Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)
Шрифт:
– Увы, – сказал гасконец, – Не люди, а какие-то комические персонажи. Все эти протеже, детки откупщиков, финансистов, судейских, парламентских советников. Будь моя воля, взял бы себе в адъютанты сорванца Фрике. Но Фрике не дворянин, к моему величайшему сожалению, с ним этот номер не пройдет. Что же до молодежи из дворян, может, вам придет кто на ум?
– Возьмите Оливье де Невиля, – сказал тогда Атос, – Я за него ручаюсь.
Д'Артаньян улыбнулся.
– Этого достаточно! – и записал на какой-то бумаге: "Оливье де Невиль''… и ваш адрес, барон.
– Ох, – пробормотал Оливье.
"И они еще удивляются, что я так много пью?!" – подумал "протеже Атоса".
– Откуда вы знаете Атоса? – спросил барабанщик.
– Фрондерские
– Да будет вам известно, господа, что барон де Невиль входил в группу, которая прикрывала бегство г-на де Бофора из Венсена, – сказал Гримо, – И впоследствии наши дороги не раз пересекались.
Гримо не зря порой называли добрым. Добрый Гримо не стал напоминать Оливье де Невилю о фрондерских войнах. И умолчал о словах, которые нашел граф де Ла Фер, убеждая гасконца в том, что молодой де Невиль достоин синего плаща. / "Мальчику нужна помощь, друг мой. В Городе было восстание. Мазарини послал карательную экспедицию. Пытаясь остановить убийц, погибла невеста де Невиля, девушка по имени Жанна, а сам Оливье был тяжело ранен. Мальчик в отчаянии. Поймите и возьмите к себе. Я вас прошу. Оливье смельчак, вы не пожалеете". – 'Хорошо, – сказал Д'Артаньян вполголоса, но добавил ворчливо: – Эпос какой-то, Оливье, Жанна…''
– Не эпос, мой друг, а печальная действительность наших дней…''/
А Оливье вспомнил, как он с трепетом взял пакет с королевской печатью, который вручил ему в конце мая пятьдесят четвертого всадник в синем плаще. Участник восстания, ''фрондерский подранок'' уже решил, что в пакете приказ об аресте. За все его дела, за все, что он успел натворить за годы Фронды, его посадят в Бастилию, а потом наверняка отрубят голову. Оливье зажмурился и сломал печать. Он не поверил своим глазам. Его приглашал в Париж сам Д'Артаньян и просил поторопиться, чтобы успеть на коронацию в Реймс!
– Чудеса… – прошептал Оливье, – Ведь Д'Артаньян меня и знать не знает.
Черная лошадь затрясла гривой. Всадник в синем плаще спросил:
– Будет ответ? Наш командир, господин Д'Артаньян может рассчитывать на вас?
– О да! – сказал Оливье, – Но какой добрый волшебник рассказал обо мне господину Д'Артаньяну?
– Этого я не знаю, – ответил всадник, – Мне только приказано вручить вам этот пакет. Что передать господину Д'Артаньяну?
– Что я выезжаю сегодня же! Но постойте, куда же вы, сударь! Вы, верно, устали, зайдите, отобедайте с нами.
– Простите меня, – сказал курьер, – НО Я ОЧЕНЬ СПЕШУ!
И почему-то звонко расхохотался.
И только потом до де Невиля дошел подтекст его последней фразы.
15. КАК ЛЮДИ СТАНОВЯТСЯ МУШКЕТЕРАМИ
ИЛИ
САММИТ ЗНАМЕНИТОЙ ЧЕТВЕРКИ НАКАНУНЕ КОРОНАЦИИ ЛЮДОВИКА ЧЕТЫРНАДЦАТОГО.
– …А среди ваших знакомых, дорогой Портос, среди всех этих маркизов и графов, которым вы утерли нос своей баронской короной, может, и отыщется кто-нибудь толковый?
– Утереть-то утер, – сказал Портос, – Но я ж еще не герцог. Ага! Знаю!
