Пиковая дама – червоный валет. Том второй

Всех этих тонкостей и хитросплетений ни Сашка, ни Алешка никогда не узнали. Хотя кратковременный арест Пруссака остро и колко напомнил им случай двухлетней давности, когда, заливаясь тревожным звоном бубенцов, мимо них и Дорофея-извозчика пронеслись жандармские курьерские тройки, унося в никуда с собой молодого человека в штатском, с бледным, как саван, лицом. Впрочем, сожалеть о своем не сложившемся «расследовании» им не приходилось. Круговерть артистической жизни, подхватив их, как щепки, увлекла в свой водоворот. Бесконечная отработка техники и совершенного профессионализма пожирала все досужее время.

Кречетов с самого начала мечтал попасть в трагики, и Пруссак после долгих колебаний все же пошел ему навстречу. В училище понимали: сей шаг дорогого стоит. В то время быть прочимым на трагедийные роли было нелегким делом. Выпускников, подчас весьма одаренных, как правило, скопом отправляли в комедианты. Комиков же, не морщась, считали актерами второго сорта. Про них и говорили, не обинуясь: «Эка невидаль, дураков да свистков играть! Это проще пареной репы!». А между тем комедийный жанр занимал все более прочное место в репертуаре.

Но как бы там ни было, теперь Алексею случалось частенько играть принцев, маркизов, влюбленных корсаров и прочих героев-любовников. И публика его обожала.

– Ах, шельмец! Ах, мерзавец! Ну, как хорош! Как хорош! – сыпалось в адрес Алешки.

– Бьюсь об заклад, господа, еще год-другой, и Кречетову равных не будет! Готов поставить на него, вот крест…

– А как музыкален, чертяка, какая пластика1 Какой порыв! Болтают, будто он сам сочиняет еще и музыку.

– Да что-о вы? Вот так пассаж! Не слышал, Сил Силыч, хм, похвально.

– И все же выучка маэстро Дария даром не прошла… Какая грация, какой фасон, а главное, как скор, не то что эти слоны… Пегас, ей-Богу, крылатый Пегас!

– Н-да, наш Злакоманов не промахнулся. На этого божьего жеребчика и вправду можно поставить.

– Ваша правда, милейший, только вот беда… недолго, похоже, он радовать будет нас.

– Это еще почему?

– Да, как водится, Сил Силыч, столица сего не потерпит, отберет, всенепременно отберет…

Глава 3

На дворе властвовал май. Солнце светило в окно, и все, решительно все казалось золотым. Было воскресенье, и Алешка до девяти провалялся в постели. На раннюю службу он не поднялся, соврав проверяющему служке Никифору, что с ночи мается зубом, а на позднюю в храм идти, хоть убей, не хотелось – жаль было времени. Отбросив одеяло, он еще четверть часа лежал и смотрел в потолок, думая, как проведет выходной. Дортуар заливал яркий дневной свет, проходивший в большое окно, и было светло, как в поле.

«Скоро из церкви вернется Гусарь, там и решим», – заключил он и, свесив босые ноги с кровати, глянул в окно, за которым своим чередом текла жизнь. Вдоль дальних домов, в сторону Волги направлялся бело-зеленый отряд солдат, у ворот училища с коромыслами на плечах о чем-то увлеченно болтали бабы в платках, а рядом с ними в свежей куче навоза хозяйничали пестрые куры дворника. И все это плыло в какой-то ласковой дымке, словно розовые персты богини, сотканные из света и теплоты, охватывали землю, дотрагиваясь до листьев и трав.

– Ну, брат, держись! – Влетевший ветром в дверь Гусарь закрыл ее на щеколду и, плюхнувшись на свою кровать, не снимая башмаков, закинул руки за голову. – Значит, Кречет, говоришь, двоим для счастья довольно одной любви?

Алешка приподнялся на локте и с любопытством поглядел на друга. В ярких глазах того так и прыгал бес непонятного торжества.

– Что с тобой? – Алексей, потянувшись всем телом, принялся заправлять постель.

– Не торопись, брат! Быстро поедешь – тихо понесут, – впиваясь крепкими белыми зубами в зеленый бок яблока, гоготнул Гусарь.

– Думаешь? – не поворачивая головы, усмехнулся Алеша.

– Это ты думаешь, а я ем!

– Да что сегодня с тобой? Никак не уймешься? – Алексей пристально посмотрел на приятеля. – Из церкви пришел, будто подменили тебя.

– Может, и подменили… – Сашка лукаво подмигнул Кречетову и метко зашвырнул огрызок в корзинку для бумаг, продолжая при этом хранить какую-то тайну.

– Ну, хватит морочить мне голову! Разве увидел что? – досадуя на градус своего любопытства, вновь клюнул вопросом Гусаря Алексей.

– Пляши «Камаринскую»! Тогда, быть может, шепну… Есть тут одна жареная новостёнка!

– Знаю я твои «новости» со сковородки… – все крепче наливаясь интересом, умышленно вяло протянул Алексей, а сам ощутил, как у него предательски колюче покраснели уши и шея.

Гусарь, свесившись с кровати, заглянул в прикроватную тумбочку, пошарил там на авось рукою.

– Ты голоден?

– Скоро сдохну. Есть хоть пятачок до Лопаткина слётать?

– Изволь, держи, но прежде откройся. Будет загадками потчевать.

– Ладно, чего там, – пряча в карман гривенник, ловко соскочил с кровати Сашка. – Да только помнить тебе след: все забавы эти… при румянах да ароматах – редкие стервы, Лёсик! О, Матерь Божья, яки ж у тебя круги под очами! Ох, не бережешь ты себя, не жалеешь.

– Слушай ты, полудурок! О своем драгоценном… похлопочи! Еще раз сморозишь в мой адрес… так и знай – прибью!

– Ох, ох, ох, глядите, все забоялись! Ты тут дрых, а я за тебя дело делал. Где ж твое «доброе утро»?

– Иди ты к черту!

Кречетов, плюнув на утреннюю трескотню товарища, перебросил через плечо цветастый рушник, взял мыло, зубную щетку, толику порошка из банки, когда Сашка нетерпеливо дернул его за рукав.

– Чего тебе еще, ботало? – раздраженно огрызнулся Алексей.

– Смотри, проспишь свое счастье, Иванушка. Знаешь ли, кого я нынче видел, как вышел из храма?

При этих словах в груди Алешки будто что-то надорвалось, словно в этом вопросе он узрел то, чего столь не хватало в картине его обыденной жизни, без чего кругом было пусто и голо.