Пират Её Величества
Шрифт:
— Не хочешь еще разик сплавать в те же края, откуда только что вернулся?
— Хочу. Только без Ловелла. Этим я сыт по горло и даже более!
— Без, без, успокойся.
— Ну, а когда? До послезавтрашнего обеда я не успею.
— Да, хоть послезавтра с обеда заманчиво, но выйдем в море через месяц, в крайнем случае — через два.
— Еще море времени! — разочарованно протянул Фрэнсис.
— Не волнуйся, дел на все это время хватит.
Тогда Фрэнсис осторожно спросил:
— А… Кем? То есть к кому помощником? Хотелось бы познакомиться с капитаном до отплытия. Притереться малость, как говорится.
— Найди себе подходящую коробку — сам будешь капитаном.
Фрэнсис покраснел густо — не от радости, а от старания эту радость скрыть. Хотя чему радоваться-то?
Но Дрейк весело сказал:
— Вдруг это не получится. Требуется некоторое время. Недельки, я думаю, две…
Вильям-младший высоко поднял жесткие редкие брови и, не пряча сомнения, сказал:
— Не больно ли быстро, Фрэнк?
— Я уложусь, — жестко ответил Фрэнсис.
— Будешь молодец, — коротко выронил Джон Хоукинз.
Он уложился в обещанные две недели. Решил, что уговорит отца использовать все свое влияние на прихожан, чтобы получить солидный кредит. К нему прибавить денежки от продажи старушки «Нэнси» (Фрэнсис не сомневался, что отец ни пенни не истратил из ему отданных на сохранение денег от продажи, — хотя Фрэнсис и позволил тратить при нужде)… Оказалось, что сосед-скупщик, охотно пойдя навстречу викарию, выгодно разместил капитал — и за полгода он обернулся трижды, принося каждый раз по двадцати пяти процентов прибыли. Более того — как раз сосед имел крупные суммы свободной наличности и соглашался ссудить викарию — не Фрэнсису, которого он и не знал толком, а его отцу — под двенадцать процентов годовых. Это было приемлемо.
И вот Дрейк неспешно идет по Бристолю, где есть такая Сомерсетовская набережная: у нее пришвартованы суда, выставленные на продажу… День жаркий, летний, но на нем темно-коричневый кожаный жилет. Жарковато, конечно — зато спокойно. При нем увесистый кошель с монетой, да не простой, а с престижными «розеноблями» — тяжелыми, как серебряный талер, золотыми монетами с кораблем, на носу которого выбита роза Тюдоров. Эти редкие монеты чеканил отец Ее Величества, король Генрих Восьмой, ими награждали отличившихся в бою солдат, чиновников, прослуживших без замечаний шесть лет, и так далее. Возможно, придется отбивать нападение грабителей — а жилет, купленный в позапрошлом плавании в Сан-Себастиане, ни шпагой не проткнуть, ни саблей не разрубить.
Ага! Вот барк, весьма похожий на то, что ему нужно. Тонн сорок пять — шестьдесят? Ну да. Пятьдесят. И построен на верфях в Чатаме — значит, надежен, как военный корабль. Казенные доки строят неказисто, но уж качественно…
Когда Фрэнсис кликнул хозяина барка, из сарая на набережной вышел тощий моряк лет сорока в серой фуфайке. Поговорили. Запрошенная цена — как раз столько, сколько в кошеле у Фрэнсиса (а там были даже не все деньги из уже у него имевшихся). Возраст барка — восемь лет. Почти младенческий для судна чатамской постройки. Имя — «Юдифь». Набор корпуса — из мелкослойного горного дуба, рангоут — из камберлендской сосны, металлические части — шеффилдского литья или дербиширской ковки. Всё — известные прочностью изделий мастерские и арсеналы. Уже ударили по рукам, когда Фрэнсис вспомнил, что не задал очень важного вопроса:
— Да, кстати, Джефф: а почему ты решил продать свою коробку?
— Отца согнали с земли и за долги описали имущество. Лендлорд решил, что уголь копать выгоднее, чем землю пахать. С ума все посходили с этим углем! Берут у шерифа напрокат преступников — и те копают уголек. Ну, я и хочу расплатиться с долгами отца Да уйти в море уже не хозяином судна — с этим нынче одна морока, а просто помощником капитана. Люблю, когда решения принимает другой, а мне их остается исполнять.
