она сказала нам, что в это воскресенье она делает «гараж-сейл», то есть полную распродажу всего, что у нее есть в квартире, и покидает Буффало на своем удивительном автомобиле с развевающимися по ветру концами липких лент, которыми приклеена к кузову его откидная крышка. Куда она едет?
— Я еду куда-нибудь в штат Кентукки. Говорят, что во многих местах этого еще дикого штата требуются рабочие, но нет жилья. А у моего отца дома стоит старый трейлер. И папа разрешил мне его взять. Поэтому мне будет где жить. Ведь зима на носу. Что я буду делать? Что угодно, я все умею, ведь я кантри-гел, деревенская девушка, и у меня на руках выросли пять младших братьев и сестер. Одно я знаю точно. Я никогда не вернусь в родительский дом…
Гараж-сейл! Каждую субботу и воскресенье, когда ты едешь на машине по улице жилых кварталов, встречаешь часто такие самодельные объявления. И, остановившись, ты увидишь, что прямо на лужайке, на траве или газетах, фанерках, табуретках и лавках лежит все, что принадлежало хозяевам, до самых простых помятых, но вычищенных кастрюль, старых ковриков, белья, стоптанных ботинок, потрепанных книжек, безделушек, которые еще вчера были частью домашнего обихода, а сейчас, на траве, выглядят так наивно, иногда жалко и трогательно. Продаются и сами табуретки, лавки, скрипучие стулья. Масса людей приезжает на такие сейлы. Ведь все здесь продается обычно за бесценок. На каждой вещи приклеена бумажка с ценой. Все ходят по траве, поднимают с земли вещи, смотрят на цену, и многие, даже из тех, кто заезжал просто так, из любопытства, покупают. Вот так же, еще в Боулдере, мы с Дасти заехали посмотреть на такой сейл и оба не могли устоять. Я, например, купил помятую кастрюлю для своей кухни (она продавалась за пятьдесят центов, а в магазине стоит шесть долларов), купил сковородку тоже за пятьдесят центов, купил две чашки, чтобы пить кофе, каждая чашка продавалась за пять центов. А в магазине я заплатил бы полтора доллара. А потом вдруг я нашел прекрасные тяжелые с длинными ручками из черного дерева кухонные нож и вилку для разрезания больших кусков мяса. И цена этого набора была лишь один доллар. Я не устоял. Видно, хозяева, молодая пара, которая сидела за столом под деревом и собирала деньги, действительно переезжали и распродавали все, что имели. Рядом с ними, подняв хвост, возбужденный множеством запахов домашних вещей, прохаживался, терся о ноги людей и мурлыкал большой кот. Он не понимал еще, что было написано на листе бумаги, прикрепленном к дереву над столом. Там было написано: «Этот кот тоже продается!» Правда, цены не было. Я спросил хозяина, почему нет цены на кота. «О, мы хотим продать кошку хорошим людям. Поэтому, если покупатель нам понравится, мы отдадим кошку очень дешево. Если покупатель покажется недобрым, мы заломим цену, за которую его наверняка не купят».
Когда я пришел к машине со своими покупками, я нашел там Дасти, который тоже накупил всякого барахла «по дешевке» и теперь думал, как он объяснит необходимость этих покупок жене.
Сейчас, наверное, Диана ведет уже осторожно свой трейлер через холмы-предгорья Аппалачей в свой Кентукки, а еще в пятницу Джон-адвокат взял меня с собой попрощаться с этой девушкой, и мы пришли в «Маяк любви», к этому дому-церкви, когда там уже шла «служба». Через стены на улицу доносились лишь звуки барабанов, все остальное поглощали стены, и казалось, что там звучит бубен шамана, даже страшновато было входить. Когда мы вошли, музыка уже смолкла, и сестра Джин попросила свою «паству» рассказать, что хорошего и необычного принес на этой неделе Лорд. И одна за другой вставали женщины и рассказывали о мелких вещах, которые им удалось по дешевой цене купить с помощью Лорда. А потом встала еще одна женщина и сказала что-то,
чего я не разобрал, и показала на своего соседа. Все радостно и долго хлопали, а мужчина лет тридцати пяти встал и кланялся, кланялся. Я спросил Джона, что за счастливый случай произошел с этим человеком.— О, он нашел два дня назад работу. Он был безработным тринадцать месяцев.
