Пингвины средней полосы

– Чистый лист, – хмуро подтвердила Саня.

– Значит, случай можно считать беспрецедентным, – подытожил пингвин.

Ему всё больше и больше нравился этот разговор. Слово «беспрецедентный» он услышал от полярников давным-давно, ещё когда ходил не на судах, а пешком под стол, но до сих пор не было повода его повторить.

– Тогда табак, – предложил пингвин. – Когда я ходил помощником боцмана на танкере, ему как раз запретили курить. Он работать не мог, пока сигаретку у меня не стрельнёт. А я не курю, вот вам и профессиональный кризис.

– Никакого табака, – отрезала Саня.

– Аллергия? – вздохнул пингвин.

– Хуже: аддикция.

Слово «аддикция» пингвин уважал, но выговорить не мог.

– А как насчёт алкоголя? Когда я ходил помощником штурмана на линкоре…

– Даже не думай! – перебила его снегурка.

– Ади… каци… я? – попытался пингвин.

Снеговик бестактно захохотал, но Саня и глазом не моргнула.

– Нет, не аддикция. Идиосинкразия.

Пингвин тихо ахнул и пошевелил губами, запоминая новое прекрасное слово.

– Ещё идеи есть? – язвительно осведомилась Саня.

Но пингвин не привык так просто отступать.

– Должно же быть что-то такое, что ему и можно, и приятно?!

– Точно! – заорал Сеня. – Письма! Он же письма любит! Чудесные письма! Их можно сколько влезет! Хоть каждый день, как сосульки!

– Да вы что! – ужаснулся пингвин. – Будь у меня кризис, я бы от всех этих хороших мальчиков, которые хотят машинки, совсем ласты склеил!

– Не неси пургу, – отмахнулся снеговик, – письма разные бывают. Про машинки и мир во всём мире – это одно, а чудесные письма – это совсем другое. Они про то, как однажды с кем-нибудь случилось новогоднее чудо, и этот кто-то стал совсем другим.

– Раньше я был яйцом, а потом стал пингвином, но мне кажется, что вы сейчас не об этом…

– Это не новогоднее чудо, – подтвердила его сомнения Саня, – это зоология. А чудо… – Саня слегка побледнела, – это, например, когда какая-нибудь жадная девочка вдруг становится снегуркой, которая раздаёт всем подарки.

Сеня с воодушевлением подхватил:

– Или когда какой-нибудь отмороженный снеговик вдруг… вдруг… вдруг… Нет, не помню, – вздохнул он.

– В принципе, понятно, – сказал пингвин. – И откуда их берут, эти чудесные письма?

– Оттуда, – кивнула Саня на заваленный горами писем стол. – Они изредка попадаются среди остальных писем деду Морозу.

Снова распахнулось одно из окон. Полярная сова уронила на стол целую пачку писем, зацепила бумажную гору крылом и, не обращая внимание на лавину, сошедшую на пол, вылетела.

– Очень, очень редко, – закивал снеговик так, что у него чуть ведро с головы не свалилось. – Простых-то писем – как сугробов зимой в лесу! А чудесных – как подснежников зимой.

– Это потому, что чудеса случаются редко? – уточнил пингвин.

– Ну ты и поскользнулся! Да чудес в мире – как гололёда в марте!

Снегурка пояснила:

– Он хочет сказать, что чудес хватает. Проблема в том, что люди о них не особо рассказывают.

– Примёрзшие они какие-то, – пожал ветками снеговик. – Наверно, думают, что это не имеет значения.

– На самом деле, чудеса – это единственное, что имеет значение! – Саня даже посинела от волнения. – В отличие от постоянной человеческой болтовни про погоду и волатильность курса доллара!

Пингвин зашевелил губами, беззвучно повторяя: «во-ла-тиль-ность».

– Чего бормочешь? – чуть не проткнул его морковкой Сеня. – За работу!

Быстрыми движениями веток снеговик разрывал конверты, зачитывал желания и ронял на пол исписанные листочки.

– Хочу щенка… Хочу яхту… Хочу, хочу, хочу… Ого!

– Нашёл? – спросила Саня.

– «Хочу лето»! Ха!.. А я, между прочим, хочу глобального похолодания, и что теперь?!!

– Не рассыпайся позёмкой по насту, – строго сказала снегурка. – Тебе нельзя хотеть глобального похолодания, это использование служебного положения, отсюда и до коррупции недалеко.

Пингвин оторвался от писем и с обожанием посмотрел на снегурку, шевеля губами.

– Нашёл! – обрадовался Сеня. – Вот, слушайте! «Здравствуй, дедушка Мороз, мы запускали фейерверки и нашли на пустыре коробку с котятами. Мы забрали их домой, и теперь они прыгают на ёлку. Ёлка упала, и все игрушки разбились. Пожалуйста, сделай так, чтобы коты не прыгали. Или чтобы ёлка не падала! А игрушки мы новые купим».

Пингвин всхлипнул.

– Добрые люди, замерзающие котята… Ах, какое письмо! Такое… такое…

– Такое сладкое, – хмыкнула Саня, – прямо как шоколадка, хоть чай пей.

– А кто пойдёт с ним к шефу? – спросил Сеня.

– Тот, кто его нашёл, – ответила Саня. – И тот, кто спрашивает. То есть, ты и ещё раз ты.

Сеня глубоко вздохнул, но спорить не стал и направился к двери с табличкой «Дед Мороз».

– Шеф, у нас неотложное дело!..

Заиндевевшая дверь захлопнулась, и к ней тут же подскочили Саня с пингвином.

– … такое ми-ми-милое письмо, правда ведь, шеф? Коты нам, конечно, не по силам, но у вас безграничная власть над ёлками, вы же можете… Шеф!!! Шеф, не надо!..

Саня отпрыгнула, и пингвин за ней. Дверь распахнулась как от пинка, и вылетевшего из кабинета Сеню догнал небольшой блестящий снаряд. Снаряд взорвался искрящимися осколками, но при этом остался в снеговике серебряной блямбой.

– Что это? – испугался пингвин.

– Это был стакан, – сказала снегурка. – Сеня, не крутись, я подстаканник выну.

Пока из снеговика выковыривали инородное тело, он ругался:

– Как шоколадка, значит?!! Хоть чай пей?!! Сами ищите эти припорошенные письма! С меня хватит!

– Не кипятись, а то растаешь, – сказала Саня.

Снегурка подошла к окну и взяла у северного оленя охапку новых писем. Она методично касалась ледяным пальцем края конверта и отламывала затвердевшую хрупкую кромку. Открывала письмо за письмом, просматривала их наискосок, не комментируя, и аккуратно складывала в стопку на столе.

– Нашла. Слушайте: «Дорогой дед Мороз, я поэт, скорее плохой, чем хороший. В прошлую новогоднюю ночь я решил сжечь свои старые рукописи и написать великую поэму про русский мороз. Камина у меня нет, поэтому пришлось идти в овраг. Я развёл костёр, но не успел написать ни одной новой строчки, как вокруг собрались бездомные со всей округи. И теперь холодными ночами я не пишу стихов, а иду в овраг и кормлю всех, кто придёт на огонёк. К сожалению, в тёплую погоду я сочинять про мороз не умею. Извини, но с поэмой ничего не получится».