Пикник на Тенерифе [Пикник на Тенерифе. Король нищих. Святой в Голливуде. Бешеные деньги. Шантаж. Земля обетованная. Принцип Монте-Карло]

— Сесиль неплохой парень, но слишком мягкосердечный. Это единственный его недостаток.

— Я понимаю, у вас этою недостатка нет, — заметил Саймон.

Палермо задумчиво пожевал свою сигару.

— Я? Нет. Не балуй себя несбыточной надеждой, Томбс. Я всегда добиваюсь своего, даже если для этого приходится кому-нибудь сделать очень больно. Можешь орать все, что тебе заблагорассудится, пока я буду тебя поджаривать. Сентиментальность — это не мое. Почему ты не расколешься, прежде чем я сделаю это?

— Многие люди пытались расколоть меня, как заметила одна актриса епископу.

— Моему терпению приходит конец!

— А это уже епископ сказал актрисе, — пробормотал Святой с неизменным чувством юмора. — Кроме того, ты на ложном пути. Гораздо неприятнее было бы просто созерцать твою рожу с этими паршивыми усами.

Пока он говорил, стараясь нащупать пальцами рукоятку ножа в своем левом рукаве, веревки впивались в тело, но ни один мускул не дрогнул на его лице…

Послышались шаги девицы. Она появилась, держа завернутую в тряпку ручку раскаленной ложки. Палермо осторожно принял орудие пытки у нее из рук и удовлетворенно щелкнул языком, поднося ее к левой ладони и проверяя температуру. Девица торопливо ретировалась на кухню.

— Она хорошая девушка, — снова начал Палермо. — Немного тупа, правда, здесь лучше не сыщешь. Но тоже сентиментальна.

— У всех, кроме тебя, есть этот недостаток, — заметил Саймон, стараясь, чтобы голос его звучал естественно.

Палермо подошел к нему слева, Святой своей щекой почувствовал жар раскаленной ложки.

— Это твой последний шанс, — процедил Палермо.

Святой тем временем раздвинул пошире ноги и слегка подал их назад, как будто ехал верхом на лошади. Одновременно он согнул руки в локтях так, что спинка стула теперь свободно проходила у него между ними.

— А теперь можешь убираться к черту, — заявил Святой, вставая. Молниеносным движением он нанес удар ногой под колено мистера Палермо и в падении правой ногой подсек его спереди. Палермо полетел вперед. Его правая рука дернулась было в карман к оружию, но тут ей пришлось загородить лицо. Пол содрогнулся, Палермо упал ничком и застонал.

Саймон, не вставая, уперся одной ногой под колено, а другой нажал на подъем стопы. Боль парализовала Палермо, лишив его способности двигаться.

Девица закричала, бандит снова попытался дотянуться до пистолета. Святой еще сильнее нажал на подъем, и теперь они уже кричали вдвоем.

— Не шевелись, — предупредил Саймон, — а то сломаю тебе ногу.

Он снова попытался дотянуться до ножа, но, лежа на руках, это не получалось. Святой удерживал Палермо, но ни ослабить хватку, ни дать себе передышку он не мог.

— Мария, — прохрипел Палермо, — сделай же что-нибудь!

— Возможно, она не так уж сентиментальна, — заметил Святой, усиливая нажим.

Новый вопль Палермо вывел девицу из отупения. Она метнулась к опрокинутому стулу, на котором еще недавно восседал Святой, и в следующую секунду тот увидел, как стул опускается ему на голову. Он освободил захват (ведь так или иначе Палермо бы от него избавился), и перекатился в сторону. Стул с грохотом врезался в пол рядом с его ухом, слегка скользнув по голове. Не увернись он, череп раскололся бы, как орех. Одновременно Саймон нанес Палермо удар ногой по шее, как раз когда тот начал поднимать голову, и та со страшной силой впечаталась в пол.

Святому удалось подняться на ноги. В голове шумело, глаза застилала густая пелена тумана. Девица осыпала его градом ударов по груди и плечам. Всем телом он прижал ее к стене, стараясь взглянуть на Палермо. Тот лежал неподвижно, лицом вниз. Было похоже, что это надолго.

Девица забилась в истерике.

— Копла! — цыкнул на нее Святой.

Увидев, как она глотнула воздуха, чтоб испустить истошный вопль, он стукнул ее головой в лицо. Ей, очевидно, досталось гораздо больше, чем ему — крик тут же стих.

— Пятьсот песет, если ты заткнешься наконец, — успел вставить Святой, и на ее лице сразу появилось осмысленное выражение. Когда он убедился, что перемирие достигнуто, то отступил на шаг и повернулся к ней боком.

— Перережь веревки.

Она с ужасом посмотрела на Палермо.

— Он убьет меня.

— Не похоже, чтобы он мог кого-нибудь убить, не так ли? Скажешь ему, что потеряла сознание, а я освободился сам.

Девица взяла со стола нож и перерезала веревку. Саймон почувствовал, что путы ослабли, вытащил одну руку и, заметив встревоженный взгляд, сам довершил начатое. Святой пошарил в кармане и вытащил пять стопесетовых банкнот. И тотчас лицо девушки обрело свое обычное выражение тупого безразличия.

— В нижней квартире кто-нибудь есть?

Она отрицательно покачала головой.

— Никого.

— Единственное утешение, — заметил Саймон, разминая затекшие кисти рук.

Палермо не подавал признаков жизни.

«Какая жалость, — с сожалением подумал Святой, — что его работа над физиономией Палермо закончена! Потребуется масса усилий, чтобы привести ее в надлежащий вид». Саймон отвернулся и направился к запертой двери. Девица поняла его намерения и попыталась преградить путь, но он решительно отодвинул ее в сторону. После нескольких попыток дверь подалась, и первое, что он увидел, это выпученные глаза Хоппи Юниаца, смотревшие на него поверх кляпа, который занимал пол-лица.

Саймон вернулся за ножом и снова подошел к кровати. Девица потащила его за руку.

— Нельзя!

— Я не собираюсь перерезать ему горло, — терпеливо объяснил он.

— Не делай этого. Они должны остаться здесь. Артуро сказал, что мне не жить, если они исчезнут.

— Твой Артуро только пугает, — успокоил ее Святой. — Взгляни на него. И потом, ты же в обмороке, так что успокойся и замолчи. Здесь есть телефон?

— Нет.

— Иди и поймай такси. — Он достал еще пару банкнот и разорвал их пополам. — Ты получишь вторую половину, когда достанешь машину.

Она подняла подол юбки, обнажив мясистые, густо заросшие волосами бедра, и спрятала деньги в чулок.

— Сеньор предпочитает большую машину или поменьше?

— Хоть грузовик, но только поскорее.

Он снова вернулся к кровати и разрезал веревки, спеленавшие Хоппи, как кокон. Предоставив ему самому заняться кляпом, Саймон повернулся к Джорису Ванлиндену, который лежал на другой половине кровати. Тем временем Юниац достал изо рта нечто напоминающее скатерть и бросил ее на пол.

— Привет, босс, — прохрипел он. — Еще бы часок, и я подох бы от этой штуки. Здесь не найдется промочить горло?

— Должно найтись, — обнадежил его Святой. Мистер Юниац облизнул пересохшие губы, и в следующую минуту отправился на поиски.

Саймон обрезал веревки и вынул кляп изо рта Джориса, но и после этого тот лежал без движения. Святой наполнил стакан водой и приподнял голову старика, пока тот пил.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался Саймон.

Ванлинден перестал пить и откинулся навзничь. Губы его зашевелились, и наконец он смог выдавить:

— Где Кристина?

— С ней все в порядке.