И Портос рассказал, как его совсем недавно остановил на улице какой-то юнец, представившись как Жан-Поль де Жюссак. Портос любил находиться в центре внимания; молодому Жюссаку удалось завоевать его расположение. Жан-Поль наговорил Портосу комплиментов. Тут и Портос любезно спросил сына гвардейца кардинала: "Как здоровье вашего батюшки? Давненько я не видел г-на де Жюссака, после осады Ла Рошели он исчез из виду''. Жан-Поль отвечал, что у бывшего гвардейца кардинала здоровье отменное, а занят он сочинением биографии кардинала Ришелье, написанной от лица – кого бы вы думали? – любимого кота его преосвященства Фенимора, белого, пушистого, зеленоглазазого. Вы, разумеется,
знаете, что покойный кардинал Ришелье обожал кошек – их у него всегда было огромое количество. А Фенимор*, тот еще котяра! Кстати, к гасконцу кот ласкался, а миледи очень боялся. Кошки, они же чувствуют человека. Этот литературный прием очень позабавил Портоса, но еще больше он заценил в Жюссаке то, что гвардеец кардинала, уйдя на покой, не внушил своему наследнику ненависть к мушкетерам, а наоборот, отзывался обо всех с огромным уважением, чего не скажешь о де Варде.– Жюссак так Жюссак, – сказал Д'Артаньян, – У меня тоже нет предубеждения. Отец был храбрец, посмотрим, как проявит себя Жюссак-младший…
… *У кардинала Ришелье действительно был кот Фенимор.
…
– Жюссак-младший намерен соблазнить некую фрейлину герцогини Орлеанской, – сказал де Невиль.
– Ничего у него не выйдет, – воскликнул Ролан убежденно, – Лавальер обожает короля. Я сам видел, как они в Шайо миловались.
– Да что, свет клином сошелся на белобрысой плаксе Лавальер? Говоря о фрейлине принцессы, я имел в виду мартышку Монтале. Хотя… к Лавальер это имеет прямое отношение. Кое-какие козни чернавки Монтале кое-кому внушают тревогу. А Жан-Поль, как добрый товарищ, решил помочь в этом щекотливом деле и предотвратить козни мартышки. Зная, что замышляет мартышка и, будучи ее любовником, Жан-Поль выведает секреты этой ловкой особы и поможет Плаксе. Ну, а башка поклонника мартышки, г-на Маликорна, украсится рогами.
– И поделом, – заметил Гугенот, – Маликорн предатель, и вполне заслужил это украшение. Раньше он был лучше. Деградировал парень при Дворе Короля-Солнца!
– Только не вздумайте при моем господине называть м-ль де Лавальер "белобрысой плаксой", – тревожно заметил Гримо.
– Мы вообще при нем даже не упоминаем ее имя! – воскликнул Оливье.
– То-то же, – вздохнул Гримо, – И про обезьяну Монтале лучше помалкивайте.
– Про мартышку!
– Какая разница.
– Но, если будут новости от Жан-Поля насчет Плаксы, тогда как, Гримо?
– Поживем, увидим,- сказал Гримо.
– Плакса о себе еще напомнит, – промолвил Гугенот.
– Лучше бы не напоминала! – воскликнул Вандом.
– А почему вы так уверены, господин де Монваллан? – спросил Гримо.
– Потому что я немного разбираюсь в психологии людей, подобных Плаксе. Отцы-иезуиты успели кое-чему меня научить, пока я не разорвал с ними связи.
– О ваших опасных связях с господами иезуитами мне ведомо, – заметил Вандом, – Наш предводитель упомянул о каком-то справочнике для исповедников, который вызвал ваше справедливое негодование.
– Не только это, – вздохнул Гугенот.
– А что вас привело к иезуитам? – спросил Вандом.
– Романтизм, друзья мои, романтизм! Я, наивный романтик, начитался в юные годы рыцарских романов и старинных хроник. Героические тени защитников Монсегюра и таинственных тамплиеров не давали мне покоя.
– Предок нашего Гугенота защищал Монсегюр, – вставил Люк.
– Аой! – Ролан хлопнул в ладоши, – Я так мало знаю о катарах, расскажете?
– После того, как ты нам поведаешь о славных делах крестоносца Жоффруа, – отшутился Гугенот.
– Хоть сейчас! – воскликнул Ролан и тут же поправился, – Ой, простите, что перебил вас.
– О катарах рассказывают разные легенды, – промолвил Шарль-Анри задумчиво, – Впрочем, насколько мне ведомо, на поляне с иван-чаем, где в незапамятные времена, давны-ы-ым давно-о-о Рауль и Жан, вооруженные деревянными мечами в тамплиерских мантиях с алыми крестами, / проще говоря, похищеннных простынях / вели лихие баталии, прорываясь на подмогу к Великому Магистру Ордена Тамплиеров Жаку де Моле и Командору Жоффруа де Шарни, и, как это должно быть в детских играх, разгромив палачей Филиппа Красивого, отправлялись всей компанией разыскивать сокровища Рыцарей Храма. О них, видимо, и идет речь в песенке о капитанах. А о катарах что-то не припомню.