Пилигримы
Шрифт:
– Недаром же говорят, что в гостях хорошо, а дома лучше, – сделал Олекса вывод, развеселивших его старших товарищей. Впрочем, Филипп вынужден был согласиться с Глебом, что в словах молодого Хабара есть своя правота. Для любого землевладельца, будь он патрикий, барон или боярин, новгородские порядки были предпочтительнее византийских.
Город Суздаль уступал Новгороду не только размерами, но и количеством каменных церквей. Собственно каменным здесь был только собор Рождества Богородицы, а все остальные церкви хоть и блистали почти сказочной красотой, сложены были из бревен. Цитадель, возвышающуюся на холме, суздальцы тоже построили
– Сравнил, – усмехнулся Гаст. – В Новгороде все пути сходятся – и днепровские, и волжские. А Суздаль прежде если торговал, то только с Волжской Болгарией. Правда, сейчас для здешних купцов еще один путь открылся – на Смоленск. Но ведь этим путем еще воспользоваться надо. А местные бояре в торговле не слишком бойкие. Да и чего им суетиться – все, что нужно, у них под рукой. Земля суздальская родит не в пример новгородской. Дичи в лесах полным-полно. Меда здесь столько, что хоть половицы им натирай. Опять же мех бобровый всегда в цене. Бери, пока дешевы, Филипп. Из бобра шапки особенно хороши, не говоря уже о шубах.
Бояре суздальские оказались куда спесивее новгородский. Тысяцкий Порей долго сверлил гостей глазами, прежде чем сесть предложил. Двое его товарищей, люди, судя по всему, не последние в городе, тоже оказались на редкость хмурыми и нелюбезными. Быть может потому, что принимали новгородцев не в своем тереме, а в княжьих палатах. Палаты были каменными, построенными совсем недавно на византийский манер, и казались необжитыми из-за отсутствия росписи на стенах и деревянных половиц, заменивших привычные Филиппу мраморные плиты. Словом, дворцу князя Юрия не хватало блеска, а немолодые бояре, заросшие по самые ноздри бородами, вряд ли могли скрасить общее впечатление от недостроенных хором. Вообще Суздаль представлял собой, по мнению Лузарша, странную мешанину из почтенной старины и новодела. Создавалось впечатление, что князь Юрий, взявшийся было украшать свою столицу, быстро к этому занятию охладел, не успев толком завершить начатое.
– Давно тебя в наших краях не видели, боярин Гаст, – буркнул тысяцкий, кося глазами на Филиппа, в котором безошибочно признал чужака.
– Уж больно вы, суздальцы, смурной народ, – усмехнулся Вузлев. – Ни слова ласкового от вас не дождешься, ни чарки доброго меда.
– Это за что же мы тебя должны поить, Гаст, – вскинулся чревастый боярин, сидевший по правую руку от тысяцкого. – Не успел князь Юрий из Суздаля съехать, как твой брат Борис стал наши крепостцы зорить и пакостить без меры.
– Если Борис виновен, то за разбой ответит, – пожал плечами Вузлев. – А если та крепость на его земле была поставлена, то мой брат в своем праве, боярин Гудим.
– А слово княжье ему уже не указ, – побурел от обиды тысяцкий. – Та крепость нас от болгар защищала, а как Борис ее снес, тут же налетели мордвины и поселения наши разорили. Его счастье, что полон он у мордвин отбил, а то князь Юрий снял бы с него шкуру.
– Не трогай чужого, Гудим, – нахмурился Вузлев, – и не вводи других в искус. От новой ссоры князя с вятичами Суздалю прибытка не будет. В крови захлебнетесь.
– Он нам еще и грозит! –
возмутился чревастый боярин. – Да кабы ты не был сестричадом князя Юрия, я тебя бы в город не пустил.– Много берешь на себя, Гудим, – пыхнул гневом Вузлев. – Я в этой земле не последний боярин. И чтобы меня остановить, твоего слова мало будет. Придется в вечевой колокол бить.
– Будет ужо вам, – вмешался в разговор третий боярин с поседевшей от прожитых лет головой. – А ты, боярин Гудим, думай, что говоришь. Кто тебе позволит за вину Бориса, мнимую или истинную, с его брата взыскивать? На это даже у князя прав нет.
– Князю Юрию следовало бы за свой стол держаться, а не мотаться по земле в поисках чужого, – в сердцах воскликнул Гудим. – Ты, Стоян, здесь человек пришлый, а нам до твоего Киева дела нет.
– И до всей Руси тебе дела нет? – возвысил голос Стоян.
– Пусть той Русью Киевской Изяслав правит, – почти взвизгнул Гудим, – а у меня своя земля – Суздальская.
– Хватит, – остановил расходившихся бояр тысяцкий. – Пустой спор. И Киева нам пока не видать, и Суздаль у нас никто не отнимет. С чем приехал к нам, боярин Вузлев?
– Человека привез с письмом к князю Юрию, – спокойно ответил Гаст.
– А откуда письмо?
– Из Византии.
– Князь сейчас в Москве, – вздохнул тысяцкий. – Там у него встреча назначена с курским князем Святославом. Поохотиться вместе они решили.
– Эта охота нам еще выйдет боком, – не удержался от злого пророчества боярин Гудим. – Втянет нас в войну с Киевом Гореславич, ему за брата мстить надо, а мы, выходит, до кучи пойдем.
– За какого еще брата? – удивился Вузлев.
– Так ведь убили в Киеве Игоря Олеговича, – вздохнул горестно Стоян. – Прямо в храме. Говорят, что народ на него осерчал, да только кто в это поверит.
– Я поверю, – вскинулся Гудим. – Игорь метил на место покойного брата Всеволода Олеговича, а народ киевский никого видеть не хочет на своем столе, кроме сына покойного князя Мстислава. И Юрия Владимировича они не хотят!
– Юрий в роду Рюриковичей старший! – взвился с места боярин Стоян. – Не может племянник выше дядьев сидеть, в том великое поношение всех наших законов и обычаев. Этак и боярин Вузлев может себя суздальским князем назвать, благо он одной с Рюриковичами крови.
– Гаст он, а не Рюрикович, – буркнул тысяцкий Порей. – Не возводи напраслину на человека. Мало нам счетов меж князей.
– Я ведь так просто, – пошел на попятный Стоян. – К слову пришлось. А Изяслав кругом не прав! Такого не было прежде между Рюриковичей, чтобы родных по крови убивать.
– Не Изяслав же убил – народ взбунтовался!
– А великий князь в стороне стоял, когда чернь в Киеве бесчинствовала? – криво усмехнулся Стоян. – Чернь ни с того, ни с сего не поднимется, ее подтолкнуть надо.
– Нет у нас сил против Изяслава Киевского! – стоял на своем Гудим. – Пусть черниговцы мстят, а мы свою землю разорять не дадим. Да и чем воевать-то – казна пуста! Разве что твои византийцы, боярин Вузлев, денег князю дадут?
В голосе боярина Гудима явственно прозвучала насмешка. Византийцы по всей Руси славились скупостью. Чужое взять – это пожалуйста. Но чтобы свое отдать – такого прежде не бывало. А потому и задавал свой вопрос Гудим в полной уверенности, что спесивому Гасту ответить будет нечем. Однако неожиданно для суздальцев Вузлев свое слово сказал, и прозвучало оно веско: