Пирамиды

Теппику была близка такая точка зрения. Согласно преданию, боги Эфеба действительно были похожи на людей; свою божественность они проявляли, лишь когда требовалось совершить нечто такое, на что простые смертные не осмеливались. Любимой проделкой эфебских богов, вспоминал Теппик, было превращаться в разных животных, чтобы в таком виде добиваться снисходительности высокопоставленных эфебских дам. Молва утверждала, что один из богов, преследуя свою суженую, даже превратился в золотой дождь. Все это наталкивало на интересные размышления о том, что же творится по ночам в хитроумном Эфебе.

Когда Теппик вернулся, Птраси сидела на траве под тополем и кормила черепашку. Теппик подозрительно пригляделся – уж не бог ли это, тайком добивающийся своего. Но черепашка никак не походила на бога. Если же это и был бог, то преисполненный самых благих намерений.

Черепашка неторопливо жевала салатный лист.

– Милая, маленькая черепашка, – просюсюкала Птраси и только тут заметила Теппика. – А это пты, – произнесла она довольно холодно.

– Ты немного потеряла, что не побывала там, – ответил Теппик, присаживаясь на траву. – Шайка маньяков. Когда я уходил, они били тарелки.

– Птрадиционное завершение эфебских птрапез, – кивнула Птраси.

– А почему не начало? – удивился Теппик, подумав.

– Потом они, наверное, будут плясать под звуки борзуки, – добавила Птраси. – По-моему, это птакая порода собак.

Теппик положил голову на руки.

– Надо признаться, ты уже неплохо говоришь по-эфебски, – сказал он.

– Спасибо.

– Правда, с легким акцентом.

– Языки – это часть программы, – заявила Птраси. – Кроме птого, моя бабушка говорила, что легкий птакцент – это очаровательно.

– Нас учили одному и тому же, – пожал плечами Теппик. – Убийца, где бы он ни был, всегда должен казаться немного чужим. В этом я преуспел, – горько добавил он.

Птраси стала массировать ему шею.

– Я ходила на птристань, – сказала она. – Там птакие штуки, вроде огромных плотов, ну знаешь, караваны моря…

– Корабли, – догадался Теппик.

– Они плавают повсюду. Мы могли бы отправиться на них куда угодно. Если захотим, весь мир раскроет перед нами свои сокровища.

Теппик рассказал ей о теории Птагонала. Птраси ничуть не удивилась.

– Это нечто вроде застоявшегося пруда, – заметила она. – Все птолько и знают, что ходить кругами вокруг старой лужи. Птак и живешь в уже прожитом времени. Все равно что моешься в птой же воде, где до птебя уже птысяча людей перемылась.

– Я хочу вернуться.

Пальцы, умело разминавшие затекшие мышцы, прервали свою работу.

– Мы могли бы поехать куда угодно, – повторила Птраси. – Стать, к примеру, пторговцами и продать верблюда. Пты мог бы показать мне Анк-Морпорк. Звучит завлекательно.

Теппик попытался представить, какое впечатление произведет Анк-Морпорк на девушку. Потом – какое впечатление она произведет на этот город. Птраси определенно расцвела. В Древнем Царстве у нее вряд ли появлялись самостоятельные мысли – разве что какую виноградину почистить следующей, но со времени побега она изменилась. Не то чтобы у нее изменился, скажем, подбородок, он по-прежнему был маленьким и, Теппик не мог не признать этого, очень красивым. Но что-то волевое появилось в его очертаниях. Раньше при разговоре она все время опускала глаза. И теперь, беседуя с Теппиком, она тоже отводила взгляд, но уже потому, что думала о чем-то своем.

Теппик ощущал, что ему давно хочется вежливо, без всякого нажима, напомнить ей о том, что он – царь. Но предчувствие говорило, что она, скорее всего, пропустит это замечание мимо ушей или попросит повторить. А если она к тому же пристально посмотрит ему в глаза, он никогда не сможет еще раз напомнить ей об этом.

– Можешь ехать, – промолвил Теппик. – Беспокоиться не о чем. Я дам тебе несколько адресов и пару рекомендательных писем.

– А пты что будешь делать?

– Мне даже страшно подумать о том, что творится сейчас дома. Я должен что-то предпринять.

– Пты не можешь. Да и зачем? Даже если пты не хочешь быть убийцей, кругом столько разных занятий. Потом, помнишь, пты сам сказал, что, по словам птого человека, в царство уже нельзя вернуться. Ненавижу пирамиды.

– Но там ведь наверняка остались люди, которые тебе дороги.

Птраси пожала плечами:

– Если они умерли, я ничего не смогу для них сделать. И даже если живы – птоже. Я остаюсь здесь.

Теппик поглядел на нее с ужасом и изумлением. Итог был подведен изящно и лаконично. Вот только Теппик никак не мог с ней согласиться. Правда, его самого целых семь лет не было в Древнем Царстве, но до него там многие тысячелетия жили люди, чья кровь теперь течет в его жилах. Конечно, ему бы очень хотелось, чтобы все осталось позади,но в том-то и суть: даже если бы он покинул царство до конца дней своих, все равно оно осталось бы для него чем-то вроде надежного якоря.

– Я чувствую себя таким несчастным, – повторил Теппик. – Прости. Для меня это царство слишком много значит. Мне нужно вернуться туда хотя бы на пять минут, чтобы сказать, что я не вернусь никогда. И только. Наверное, я сам во всем виноват.

– Но обратного пути нет! Пты будешь бродить по окрестностям как потерянный, как пте низложенные цари, про которых пты мне рассказывал. Бродить в штопаной-перештопанной одежде и в изысканных выражениях выпрашивать себе на хлеб. Сам же говорил, нет никого более никчемного, чем царь без царства. Советую подумать.

Они пошли по залитым вечерним солнцем улицам в сторону порта. Все городские улицы вели в порт.

Уже зажигали свет на маяке – самом седьмом из всех семи чудес света, построенном по чертежам Птагонала в соответствии с золотым сечением и пятью принципами эстетики. К сожалению, маяк поставили не на том месте, потому что в противном случае он портил бы вид на гавань, но все моряки сходились на том, что это замечательно красивый маяк и теперь есть на что поглазеть, пока твое судно отшвартовывается от скал.