Пиппа бросает вызов

Однажды за мясом явились только малыши, а Пиппа осталась в стороне, ярдах в трехстах. Я отнесла ей немного еды и стала гладить ее, но так и не смогла заставить хоть что-нибудь съесть или выпить. Она все время не сводила глаз с равнины, а потом ушла, принюхиваясь к ветру. Я послала Локаля разведать, в чем дело, но он не нашел ничего такого, что могло бы ее встревожить. Как только малыши обнаружили, что остались одни, они ужасно разволновались. Особенно встревожен был Биг-Бой, и я впервые услышала от него тот же негромкий стонущий зов, который всегда издавала Пиппа, когда волновалась за своих детей. Пока Биг-Бой и Тайни, принюхиваясь, шли в ту сторону, куда скрылась Пиппа, Сомба схватила в зубы самый большой кусок мяса, какой могла утащить, и только тогда рысцой побежала за ними.

Малыши росли как на дрожжах, и нам было нелегко доставать коз, чтобы накормить их досыта — аппетит у них рос с той же скоростью. До сих пор за стадом в Кенмер-Лодже присматривал мальчик, да еще там жили два сторожа с семьями. Но за последнее время дом так обветшал, что было решено оставить его, и сторожей отозвали. Было бы нехорошо оставлять мальчишку в одиночестве, я тут же наняла старика, которому уже случалось охранять стада с копьем в руках. Когда он приехал и привез жену, я объяснила ему, что он должен немедленно сообщать мне о нападении на коз любого хищника и по возможности представлять нам в доказательство следы животных или остатки жертвы. Несколько дней все шло хорошо, но вот однажды утром пастух доложил, что вечером лев утащил козу, однако ночью шел дождь, и поэтому ни выследить льва, ни найти остатки добычи не удалось.

Через три дня пастух сообщил, что два льва утащили двух коз, как только он выпустил их с утра попастись. Все козы разбежались и запутались в траве, а собрать их он не может — боится, что львы еще близко. Я поехала за Джорджем, и он до самой темноты осматривал местность, но ни следов разбежавшихся коз, ни следов львов не обнаружил.

Нужно было срочно раздобывать мясо для гепардов, и на следующее утро я поехала в Кенмер за новой козой. Козы все еще сидели взаперти в давно не чищенном сарае, а пастух мирно спал. Наполовину проснувшись, он стал убирать грязь, а я пошла с его женой в хижину, стоявшую неподалеку. В хижине я увидела три козьих шкуры, распяленные на земле для просушки, котел, полный вареного мяса, и половину козьей туши, подвешенную про запас. Нетрудно догадаться, почему Джордж не сумел отыскать остатков львиной трапезы, не говоря уже о следах самих львов!

Как не понять праведного гнева этого человека, когда он узнал, что получает расчет, что ему придется распроститься с праздной жизнью, — за это неплохо платили, да вдобавок он еще был полновластным хозяином полуразрушенного имения и через день получал даром целую козу, стоило только свалить всю вину на воображаемого льва. Пока я подыскивала пастуха понадежнее, присматривать за козами пришлось Стенли, а тут еще Мери понадобилось уехать на неделю в Найроби, чтобы утрясти какие-то домашние дела, которые накопились с ее приезда в Кению, так что мы опять остались вдвоем с Локалем, опять нам одним пришлось заботиться о гепардах.

Так мы и побрели к ним: я, увешанная камерами, биноклем, магнитофоном и мегафоном, и Локаль с корзиной мяса, бидоном воды и винтовкой; наконец мы нашли их далеко на равнине Мулики. За несколько следующих дней они прошли по большому кругу и вернулись обратно к нашему лагерю. Вот уж этого я меньше всего хотела — не хватало только, чтобы они привыкли к лагерю! Но все хитрости, на которые я пускалась, чтобы отвадить семейство, не помогли — гепарды только перешли через речку и на несколько дней обосновались под Охотничьей акацией.

Однажды мы видели, как Пиппа подкрадывается к стаду из двенадцати водяных козлов. Она едва не схватила козленка, но мать его отбила, Я со страхом смотрела, как антилопа пытается ударить Пиппу копытами, защищая своего малыша. Ведь взрослый водяной козел весит до четырехсот фунтов, а Пиппа — никак не больше ста двадцати, так что перед нею был действительно серьезный противник.

Поскольку и на этот раз не удалось никого добыть, Пиппа решила на следующее утро прийти в лагерь в сопровождении Сомбы и Тайни. Биг-Боя нигде не было. Пока я кормила мать с детьми, Локаль пошел искать его и увидел далеко за Охотничьей акацией. Как ни старался Локаль подманить к себе Биг-Боя, ему пришлось возвратиться ни с чем. Тогда мы с помощью мяса заманили к Охотничьей акации всех остальных гепардов. Конечно, Биг-Бой видел и всех нас, и корзину с мясом, но не тронулся с места.

Только когда мы в полном составе подошли к нему, он соблаговолил последовать за нами к Охотничьей акации. Это внезапное проявление независимости удивило меня: ему ведь было всего-навсего восемь с половиной месяцев, и в таком раннем возрасте расставаться с матерью, да еще когда хочется есть… А он был ужасно голодный — стоило посмотреть, как он набросился на мясо!

В лагере Сомба вела себя за едой, как хорошая девочка, а тут вдруг снова вспомнила все кровожадные приемы защиты добычи и стала бросаться на меня с такой яростью, что, пока семейство обедало, я не смела пошевельнуться. Но вот наконец даже Сомба не могла проглотить больше ни кусочка мяса и пошла вместе со всеми под колючий куст, который виднелся поблизости, чтобы поспать после сытного обеда. По пути туда Сомба наткнулась на Локаля и Стенли — они преспокойно сидели на траве.