— Я тоже чуть не потерял работу, — вступил в разговор сосед справа. — Я водитель грузовика, и мы бастовали три недели. Но мы проиграли забастовку. Два дня назад мы вышли на работу, и я рад, что меня хотя бы не уволили. Ведь я работал у них пятнадцать лет, и если они начнут увольнять, я буду уволен одним из последних. Но они отняли у нас несколько дней отпуска на рождество…
А потом я следил, как сестра Джин изгоняла сатану из какого-то мужчины, лохматого, в расстегнутой на груди ковбойке, с длинными до плеч волосами, с длинными, свисающими вниз усами. Он рассказывал, как в 1970 году кончил школу, но не смог найти работу, вступил в армию, был направлен в Германию и там стал наркоманом. Принимал ежедневно максимальную дозу наркотика героина. Как потом ой вернулся в Штаты, почти год лежал в госпитале, вылечился, но начал пить. Как несколько раз подумывал о самоубийстве и вот сейчас женился, и жена привела его сюда в надежде, что все дело в «дьяволе», который сидит внутри мужа и никак не хочет уйти оттуда. С тяжелым чувством ушли мы с Джоном из этого дома…
Правда, следующий день, суббота, принес много приятного. Дан, муж хозяйки моего первого мотеля «Мавританский двор», взял меня с собой в поездку к своему дому в 60 милях на юго-восток от Буффало, и мы наслаждались красотой холмов, покрытых лесами в осенней разноцветной раскраске. Дан продает дом, в котором он прожил почти тридцать лет, родил и воспитал четырех сыновей. Все эти тридцать лет он ездил каждый день на работу в Буффало, тратил от полутора до трех часов на дорогу в один конец. А сейчас у него уже нет сил так ездить, да и дети выросли, только Мишел еще в доме.
— Кстати, Игор, ты знаешь, что Мишел не наша родная дочь? Когда наши дети выросли, мы решили взять на воспитание еще одного ребенка. Она была сирота. Мы взяли ее от ее родственников. Ей было два с половиной года. Мы приготовили ей маленькую спаленку, полную игрушек, привезли ее домой, и вдруг она упала на кровать и начала плакать. Мы испугались. А она вдруг успокоилась и сказала нам: «Наконец-то я приехала домой. Но, папа, мама, почему вы не брали меня оттуда так долго?» Вот так у нас появилась дочка. Только мы ее слишком любим и очень избаловали…
Долго, тяжело ходил Дан по дому, в котором прошла вся его счастливая часть жизни и с которым он расставался. Ведь у всех его сыновей свои дома, а Мишел хочет уйти в Эйр форс, а за дом, который катастрофически ветшает, когда в нем не живешь, приходится платить около 600 долларов в год (около 300 долларов — налог на собственность и еще столько же — налог на содержание школы в том городке Игл, где стоит дом). А потом, так трудно жить за городом зимой. Ведь в Буффало — столько снега зимой. Поэтому-то Дан и хочет продать дом.
Когда они его продадут, а Мишел кончит школу (она в ней последний год), они хотят бросить мотель и уехать куда-нибудь в теплое, но глухое место, где нет промышленных предприятий, а значит, дешевы дома. Куда-нибудь в Техас или во Флориду. Все старые люди Америки мечтают уехать во Флориду, Техас или Калифорнию.
На обратном пути заехали к одному из сыновей Дана. Ему лет двадцать семь, женат, работает смотрителем шоссейных дорог городка Игл. Должность называется громко: суперинтендант дорог. Летом работы у него не очень много: осматривает дороги, находит повреждения… Мелкие устраняет сам, а для крупных вызывает ремонтников… Ну а зимой все время в деле. Разгребает бульдозером снег с дорог. Живет он тоже рядом с дорогой в длинном, узком, похожем на железнодорожный вагон передвижном доме, который тоже, называется трейлер. Такие трейлеры очень удобны, потому что их можно поставить на автомобильные колеса и перевозить. Обычно их ставят на тумбы, делают со всех сторон завалинки, и в таком доме тепло даже в морозы, а стоит он много дешевле обычного дома. Подержанный трейлер можно купить за 4–5 тысяч, а настоящий дом дешевле чем за 40–50 тысяч сейчас не купишь.
Сейчас все тот же понедельник, 11 октября.Только 11 часов вечера. Прибежал с пробежки вдоль Бульвара Ниагарских водопадов. Черная, неосвещенная, безлюдная улица. Только машины освещают край дороги. Но я уже привык к обстановке, которая первые дни наводила жуть. Знаю, что ничего (во всяком случае, в этом районе) не может случиться. Выбежал час назад, сначала бежал вдоль безлюдных магазинов, потом пробежал кафе со странным неоновым объявлением: «Подводные лодки с атомными бомбами». Только на днях узнал, почему такие рекламы здесь часты. Оказывается бутерброд из разрезанной вдоль длинной и узкой булочки кто-то когда-то назвал «субмарина сандвич». Действительно, он похож на подводную лодку. Ну а дальше — дело фантазии. Появились «атомные субмарины», «субмарины с атомными» и «водородными бомбами». А на деле — все та же более или менее длинная булочка с начинкой внутри: все те же листы салата, горчица, лук, сосиски или окорок. Пробежав все это, я попадал под мост шоссейной дороги интерстейт № 290, ну а дальше до мотеля «Мавританский двор» оставалось бежать лишь несколько минут.