Пилюли счастья
Шрифт:
Я заглядываю в детскую, куда перебрались мои сыновья и Линдин младший братик. Игрушки, годами спокойно пребывавшие в своих коробках и ящиках, по случаю появления свежего товарища извлечены оттуда и разбросаны по всему полу.
– Вы все это потом сложите на место! – говорю я для порядка строгим голосом, не особенно, впрочем, надеясь на исполнение.
Бог с ними, пусть не убирают. В конце концов, не каждый день праздник. Должны же дети когда-то быть просто детьми…
Линда потихонечку сползает с дивана и перебирается в гостиную, где установлена елка. Я ей сочувствую – двенадцатилетней девочке должно быть тяжко между
Звездочка взмывает в воздух, Линда ловит ее, подставляя узенькую ладошку. Мартин с восторженной завистью наблюдает за этим занятием – если бы не мама и папа Юнсоны, он, верно, и сам принял бы участие в таком замечательном развлечении.
Фру Юнсон с воодушевлением объясняет нам, в каком ленде находится ее родной поселок и какой сорт яблок там выращивают.
– Однажды – это я еще девушкой была! – сообщает она задиристо, будто заранее предвидит, что мы ей не поверим, – выдался такой урожай!
Столько было яблок! Ну, столько – просто что-то необыкновенное. Мы уж их и варили, и мариновали, и мочили, и что только не делали… У нас уже просто не хватало бочек! А возить на рынок не имело никакого смысла – цены так упали. Мы в тот год, помнится, свиней одними яблоками кормили.
– Ну да? – удивляется господин Юнсон. – Разве свинья станет жрать яблоки?
– Как это она не станет? – возмущается в свою очередь его супруга.
– Яблоки для свиньи не пища.
– Ты скажешь! Ну ты скажешь!.. Да свинья все сожрет, что ты ей ни дай! И, если хочешь знать, наши яблоки как раз были очень сладкие, – защищает фру Юнсон родовую честь. – У нас одна яблоня была, так с нее с одной по целому возу яблок снимали. И какие крупные! А мясо у свиньи, если хочешь знать, когда ее яблоками кормят, яблочным духом пропитывается – замечательно вкусное получается мясо! Теперь ты такого нигде не купишь. Теперь одна химия кругом.
Как же мне хочется удалиться в свою комнату! Но до этого блаженного момента еще далеко. Когда же наконец он кончится – этот обед, этот прием, этот визит доброй воли? Лечь и закрыть глаза. И чтобы прохладный воздух вливался в окно…
– А я однажды… Это давно, до войны еще было! – требует Мартин своей доли внимания. Лицо его озаряется хитроватой улыбкой, будто он собирается поведать нам о каком-то необыкновенном происшествии, какой-то неимоверно залихватской проделке. – Мы с одним товарищем…
Ниссе его звали… – Рассказ прерывается паузами – не так-то просто припомнить теперь все подробности тех славных событий. – Наняли мы с этим Ниссе участок леса. На два месяца. Тогда это было можно – нанимаешь участок на месяц или на два, как кому удобно, и рубишь, сколько успеешь. Частные лесоразработки.
Частные лесоразработки… Не турпоходы на байдарках и не поиск смысла жизни в Индии и Японии, а занятия куда более простые и ясные: рубка леса.
– Можно сказать, все свои денежки вложили в это предприятие, – повествует Мартин. – Еще и троих рабочих с собой прихватили.
Здоровые были парни – тоже из наших мест. А участок этот нам один приятель помог получить. Отличный был участок! Два месяца рубили как черти!.. Ниссе вообще-то собирался в Америку. Тогда многие эмигрировали – кризис. Но я его отговорил: кому, говорю, ты там нужен? Там тоже кризис!
Убедил вложить его денежки – которые у него на билет были отложены – в это дело. – Мартин усмехается. – Какая там Америка! Ничего не осталось. Домой вернуться не осталось!..Пешком топали. А ведь мы с Юханной эти денежки по грошику откладывали, каждую копейку считали…
История отношений с Юханной: целых два года они были обручены, но ее родители были категорически против – жених им не нравился.
– Да как это может быть – чтобы вы могли кому-то не нравиться! – возмущается фру Юнсон отчасти искренне, отчасти из вежливости.
–
Такой парень – и чтобы не понравился?
– Дело не во мне! – разъясняет Мартин. – Дело в деньгах. Я был гол как сокол. Отец мой богатства не нажил, а нажил шестерых детей. А
Юханна у своих родителей – единственная дочка и с хорошим приданым.
Нет, не то чтобы они запрещали ей со мной встречаться – запретить они, конечно, не могли, но и помогать нам не собирались. Тогда все было иначе, не так, как теперь.
Вот уж верно… У нас в гостиной висит увеличенная свадебная фотография Мартина и Юханны. В прежней квартире она висела у Мартина в спальне, но он справедливо рассудил, что при новой жене фотографии лучше находиться в гостиной. Красавицей, судя по этому выцветшему черно-белому снимку, Юханна не была – солидная, серьезная женщина.
После ее смерти безутешные родители все свое состояние завещали внукам: Эндрю и Мине. Мартину – ни копейки! А так как внуки могли войти в права наследования лишь по достижении совершеннолетия, им еще пришлось отведать весьма скромной и невеселой жизни у своего невезучего и небогатого отца. Чего Эндрю, как я успела заметить, до сего дня не может простить не зловредным дедушке с бабушкой, а бедному кругом положительному и старательному отцу.
– А на этих разработках такой был порядок, – продолжает Мартин, – что нарубил – твое. Без ограничения. Только чтобы в срок уложиться – в свой срок хоть весь лес сведи, но после окончания сучка не имеешь права тронуть. И вот представьте: последний наш день! И в этот день, я вам скажу, мы работали просто как сумасшедшие! Такой азарт охватил
– рубим как заведенные, еще, еще! Если уж все равно последний день, то и надорваться не беда. И представьте, к вечеру… – Голос у него становится серьезный и торжественный. – К вечеру, представьте…
Вдруг чувствуем: тянет гарью! Ниссе первый учуял. Пожар. Великая все-таки вещь, я вам скажу, – лесной пожар. Начинается с пустяка, с одной спички, но это нужно было видеть! Светопреставление! Целую неделю бушевало, вся страна не могла одолеть его. Всю округу сожрал, десять поселков подчистую! Что уж там говорить про наши заготовки…
А знаете, от чего он занялся?
Нет, даже фру Юнсон не в силах догадаться, от чего занялся такой знатный пожар.
– Там в лесу была сторожка. Надо же где-то приткнуться. В первое время мы еще и горячего чего готовили, но потом только ночевали – каждой минуты было жалко. А вместо печи железная плита стояла. И вот, представьте, в последний наш день в эту сторожку забрался бродяжка. Бог его знает, откуда он взялся – принесла нелегкая на нашу голову. Еще день – и духу нашего там бы не было. И этот парень, представьте, вздумал сварить себе кофе. Соскучился без кофе! А спички у нас лежали, конечно, открыто, на этой самой плите и лежали.