Фрэнсис покивал, хотя никак не мог согласиться, что продажа судна, способного совершить десятки рейсов через Атлантический океан или сотни ходок в баскские земли и Нидерланды, есть разумный способ получения денег. Вот он как раз покупал такое судно, чтобы зарабатывать на жизнь самым интересным способом. Ну, его дело,
Джеффа.А хороша его «Юдифь», честное слово! Обводы стремительные, фонарь кормовой изящной кузнечной работы и… И вообще, хороша. На миг вспомнил «Нэнси», и тут же радость обладания кораблем, пригодным для настоящего дела, вытеснила сентиментальные воспоминания. Жить надо не прошлым и даже не настоящим, а — будущим. Тогда только настоящее будет таким, чтобы жить было вкусно, когда оно для тебя — не вся жизнь и единственная реальность, а часть работы по строительству будущего…
И имя у кораблика неплохое. Вернувшись в Плимут, он потребовал у отца очень подробного рассказа — все, что знаешь, каждую мелочь — о Юдифи, в честь которой названо его океанское судно. И отец рассказал, сидя у камелька, о поре бесконечных войн, запечатленной в Ветхом Завете. Как понял Фрэнсис, тогда Ассирия была вроде того, чем сейчас является Испания: раздувающаяся от спеси владычица мира, проглотившая столько земель, областей, племен и царств, что уже не хватало сил и средств удерживать все это в себе. Но, опьяненная прежними победами, она совершала все новые и новые завоевательные походы. А маленький Израиль боролся с этим колоссом за свою независимость и свободу, да вообще за право быть. И отчаянная еврейка Юдифь проникла к Олоферну, ассирийскому военачальнику, и в шатре отрубила его голову его же мечом. Ну, в меч Фрэнсис не очень поверил. Скорее, заколола его кинжалом, вонзив под левую лопатку, когда лежала под этим чужеземцем… Меч — не девичье оружие, и шатер — не то место, где удобно им размахивать. Вот уже заколотому Олоферну эта отчаянная девушка могла отсечь башку. И то только, если он был помешан на отточенности оружия. Но в любом случае — молодец девица! Так и надо с этими надутыми индюками из сверхдержав поступать!
Когда Фрэнсис на «Юдифи» явился в Плимут к Хоукинзам и сообщил, что уже купил симпатичный барк и на нем готов отправиться в Гвинею и далее — вот только команду осталось подобрать, Вильям только крякнул и сказал озадаченно:
— Ну, тебе и везет, Фрэнк. Я во всю жизнь не припоминаю второго такого случая, чтобы хоть кто, хоть где, за неделю заимел в собственность корабль для океанского плавания!
— Плаваний, — серьезно поправил Дрейк. — Моя «Юдифь» их не одно выдержит и не два.
— Ну, ищи людей.
— Уже ищу. Здешних. С девонширцами я знаю, как и о чем говорить. И понимаю все, что они вслух говорят, и почти всегда — что они про себя таят.
— Правильно. У Джона тоже команды из наших земляков да еще из корнуэльцев.
— Наши земляки — лучшие в мире моряки. Ну, разве что баски могут равняться…
Вильям-младший хотел еще что-то добавить, но ему помешали: в кабинет без стука ворвался Джей Кардран, старший бухгалтер фирмы. Он ворвался в кабинет хозяина красный, с безумными вытаращенными глазами — и завопил:
— Господин Хоукинз! Хозяин! Испанцы в Плимуте!
— Какие испанцы? Сколько?
— Целая эскадра! Я уже послал парня верхом на вашем Ветре в Лондон за мистером Джоном. Ничего, что я самоуправно велел седлать вашего жеребца?
— Нет, не «ничего». За инициативу и распорядительность премирую тебя в размере месячного оклада жалованья. Молодец! На тебя действительно можно положиться в трудную минуту. Ну ладно, Фрэнсис, договорим после — а сейчас сам видишь, что творится. Надобно разобраться, кто и зачем.
…Оказалось, в Плимутский порт вошла эскадра барона де Вашена, адмирала Фландрии и Антверпена — старшего морского начальника в Испанских Нидерландах.
Видимо, испанский посол дон Гусман де Сильва отметил подготовку новой заморской экспедиции Хоукинзов, доложил Филиппу Второму — и тот отдал приказ проверить на месте: кто, куда и зачем собирается. И, главное, с какими силами? И фламандский барон де Вашен, толстощекий пышноусый красавец, заявился прямо в Плимут (он вообще всем тактическим ухищрениям предпочитал фронтальную атаку, лоб в лоб, как дворянский поединок: благородно и ясно) из устья Шельды. Ни в один английский порт, проходя по Проливу вдоль всего южного побережья Англии, он не входил: войдешь — доложат кому надо, и в Плимуте уже никого и ничего не найдешь.