Я сделала им знак, чтобы они сидели, не двигаясь, а Сомба тем временем кружила совсем рядом и нахально обнюхивала их головы. Да, положение было не из приятных — стоило кому-нибудь из мужчин сделать неверное движение, и это могло плохо кончиться, но они оба смотрели прямо в глаза Сомбе и не проявляли ни малейшего страха, как бы близко она ни подходила. Наконец она, видимо, удовлетворила свое любопытство и отправилась подремать.

К вечеру семейство опять явилось в лагерь. Я протянула малышам тазик с молоком, и Сомбу опять было не узнать — я даже отняла его у нее из-под носа, чтобы молоко досталось и остальным. И вот, как только я наклонилась, чтобы взять корзину с мясом и подвесить на дерево, Сомба изо всех сил ударила меня когтями по голове. Просто счастье, что на мне был пробковый шлем, а то она сняла бы с меня скальп. Долго еще она подстерегала каждое наше движение, мы даже не могли покормить гепардов, потому что она тут же бросалась на нас. Наконец она сунула голову в тазик с молоком, а мы воспользовались этой минутой и быстро схватили мясо. Только когда Сомба поняла, что никто не собирается украсть у нее ее долю мяса, она опомнилась. Порой Сомба вела себя, как настоящая маленькая разбойница, но подчас она умиляла нас: стараясь разобраться в своих противоречивых побуждениях, она непременно бросалась на всех, кто осмеливался двигаться, когда она ела мясо на «своей территории», но когда она обедала в лагере, мы не замечали ни малейшего намека на враждебность. Она явно отличала еду на свободе от еды в лагере, и я подумала: наверное, она чувствует, что в жилище людей она не у себя дома. Но какие бы «соображения» на этот счет у нее ни были, мое решение оставалось неизменным: держать семейство подальше от лагеря, чтобы малыши не привыкали к людям, за исключением тех случаев, когда этого никак нельзя избежать.

В последнее время я записала на магнитофон разные звуки, издаваемые гепардами. Большинство из них поразительно походило на чириканье птиц.

Особенно похоже на птичьи крики было металлическое щебетание. Когда я разыскивала гепардов, то нередко ошибалась, принимая птичье чириканье за «щебетание» маленьких гепардов. Я много раз проигрывала гепардам свои записи, но их собственный визг в драке за еду, чириканье или мурлыканье оставляли их совершенно равнодушными; однако сегодня, когда я дала им послушать свирепое рычание, которое записала накануне, они тут же удрали. Почти также реагировала на записи и Эльса со львятами: они не обращали внимания на записи собственных голосов, но как только узнавали рычание своего смертельного врага — Свирепой львицы, мгновенно мчались прочь.

Джордж в это время воспитывал маленькую львицу, брата которой загрыз леопард. Они родились у одной из львиц, выпущенных Джорджем на свободу, и та была образцовой матерью, но после трагедии потеряла всякий интерес к оставшемуся в живых львенку. Джордж встретил маленькую львицу, голодную и неприкаянную; она обязательно погибла бы, если бы он не взял ее к себе. Он назвал львенка Сэнди и поместил у себя в лагере. Сэнди была совсем дикой и необщительной — она встречала в штыки все наши попытки подружиться с ней. Когда к ней подходили, она перебегала из одного укрытия в другое, а когда Джордж протягивал ей еду, встречала его рычанием и шипением. Я старалась как можно чаще выбрать свободную минуту, чтобы помочь ее кормить. Заползая под кровати и под машины, играя с ней в прятки среди баков с бензином, прокрадываясь сквозь кукурузу, посаженную поваром Джорджа возле кухонного навеса, я упорно протягивала ей миску с молоком и кусок мяса. Постепенно мне удалось завоевать ее доверие — она даже разрешала иногда вытащить у нее одного-другого клеща, но приходилось следить за собой, чтобы не напугать ее излишней фамильярностью. Сэнди радовалась и забывала о страхе только тогда, когда слышала вдалеке львиное рычание или когда в лагерь заходил один из львов Джорджа. Тут она начинала носиться взад-вперед вдоль решетки и звала, звала своих, пытаясь просунуть лапку сквозь решетку, чтобы дотянуться до сородича.

Но было бы недопустимым риском пустить ее в прайд, пока она достаточно не подрастет, чтобы поспевать за взрослыми. Мать, увидев Сэнди за решеткой, не обратила на нее особого внимания, но и враждебности тоже не проявила. Поэтому через несколько недель Джордж решил выпустить Сэнди из вольера в присутствии матери — он надеялся, что они узнают друг друга и снова будут вместе. Как только дверь отворилась, Сэнди со всех ног бросилась к матери, но ее встретили не лаской, а свирепым укусом. Бедный маленький зверь — она уползла и спряталась в густой траве за лагерем, так что Джордж еле-еле отыскал ее и опять привел в вольер. Теперь ей нужно было лечиться не только от укуса, но и от травмы — ведь ее прогнала собственная мать. У меня сердце разрывалось, когда я видела, как она следит за матерью из-за решетки, притихнув, не трогаясь с места — она уже никогда не радовалась, как раньше. Но не подумайте, что Сэнди смирилась с неволей. Вскоре две львицы из прайда Джорджа стали ею интересоваться, и как чудесно было видеть, что эта дружба крепнет день ото дня, невзирая на разделявшую их решетку.