Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939–1945

Противовоздушная оборона в данном районе сосредоточена на крайне ограниченном пространстве. По окончании битвы за нефтяные поля неподалеку от Каспийского моря практически вся противовоздушная артиллерия переброшена из этого далекого района сюда. Переброска осуществлялась по маршруту Моздок – Пятигорск – Армавир – Краснодар. Через несколько дней, в первый же вылет после нашего прибытия, нам привелось испытать ее действие при вылете на цель к северу от Крымской. Танки, преодолевшие нашу линию обороны, располагались в 250 метрах от основной линии окопов. Мы легко обнаружили их и начали прикидывать – что нам предпринять. Но предпринять я мог немного, поскольку, еще пролетая над немецкой линией фронта, получил попадание из зенитки. Другие самолеты встретили аналогичный прием. Вдобавок в небе появились истребители – «спитфайры» старых выпусков. Это был первый раз, когда я встретил данный тип самолета в России. Одного из наших молодых пилотов сбили в мгновение ока. Он вернулся на аэродром в тот же вечер с какими-то фруктами в руках, страдая сильнейшим поносом.

Столь неудачное начало испытаний нашего нового оружия не внушило нам оптимизма. Где бы мы ни появлялись, нам выражали сочувствие. Мало кто верил, что наши пилоты протянут долго. Чем гуще был зенитный огонь, тем больше я раздумывал над нашей тактикой. Было очевидно, что для подавления вражеской обороны самолеты должны нести бомбы. Но мы не могли нести бомбы в своих самолетах – имея еще и пушки, эти самолеты становились чересчур тяжелы. Кроме того, имея на борту пушки, «Ju-87» не мог уйти в пикирование, поскольку нагрузка на крыло становилась слишком велика. Отсюда практический вывод: у самолетов с пушками должен быть эскорт из обычных «Штук».

Новое русское наступление дало нам возможность опробовать новую тактику. К северо-востоку от Темрюка Советы пытаются прорвать Кубанский фронт. Они начинают переправлять части двух дивизий с тем, чтобы зайти в тыл. У нас на этом участке только несколько не связанных друг с другом опорных пунктов и тонкая вспомогательная линия, проходящая по болотистым местам северо-восточнее Темрюка. Естественно, боевые возможности здесь крайне ограниченны и совершенно несопоставимы с теми силами, что имеются у русских.

Наша разведка подтвердила наличие большого числа средств для переправы в Ейском лимане и около Ахтарска. Они были атакованы «Штуками». Но цели столь малы, а суденышки столь многочисленны, что эти атаки сами по себе не могут помешать русским в осуществлении их планов. Переправа через лиман идет днем и ночью. По воде русским нужно преодолеть расстояние около 45 километров. Озера соединяются небольшими каналами; русские двигаются все ближе к Темрюку, в тыл Кубанскому фронту. Чтобы отдохнуть, они делают остановки под прикрытием высоких камышей, в которых обнаружить их с воздуха крайне трудно. Тем не менее, когда русские снова отправляются в путь, им приходится двигаться по открытой воде. Мы в воздухе с рассвета до заката, рыская над водой и камышами в поисках лодок. Иваны переправляются на самых примитивных средствах; моторов почти нет. С собой иваны берут ручные гранаты и автоматы. В лодке обычно пять – семь человек; на самой большой – двенадцать. Уничтожая эти лодки, мы не прибегаем к нашему специальному противотанковому оружию, поскольку его большой потенциал здесь не нужен, хотя взрыв противотанкового снаряда может нанести несколько больший вред за счет разрыва. Но обычное бортовое оружие с подходящим взрывателем оказывается наиболее удобным. Любой, кто пытается переправиться по воде, обрекает себя на смерть. Потери при переправе серьезны для иванов. Я один уничтожаю семьдесят лодок в течение нескольких дней.

Постепенно сила наступления растет – но это нас не останавливает.

