Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919)
Шрифт:
21. На первой странице перечня замечаний рукой Рутенберга вновь отмечено: «Получено от Егор Егорыча 7-го апреля 1908 г. П. Рутенберг. Geneve».
22. Вероятно, речь шла о том месте записок Рутенберга, где Гапон признается ему в своей связи с Охранным отделением:
Гапон рассказывал все это под видом «плана»: использовать свое положение с революционной целью. Но он путал. Вначале он говорил о терроре и о необходимости поскорее повидаться с Павлом Ивановичем и Иваном Николаевичем <Савинковым и Азефомх (Он считал их, как и меня, членами Боевой Организации). (ДГ: 57).
23. Рутенберг, очевидно, последовал этому замечанию: никаких следов, указывающих на то, к чему оно относилось, в печатном тексте не осталось.
24. Против последнего предложения рукой Рутенберга написано:
Не соответствует
25. Это письмо Рутенберг напечатал в ДГ: 107-08, с купюрированным фрагментом (после «…для расходов по делу Гапона 700 рублей» следовало):
ЦК<омите>т не откажет уплатить из этой суммы 600 fran., а остальные прислать Леон<иду> Э<ммануиловичу> <Шишко> для Ольги Николаевны <Хоменко>.
Так как из-за переговоров с ЦК<омите>том я вынужден был остаться здесь очень долго, ЦК не откажет покрыть израсходованные мной здесь (задолженные) за последний месяц 200 fr.
Приведен по оригиналу (из HI ANicolaevsky Collection. Box. 194. Folder 11) в: Будницкий 1996: 448 (копия в RA).
26. Рутенберг так описывал эту сцену:
<Азеф:> – Хорошо, вы мне скажите одно, поручал я вам убийство Гапона или нет?
– Конечно.
– Вы лжете, Мартын Иванович!
Судорожно сжались кулаки. Только сознание об «оскорбленной» мною уже раз «чести партии» парализовало руку, поднявшуюся ударить наглеца (ДГ:96).
27. ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174. Л. 6.
28. HIANicolaevsky Collection. Box 18а. Folder 2. Полный текст в Приложении I. 1.
29. ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174. Л. 8.
30. Это письмо было опубликовано как заключение ЦК к письму Рутенберга в «Знамени труда» (1909. № 15. Февраль. С. 20).
31. Отнесем это – «на лиц <…> проводится расследование» – к общему партийному косноязычию писавшего: весь документ вообще представляет выразительный образец бюрократическо-канцеляр-ской риторики.
32. ГА РФ. Ф. 5802. Оп. 2. Ед. хр. 766. Л. 2.
33. Вероятно, на основе этого сравнительно небольшого фрагмента автор статьи о Б.Н. Никитенко (Н. Ерофеев) в энциклопедии «Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века» пишет в связи с позицией, занятой эсеровским ЦК по отношению к «делу 18-ти» (см. упоминание о нем в I: 3), что ее «осудил чл<ен> партии эсеров Е.Е. Колосов в своей брошюре «Из области парт<ийной> этики» (Париж, 1912 <sic>) (Политические партии России 1996: 395). Истины ради следует заметить, что в пору написания брошюры автор членом партии эсеров уже не был – он официально вышел из нее в апреле 1909 г. (Колосов 1911: 3), а Никитенко относится к весьма периферийным ее персонажам.
34. С.П. Постников по забывчивости путает журнал «Былое» с журналом «Будущее».
35. Об А.М. Беркенгейме см.: IV: 1.
36. Феликс Вадимович Волховский (1846–1914), старейший участник революционно-освободительного движения; был близок к Г.А. Лопатину и С.М. Степняку-Кравчинскому, «нечаевцам» и «чайковцам». Видный эсеровский деятель, редактор ряда эсеровских изданий.
37. ГА РФ. Ф. 5802. Оп. 2. Ед. хр. 766. Л. 7.
Глава 3
«…Oh спасал все культурное, человечно ценное»
(Горький и Рутенберг) 1
«Да, да, я давно, еще в Петербурге, знал, что он большой человек и сделает большие дела. Что бы о нем ни рассказали, меня ничто не удивит». В его словах была даже какая-то зависть и сожаление о том, что этот человек не остался в России.
