Пир стервятников

— Верно, — подтвердил Могучий Вепрь, и разговор перешел на другое.

Однако позже, в башне, где ему отвели комнату, Джейме усомнился в собственной правоте. Тирек наряду с Ланселем служил оруженосцем у короля Роберта. Знание бывает ценнее золота и опасней кинжала. Джейме представился улыбчивый, пахнущий лавандой Варис. У евнуха имелись осведомители по всему городу. Ему не составило бы труда похитить Тирека в суматохе… знай он заранее, что толпа собирается взбунтоваться. Варис знал все и обо всех — по крайней мере он весь двор заставил в это поверить. Но Серсею он о бунте не предупредил и провожать Мирцеллу в гавань почему-то не поехал.

Джейме открыл ставни. Похолодало, на небо вышел двурогий месяц. Золотая рука блеснула при лунном свете. Евнуха ею не удушишь, но превратить скользкую улыбочку в красное месиво очень даже можно. Джейме очень хотелось ударить кого-нибудь.

Сир Илин точил свой меч.

— Пора, — сказал ему Джейме, и палач пошел за ним вниз по крутым ступеням. На маленьком дворике помещалась оружейная, где Джейме взял два щита, два полушлема и пару затупленных турнирных мечей. Вручив один Пейну, он взял другой в левую руку, а правую продел в лямку щита. Золотые пальцы держали плохо, и щит вихлялся.

— Когда-то вы были рыцарем, сир, — сказал Джейме. — Я тоже. Посмотрим, на что мы годны теперь.

Сир Илин в ответ отсалютовал мечом, и Джейме тут же пошел в атаку. Пейн заржавел не меньше своей кольчуги и не обладал силой Бриенны, но успешно отражал удары либо мечом, либо щитом. Месяц глядел сверху на их пляску, мечи сопровождали ее стальной музыкой. Какое-то время немой рыцарь позволял Джейме вести танец, затем начал понемногу ему отвечать. Перейдя в наступление, он задел бедро противника, плечо, руку выше запястья, обрушил град звонких ударов на его шлем. Он выбил щит из правой руки Джейме и едва не рассек ремешки между культей и золотой кистью. К концу схватки Джейме весь покрылся синяками, но зато протрезвел.

— Мы еще потанцуем, — пообещал он. — И завтра, и послезавтра.

Будем плясать, пока я не научусь владеть левой рукой, как владел правой.

Сир Илин, раскрыв рот, издал прерывистый звук. Это он смеется, понял Джейме, и внутри у него что-то сжалось.

Утром никто даже не заикнулся относительно его синяков, и звона мечей ночью тоже как будто никто не слыхал. Только Лью Пайпер в лагере задал Джейме вопрос, который не посмели задать рыцари.

— У Хэйфордов служат горячие девки, парень, — с усмешкой сказал ему Джейме. — Целуют взасос.

Новый день, такой же ясный и ветреный, сменился ненастным, а после на трое суток зарядил дождь. Войско вопреки непогоде продвигалось на север по Королевскому тракту, и Джейме каждый вечер отыскивал укромное место, чтобы обзавестись свежими страстными поцелуями. Они с Илином дрались в конюшне, где стоял одноглазый мул, и в погребе придорожной гостиницы между бочонков вина и эля. Дрались в обугленном остове каменного амбара, на лесистом островке посреди мелкой речки, в чистом поле, где дождь стучал по щитам и шлемам.

Джейме изобретал разнообразные предлоги для своих ночных отлучек, понимая при этом, что никто его сказкам не верит. Аддам Марбранд наверняка догадывался, в чем дело, и другие капитаны скорее всего тоже подозревали истину. Но при Джейме никто про это не заговаривал, а единственный свидетель того, каким никудышным бойцом стал ныне Цареубийца, был лишен языка.

Война теперь заявляла о себе со всех сторон. Поля, где полагалось колоситься пшенице, заросли бурьяном выше лошадиных голов, на дороге не стало путников, и округой от сумерек до рассвета распоряжались волки. Большей частью у них хватало благоразумия держаться подальше, но у одного из разведчиков Марбранда, когда он спешился по малой нужде, они зарезали лошадь.

— Не может зверь быть таким наглым, — заявил Бонифер Добрый. — Это демоны в волчьих шкурах, посланные нам за наши грехи.

