Пиратские игры

— Вы, наверное, хотите задать мне массу вопросов? — обратился он к кавторангу деловым тоном. — Я готов ответить на них.

Тот продолжал молча стоять, скрестив руки за спиной. Затем, резко повернувшись лицом к полковнику, он саркастически произнес:

— Вы знаете, мне это вовсе не интересно, — на его лице появилась улыбка, однако она выглядела неестественной.

— Мне очень нравится ваше чувство юмора, — хмыкнул немец, — а теперь успокойтесь и выслушайте меня. В отличие от вас, я шутить не намерен.

Кавторанг никак не прокомментировал заявление Фогса и уселся в кресло, стоящее неподалеку. Полковник продолжил свою речь:

— Вы и сами, наверное, понимаете, что на родину вам лучше не возвращаться, — при этом он указательным пальцем ткнул в Стенина, будто желая показать, что речь идет именно о нем.

Россиянин удивленно сдвинул брови и уже открыл было рот, желая возразить столь провокационному заявлению миротворца, но тот опередил его:

— Всех дохлых собак в этом случае повесят именно на вас. Если представить себе ваше будущее на родине, то… никакого будущего.

Кавторанг на мгновение задумался, нервно вскочил, подошел к небольшому столику, на котором стоял графин с водой, и, не удосужившись воспользоваться стаканом, сделал несколько больших глотков прямо из горлышка. Было заметно, как его руки немного подрагивают.

— Ну и что же вы можете мне предложить? — спросил он.

Миротворец чуть улыбнулся, плюхнулся в кресло, с которого только что поднялся Стенин, и протянул:

— Предлагаю сотрудничество. — После этих слов он сделал небольшую паузу, ожидая реакции собеседника, однако ее не последовало.

— Я предлагаю вам выход из ситуации. И поверьте, кроме моего предложения, никаких других вариантов у вас не существует. Ну а если говорить более конкретно, то на берегу вас ждут репортеры ведущих телекомпаний, которые захотят задать вам кучу вопросов, и это вполне естественно с их стороны, — голос Фогса приобрел какой-то слащавый оттенок, вызвавший отвращение у кавторанга.

— А если я расскажу всю правду? Как им это понравится, это же настоящая сенсация, мировой скандал! — срываясь на крик, произнес Стенин.

Немец расхохотался, хлопнул себя по колену и сквозь смех проговорил:

— Да, рассмешили вы меня. Понимаю ваши оскорбленные чувства. Но давайте смотреть на вещи реально — это будет очень легко представить как ложь. Мол, вы пытаетесь оправдаться любой ценой. Я вас могу уверить, что никто вам не поверит.

— Что же вы от меня в таком случае хотите? — хрипло произнес кавторанг, пристально уставившись на миротворца. — Только говорите прямо, мне надоели эти ваши хождения вокруг да около.

Глаза немца сузились.

— Сделаете все, как я скажу. Никакой самодеятельности. Ваша задача — четко следовать моим указаниям. Я облегчаю до минимума все то, что вы должны будете предпринять, так что за вас уже подумали.

— А какие у меня гарантии? — предсказуемо поинтересовался Стенин.

«Разговор развивается по классической схеме, — удовлетворенно подумал немец, глядя в растерянное лицо русского офицера, — сначала возмущение, затем брыкания, ну а когда загоняешь в угол — гарантии».

— Я вам гарантирую, что потом мои друзья вас не забудут, — в интонации Фогса почувствовалась некая загадочность, — и подыщут вам непыльную работу в Европе. Деньги приличные, бедствовать не придется. Мы людей, сотрудничающих с нами, не бросаем. Мы же не сомалийцы. Вот они бы вам уже десять раз голову отрезали.

Кавторанг задумался. Он понимал, что попал в ловко расставленный капкан и теперь ему будет нелегко отсюда выпутаться. Похоже, намечается международный скандал. И в таком случае, никто долго разбираться не будет и его действительно обвинят во всех смертных грехах. С другой стороны, где гарантия, что после того, как он выполнит все, что от него требуют, его тут же не скормят акулам или пристрелят где-нибудь в Могадишо?

— Кстати, с вашей командой все в порядке. Они все живы, их уже подобрали, — видя растерянность россиянина, поспешил добавить Фогс. — Мы же цивилизованные люди. Я с белыми не воюю, как вы могли уже убедиться. Мы же, как европейцы, всегда поймем друга друга, не так ли?

Стенин, ничего не говоря, уставился на верзилу, развалившегося в кресле. У кавторанга зачесались руки — так хотелось двинуть как следует по этой наглой физиономии. Однако кавторангу пришлось сдержать приступ ярости, внезапно нахлынувший на него. Он снова взял графин, осушив его до дна. В воздухе повисла гробовая тишина, продолжавшаяся несколько минут. Каждый из собеседников думал о своем. Стенин метался среди двух огней, в нем боролись чувство долга и рационализм. И все-таки инстинкт самосохранения оказался сильней. Он поднял голову, посмотрел на Фогса и сквозь зубы процедил: «Я согласен». Немец утвердительно кивнул головой, встал и вышел из помещения, оставив россиянина наедине с его мыслями.

Глава 24

Над головой висело ярко-голубое небо, на котором не было видно ни облачка. На нем — лишь солнце, огромным желтым пятном расплывавшееся на фоне необъятного пространства. Благодаря хорошей погоде и отсутствию сильных волн шлюпка шла довольно быстро, рассекая водную рябь. Полундра сидел у руля и насвистывал мелодию старой флотской песни. Брызги воды, иногда попадавшие в шлюпку, приятно освежали прохладой.

— Эй, курсант, ты что это, засыпаешь? — слегка подтолкнул ногой Павлов дремавшего Сухомлина.

— Виноват, на солнце разморило, — смущенно улыбнулся тот, подняв голову.

При всех проблемах на душе у него сейчас было на удивление спокойно. Возможно, уверенности ему придавало то обстоятельство, что рядом с ним находился Полундра, которого курсант считал своим кумиром. Во всех действиях старшего лейтенанта чувствовались уверенность и опыт, чего явно не хватало Сухомлину в силу его молодости.

Парень чувствовал, что старший лейтенант найдет выход из сложившегося, мягко говоря, непростого положения. Каким он станет, этот выход, пока было неясно, но то, что он найдется, курсант почти не сомневался. Легенды, ходившие о Полундре, ставили его для курсантов на недосягаемую высоту. А пока что тихий и солнечный день навевал воспоминания о семье, о доме, и на несколько минут Сухомлин почти забыл о том, что находится в тысячах километров от родины, у берегов такой опасной для иностранцев страны, как Сомали…

Полундра тоже молчал, его лицо обдувал теплый ветер. Он смотрел на замечтавшегося Сухомлина, невольно вспоминая свою молодость, те времена, когда и сам был таким же «зеленым» и неопытным.

Однако старлей тут же вернулся к суровой реальности — было о чем задуматься. Ему не давала покоя сцена, увиденная им на борту парусника, и теперь и без того сложнейшая ситуация выглядела совсем уж странно.

На горизонте показались очертания порта. Шлюпка замедлила ход. Курсант обернулся и вдруг показал в сторону. Полундра бросил взгляд в указанном направлении. Его лицо при этом сделалось очень серьезным и напряженным.