Капитан Руффер, великолепный стрелок из соседней противотанковой эскадрильи самолетов «Не-129», сбит. Приземлившись на островке в лимане, он попал в положение Робинзона Крузо. Руффер оказался счастливчиком – его спасла немецкая штурмовая группа. Скоро Советы понимают, что им следует отказаться от своего плана, поскольку потери становятся слишком велики.

Примерно 10 мая я получаю известие, что фюрер наградил меня дубовыми листьями; я должен немедленно вылетать в Берлин для получения награды. На следующее утро, вместо обычного полета на самолете с пушками на низкой высоте над проливами в районе Керчи в поисках лодок, я лечу в Берлин на «Ме-109». По пути я раздумываю над тем, как мне вернуться в свой родной полк. В рейхсканцелярии я узнаю от оберста фон Белоу, адъютанта командующего люфтваффе, что вместе со мной будут получать награды около двадцати солдат. Они служат в разных родах войск и имеют разные чины. Я сообщаю фон Белоу, что намерен объяснить фюреру, как устал быть на вторых ролях в экспериментальном подразделении и хотел бы снова вступить в командование моей старой фронтовой эскадрильей самолетов «Штука». Я приму награду только на этом условии. Фон Белоу уговаривает меня не делать это и обещает уладить все сам. Мне стоило труда промолчать о моих служебных записках, направленных в министерство авиации.

Незадолго до того, как мы должны доложиться фюреру, фон Белоу приносит известие, что все улажено. Я возвращаюсь в свою эскадрилью с условием, что я должен продолжать исследовать полезность экспериментальных машин. Я с готовностью соглашаюсь. Наконец, я и в самом деле могу порадоваться, что меня награждают дубовыми листьями.

Фюрер лично пришпиливает награды на грудь каждого из нас. И с каждым говорит о положении на фронте, о прошлых планах, настоящих и будущих. Особенно его интересует описание первой зимы в России, а также Сталинград. Все мы поражены, насколько подробно осведомлен фюрер об обстановке. Фюрер не ругает немецких солдат за неудачи – он видит ситуацию точно так, как мы, испытавшие все на себе. Он полон идей и планов и откровенно делится ими с нами. Снова и снова он повторяет, что мы должны выиграть войну против большевизма, поскольку в противном случае мир погрузится в ужасающий хаос, выхода из которого не будет. Таким образом, большевизм должен быть нами сокрушен, даже если его западные союзники не осознают, насколько катастрофической будет их близорукая политика – как для них, так и для остального мира. Фюрер излучает спокойствие, которое передается всем нам. Каждый из нас уходит буквально окрыленный. Через два дня я возвращаюсь в свой полк в Керчь и принимаю командование над своей бывшей эскадрильей.

Глава 10 НА КУБАНИ И ПОД БЕЛГОРОДОМ

Я привез с собой самолеты с пушками и ввел их в состав моей эскадрильи. Если возникает возможность применить экспериментальное подразделение, оно взлетает с нами. Позднее из этих самолетов формируется противотанковая эскадрилья; она действует независимо от основной группы, но ее задачи определяю я. Позднее прибывают остальные самолеты, которые испытывались под Брянском; с ними возвращается к нам капитан Штеппе.

У бомбардировщиков «Штука» много работы, поскольку Советы переправились через Черное море и зашли в тыл нашему фронту. Переправившись через море, русские создали плацдарм на холмистом берегу восточнее и южнее Новороссийска. Здесь они часто становятся целями наших боевых вылетов – тем не менее на берег продолжают поступать все новые войска и техника. Противовоздушная артиллерия стреляет столь же яростно, как и на самых критических участках Кубанского плацдарма. Многие мои товарищи сделали здесь свой последний вылет. Командир нашей эскадрильи вынужден был выброситься с парашютом над русским плацдармом; ему везет с ветром, который относит парашютиста к нашим окопам. Мы постоянно летаем на бомбежки то к Крымской, то к плацдарму. Обычно я в пикировании спускаюсь почти к земле, а затем ухожу на низкой высоте к морю или же над болотами севернее, где противовоздушная оборона слабее. Сброс бомб на низкой высоте существенно улучшает результаты, а уход без набора высоты затрудняет задачу советским зенитчикам, которые не привыкли к такой тактике.