— Видно, этот конь много нагрешил в своей жизни, — заметил Джейме, стоя над трупом бедного животного. То немногое, что осталось на костях, он велел засолить, предвидя, что мясо им пригодится.

В месте под названием Свиной Рог они обнаружили старого рыцаря Роджера Хогга, засевшего в своей башне с шестью латниками, четырьмя арбалетчиками и парой десятков крестьян. Сир Кеннос высказал предположение, что огромный, заросший сир Роджер — отдаленный родственник Кракехоллов, чьей эмблемой был ощетинившийся вепрь. Могучий Вепрь счел, что это не лишено оснований, и целый час расспрашивал старика о его предках.

Джейме больше занимало, что думает Хогг о волках.

— Нам больше хлопот причинили волки под белой звездой, — сказал ему старый рыцарь. — Они шли по вашему следу, милорд, но мы дали им хороший отпор и зарыли троих на реповом поле. После них к нам, простите великодушно, нагрянули треклятые львы. Командовал ими некто с мантикором на щите.

— Сир Амори Лорх, — разъяснил Джейме. — Мой лорд-отец дал ему приказ посеять смуту на речных землях.

— Мы не речные жители, — ответил на это сир Роджер. — Я вассал дома Хэйфордов, а леди Эрмесанда склонила коленку перед Королевской Гаванью — или склонит, когда научится хорошо ходить. Я им так и сказал, но этот сир Лорх не больно-то меня слушал. Он забил половину моих овец, зарезал трех отличных молочных коз и пытался поджарить меня в моей собственной башне. Да не тут-то было — стены у нас восьмифутовой толщины. Он поленился разводить огонь сызнова и уехал. Настоящие серые волки пришли потом и сожрали овец, которых мантикор нам оставил. Овчины нам удалось сохранить, но ими ведь сыт не будешь. Как нам быть-то теперь, милорд?

— Засевайте поля и молитесь, — сказал ему Джейме, — авось успеете еще снять урожай. — Это не особенно обнадеживало, но больше он ничего предложить не мог.

Назавтра войско перешло через ручей, служивший границей между вассалами Королевской Гавани и Риверрана. Мейстер Гулиан, сверившись с картой, сказал, что ближние холмы принадлежат братьям Уодам, рыцарям-землевладельцам, подчинявшимся Харренхоллу. От обеих усадеб остались одни головешки, и ни самих братьев, ни их крестьян не было видно, но в погребе одного замка поселились разбойники. Один из них носил рваный красный плащ, но Джейме повесил его заодно с остальными, чувствуя, что вершит правосудие. Возьми это себе за правило, Ланнистер, и когда-нибудь тебя, возможно, все-таки прозовут Златоруким. Златоруким Судьей.

На подъезде к Харренхоллу мир стал еще более серым. Воины ехали под свинцовым небом, вдоль озера, похожего на лист кованой стали. Может быть, и Бриенна проезжала по той же дороге, если пришла к заключению, что Санса Старк отправилась в Риверран. Будь на дороге встречные, он спросил бы, не видели ли они хорошенькую девушку с золотисто-рыжими волосами или здоровенную девицу с лицом, от которого молоко киснет. Но им никто не встречался, даже волки, и только вдали слышался заунывный вой.

Наконец за оловянными водами выросли башни Черного Харрена — пять искривленных пальцев, воткнутых в небо. Мизинец, хоть и значился лордом Харренхолла, явно не торопился вступить во владение, поэтому «наводить там порядок», как выразилась Серсея, выпало Джейме Ланнистеру на пути в Риверран.

В необходимости навести этот самый порядок он не сомневался. Григор Клиган отбил замок у Кровавых Скоморохов как раз перед тем, как Серсея отозвала его в Королевскую Гавань. Его люди, безусловно, до сих пор мотаются там внутри, как сухие горошины в сундуке, но восстановить королевский мир на Трезубце им не по силам. Единственное, на что они способны, — это с миром упокоить кого-то в могиле.

Разведчики сира Аддама доложили, что ворота Харренхолла заперты. Джейме построил свое войско перед ними и велел Кенносу из Кайса трубить в черный витой рог Геррока, окованный старым золотом.