Тема этой главы привлекает внимание не впервые. Совершенно внятно она была обозначена в книге М. Агурского и М. Шкловской «Из литературного наследия: Горький и еврейский вопрос» (Агурский, Шкловская 1986). Однако ее обозначением дело и кончилось: о том, что между М. Горьким и П. Рутенбергом велась переписка, иследователи предполагали, но сами письма Рутенберга Горькому, в то время еще не напечатанные, оказались для них недоступны 3. Непонятно, однако, по каким причинам не был исследован
на этот предмет RA.Наиболее существенным вкладом в изучение данной проблематики является работа Л. Флейшмана (Флейшман 1992: 109-15), в которой учтены, как кажется, все известные источники взаимоотношений Горького и Рутенберга.
Общеизвестен факт юдофильства Горького и его симпатий к сионизму. Совершенно закономерен поэтому интерес к тем персонально-человеческим, социальным или творческим контактам, которые связывали его с евреями вообще и сионистскими лидерами в частности. В кругу других отношений Горького с известными общественными фигурами-евреями Рутенберг занимает весьма заметное место, и эта связь позволяет выявить новые штрихи в биографии русского писателя, а также дополнить неизвестными сведениями некоторые известные исторические сюжеты.
О контактах Горького с Рутенбергом в день Кровавого воскресенья речь шла выше. Напомним об еще одном эпизоде их встречи, описанном Горьким в очерке о Н.Г. Гарине-Михайловском:
Было это в в Куоккале, летом 1905 года. Н.Г. Гарин привез мне для передачи Л.Б. Красину в кассу партии 15 и 25 тысяч рублей и попал в компанию очень пеструю, скромно говоря. В одной комнате дачи заседали с П.М. Рутенбергом два еще не разоблаченных провокатора – Евно Азеф и Татаров. В другой – меньшевик Салтыков беседовал с В.Л. Бенуа о передаче транспортной техники «Освобождения» петербургскому комитету и, если не ошибаюсь, при этом присутствовал тоже еще не разоблаченный Доброскок – Николай Золотые Очки. В саду гулял мой сосед по даче пианист Осип Габрилович с И.Е. Репиным; Петров, Шелгунов и Гарин сидели на ступеньках террасы. Гарин, как всегда, торопился, поглядывал на часы и вместе с Шелгуновым поучал неверию Петрова, все еще веровавшего в Гапона. Потом Гарин пришел ко мне в комнату, из которой был выход к воротам дачи.
Мимо нас проследовал к поезду массивный, толстогубый, со свиными глазками Азеф в темно-синем костюме, дородный, длинноволосый Татаров, похожий на переодетого соборного дьякона, вслед за ними ушли хмурый сухонький Салтыков, скромный Бенуа. Помню, Рутенберг, подмигнув на своих провокаторов, похвастался мне:
– Наши-то солиднее ваших (Горький 1968-76, XX: 89).
В Италию Горький приехал 13 (26) октября 1906 г., на Капри поселился 20 октября (2 ноября), т. е. незадолго до приезда сюда Рутенберга, который, как отмечалось выше, появился в доме Горького в конце января 1907 г.
Рутенберг жил на Капри в атмосфере шпионско-провокатор-ских имагинаций. Собственный гапоно-азефовский сюжет, вынужденно заполнивший все его существование и ставший причиной нешуточной эмоциональной депрессии, был не единственной реакцией на эту крайне актуальную и модную в то время проблематику. Горький работал над повестью «Жизнь ненужного человека» («Шпион») – «из быта политических сыщиков», как он сам определял в письме М. Хилквиту (не позднее 13 (26) января 1907 г.) ее топику (Горький 1997-(2007), VI: 7). Приехавший к нему Л. Андреев носился с замыслом произведения, в котором изображалось и развенчивалось бы предательство как таковое («Иуда Искариот»).
Между прочим, на Капри произошел эпизод, связанный с Л. Андреевым и вошедший впоследствии в историю русской литературы. Рутенберг в его присутствии рассказал случай из собственной жизни о том, как, преследуемый полицией в ночном Петербурге, он был вынужден скрыться за дверью борделя и провести ночь с проституткой. Горький так излагает макет оригинала:
<…> Девица «дома терпимости», чутьем угадав в свое «госте» затравленного сыщиками, насильно загнанного к ней революционера, отнеслась к нему с нежной заботливостью матери и тактом женщины, которой вполне доступно чувство уважения к герою. А герой, человек душевно неуклюжий, книжный, ответил на движение сердца женщины проповедью морали, напомнив ей о том, что она хотела забыть в этот час. Оскорбленная этим, она ударила его по щеке, – пощечина вполне заслуженная, на мой взгляд. Тогда, поняв всю грубость своей ошибки, он извинился пред нею и поцеловал руку ее, – мне кажется, последнего он мог бы и не делать (Горький 1968-76, XVI: 351) 4.