Когда мы летим по направлению к Крымской над табачными плантациями и начинается обстрел зенитками, многие новички начинают нервничать, но они быстро успокаиваются, когда слышат в наушниках шутки «стариков» или песенку из фильма. Кто-то кричит: «Максимилиан, начинай!» Это относится к штурману из 2-й эскадрильи – он кружит в разрывах зенитных снарядов, порядком затягивая переход в пикирование, в результате чего следующие за ним самолеты противника теряют ориентировку. Такое самообладание и хладнокровие скоро оказывает действие на новичков. Временами я делаю петлю, круг или какую-нибудь фигуру высшего пилотажа; наверное, в этот момент зенитчики думают, что я над ними решил подшутить.

Погода здесь не мешает нашим вылетам. Почти всегда ясное синее небо и великолепная солнечная летняя погода. Когда у нас нет боевых вылетов, мы летим купаться – либо к Азовскому морю, либо к Черному. Некоторые участки побережья имеют превосходные пляжи. Когда мы с Швирблатом хотим нырять в воду, то отправляемся в Керченский пролив, где есть портовые краны и стены достаточной высоты.

Аэродром в Керчи столь забит, что нас вместе с нашей эскадрильей переводят в Керчь-Багерово в 10 километрах к западу. Мы располагаемся в так называемом «колхозе». Здесь много лесоматериалов, и мы вскоре возводим барак для столовой. Бензина не хватает, и мы делаем вылеты только в случае крайней необходимости. Потому в течение нескольких недель у нас появляются трехдневные перерывы, которые мы проводим каждый на свой манер. Швирблат и я почти каждый день совершаем пробежку в радиусе ближайших километров. Это позволяет узнать район не только с воздуха.

Каждую ночь нас посещают советские «По-2» и старые «ДБ-3» – они бомбят главным образом железнодорожную станцию, гавань и аэродром в Керчи-4. У нас есть несколько зенитных установок, а также ночных истребителей. Мы обычно присутствуем при взлетах истребителей, и вскоре с неба падают объятые пламенем русские самолеты. Наш противник явно не искусен в ночных полетах – ему определенно следовало бы иметь больше практики. Иногда ему везет. Одна из бомб падает на стоящий на запасном пути состав с боеприпасами, и в течение нескольких часов небо освещается призрачными всполохами, а земля сотрясается от разрывов. Скоро налеты противника становятся привычной частью нашей повседневной жизни – во время налетов мы обычно остаемся в постели и продолжаем спать, поскольку в противном случае недостаток сна может сказаться в вылете на следующее утро, а последствия этого могут быть катастрофическими.

В последние дни июня мы готовимся к переводу из Крыма. Нас посещает министр Шпеер – у него есть проект строительства дороги до Керчи. Примерно в это же время нас посещает японская делегация.

В эти же дни у командира нашей эскадрильи майора Купфера день рождения. Это хороший повод устроить праздник. Прекрасный сад, в котором расположены летние квартиры полка, оглашается приятной игрой музыкантов из наших пилотов. Мелодии веселые, но играются немного не в такт. Музыканты играют все, что им заказывают, а потом все, что еще знают. У каждого свои пристрастия. В подобные минуты все забывают, что дом очень далеко и что идет война. Мы словно выпадаем из реальности, чтобы погрузиться в невидимый мир красоты и покоя, где нет Крымской, нет русского плацдарма на песчаном берегу, нет бомб и нет нехваток во всем. Такие часы буквально восстанавливают нас.