Пир стервятников

— Был у нас вол, — сказал пожилой, красный от натуги крестьянин, — да волки его увели. И дочку нашу забрали. Она-то к нам вернулась после того сражения у Синего Дола, а вол нет. Съели его, видать.

Женщина, моложе его лет на двадцать, молчала и таращилась на Бриенну, будто на теленка с двумя головами. На Тартскую Деву часто смотрели таким манером. Леди Старк была добра к ней, но другие женщины, почти все, жестокостью не уступали мужчинам. Бриенна не могла бы сказать, кто причинял ей больше мучений: хорошенькие девушки с острыми язычками, звонко смеющиеся у нее за спиной, или дамы, скрывающие презрение под маской холодной вежливости. Женщины простого звания были и того хуже.

— В последний раз я видела Девичий Пруд разрушенным, — сказала она. — Городские ворота взломали, половину домов сожгли.

— Теперь они малость отстроились. Тарли хоть и крут, да посмелей Моутона. И разбойников в лесах поубавилось. Главных злодеев Тарли порубал своим огромадным мечом. Вы-то как, не встречали лихих людей?

— Нет. — Чем дальше от Синего Дола, тем пустыннее становилась дорога. Путники, завидев двух всадников, мигом скрывались в лесу — все, исключая двадцать усталых пилигримов с бородатым септоном во главе, шедших на юг. Придорожные гостиницы либо стояли разграбленные, либо превратились в настоящие крепости. Вчера Бриенне и Подрику встретился дозор лорда Рендилла с копьями и длинными луками. Их окружили, и капитан долго выспрашивал Бриенну, но в конце концов позволил им ехать дальше. «Поберегись, женщина. Не все кругом такие порядочные, как мои парни. Пес переправился через Трезубец с сотней злодеев. Говорят, они насильничают над каждой женщиной, которая им попадется, и отрезают ей титьки на память».

Бриенна сочла себя обязанной пересказать это крестьянину и его жене. Мужчина, выслушав ее, плюнул.

— Иные бы их взяли, что псов, что волков, что львов. Ничего, к Девичьему Пруду эта шайка не сунется, пока там заправляет лорд Тарли.

Лорда Рендилла Тарли Бриенна знала со времен похода короля Ренли. Теплых чувств она к нему не испытывала, но не забывала при этом, что она у него в долгу. По милости богов она надеялась уехать из Девичьего Пруда, не попавшись ему на глаза.

— Когда бои прекратятся, город вернут лорду Моутону, — сказала она. — Его милость прощен королем.

— Прощен? — засмеялся старик. — Это за что же? За то, что в замке отсиживался? Людей своих послал в Риверран биться, а сам не пошел. Город разорили сперва львы, потом волки, потом наемники, а его милость знай посиживает в укрытии и горя не знает. Вот брат его нипочем бы не стал этак прятаться. Он смелый был, сир Милс, только его давно уже Роберт убил.

Призраки, снова призраки.

— Я ищу свою сестру, — сказала Бриенна. — Красивую девушку тринадцати лет. Вы, часом, такую не видели?

— Девок не видали, хоть пригожих, хоть уродок.

Никто ее не видел — но что делать, приходится спрашивать.

— Дочь Моутона тоже в девках недолго останется, — продолжал старик. — Ее выдают за сынка Тарли. Яйца мы везем как раз им на свадьбу — пойдут на пироги да коврижки.

— Это хорошо. — Значит, жених — маленький Дикон. Сколько же ему лет — восемь, десять? Сама Бриенна впервые стала невестой в семь, а жених был тремя годами старше — младший сын лорда Карона, застенчивый мальчуган с бородавкой на верхней губе. Встретились они один-единственный раз, по случаю их помолвки. Два года спустя его вместе с сестрами и родителями унесла злая простуда. Будь он жив, их поженили бы сразу после ее расцвета, и вся ее жизнь повернулась бы совсем по-другому. Не разъезжала бы она теперь в мужской кольчуге, с мечом на боку, не разыскивала бы пропавшее дитя другой женщины. Рожала бы своих детей в Ночной Песне, нянчила их и вскармливала. Эта мысль, не новая для Бриенны, всегда вызывала в ней легкую грусть, но и облегчение тоже.

Солнце наполовину скрылось за тучами, когда они, выехав из-за черных деревьев, увидели перед собой Девичий Пруд, а за ним — воды залива. Городские ворота починили и укрепили, по розовым каменным стенам вновь прохаживались стрелки с арбалетами. Над караульной реяло красно-золотое знамя короля Томмена, где черный олень сражался с золотым львом. Другие знамена представляли охотника Тарли, и лишь над замком на вершине холма виднелся красный лосось дома Моутонов.

У въездной решетки стояла дюжина стражников с алебардами — солдаты из войска Тарли, судя по знакам у них на груди, хотя эмблемы самого лорда никто не носил. Бриенна подметила двух кентавров, молнию, синего жука и зеленую стрелу — ни одного шагающего охотника. Сержант носил на себе павлина с выгоревшим на солнце хвостом. При виде крестьянской тележки он свистнул.

— Что тут у вас? Яйца? — Он подкинул одно, поймал и ухмыльнулся. — Ладно, мы их забираем.

— Это для лорда Моутона, — всполошился старик. — Для свадебных пирогов.

— Ничего, куры еще снесут. Я уж полгода яиц не ел. На вот, и не говори, что тебе не плачено. — И он швырнул крестьянину под ноги горсть медяков.

— Этого мало, — подала голос женщина.

— А я говорю, в самый раз. За яйца и за тебя тоже. Берите ее, ребята, — больно она хороша для этого деда. — Двое стражников прислонили алебарды к стене и потащили отбивающуюся женщину прочь. Крестьянин смотрел на это с серым лицом, но не смел перечить. Бриенна двинула лошадь вперед.

— Отпустите ее.

Солдаты замешкались, и женщина вырвалась от них.

— Не твое дело, — сказал один. — Знай помалкивай.

Бриенна достала меч.

— Обнаженная сталь — это разбоем пахнет, — сказал сержант. — Знаешь, что делает лорд Тарли с разбойниками? — Он стиснул яйцо, которое так и держал в руке, и желток просочился у него между пальцев.

— Я знаю, что делает лорд Рендилл с разбойниками, — ответила на это Бриенна. — И с насильниками.

Она надеялась, что имя лорда их усмирит, но сержант, бросив раздавленное яйцо, махнул своим людям, и Бриенну окружил стальной частокол.

— Так что, говоришь, делает он с…

— С насильниками, — подхватил мужской голос. — Он холостит их или отправляет на Стену, а порой делает и то, и другое. Ворам же он рубит пальцы. — Из караульной вышел томный молодой человек с мечом на поясе и в некогда белом верхнем камзоле. Белизна еще проступала кое-где под зелеными травяными пятнами и запекшейся кровью. Эмблема на нем представляла бурого оленя, мертвого и подвешенного на шесте.

У Бриенны в животе точно нож повернули.

— Сир Хиль, — с трудом выговорила она.

— Ее лучше не трогать, ребята, — предостерег сир Хиль Хант. — Это Бриенна Красотка, Тартская Дева, зарубившая короля Ренли и половину его Радужной Гвардии. Подлость ее не уступает уродству, а страшней ее нет никого… разве что ты, Нужник, но твой папаша был задницей буйвола, так что тебе простительно. Ее-то отец — Тарт Вечерняя Звезда.

Стражники, заржав, отвели алебарды.

— Может, ее под стражу взять, сир? — спросил сержант. — За убийство Ренли?

— А зачем? Ренли был мятежником. Мы тоже были мятежниками, все до единого, но теперь верно служим королю Томмену. — Рыцарь сделал крестьянам знак проезжать в ворота. — Стюард его милости порадуется вашему товару. Вы найдете его на рынке.

Старик приложил костяшки пальцев ко лбу.

— Благодарствую, милорд. Настоящего рыцаря сразу видно. Пошли, жена. — Они снова впряглись и загрохотали колесами по булыжнику.

Бриенна двинулась следом, Подрик за ней. Настоящий рыцарь… м-да… Слева, у входа в переулок, стояла разрушенная конюшня. Наискосок от нее, на балконе своего заведения, перешептывались три полуодетые шлюхи. Одну Бриенна как будто помнила по лагерю — та как-то спросила, что у нее в бриджах, хрен или дырка.

— В жизни не видал лошади безобразнее, — высказался сир Хиль, глядя на Подрикова скакуна. — Странно, что на ней сидите не вы, миледи. Не хотите отблагодарить меня за вмешательство?