Пираты с озера Меларен

Вскоре они попали в пустынный парк с высокими лиственными деревьями, полузаросшими дорожками и залитыми солнцем пригорками, где среди прошлогодней листвы сияли звездочки первоцвета и подснежников.

На маленькой полянке, окаймленной подстриженными липами и чахлыми тополями, посреди нежно-зеленого травяного ковра, усеянного множеством красивых цветов, названия которых Георг не знал, стоял восьмигранный желтый павильон с замшелой кирпичной крышей и флюгером, похожим на язык дракона.

Мальчики постояли возле лип, огляделись. Вокруг не было ни души, но с залитой солнцем лужайки непрерывно доносилось сильное жужжание, а над павильоном, окруженном желтыми соломенными пирамидками, дрожало охристое облако.

Георг с Фабианом незаметно выбрались на лужайку и увидели, что над каждым цветком тучей вьются пчелы. Рой этих насекомых черной пеленой повис в воздухе. Боясь привлечь к себе их внимание, мальчики крадучись двинулись дальше. Но сделали лишь несколько шагов и остановились, не в силах выдержать этого сумасшедшего жужжания и мелькания. Одна, видимо, очень кровожадная пчела ужалила Фабиана в скулу, и он, вскрикнув от боли й зажав щеку рукой, хотел было убежать, но тут из павильона вышел высокий худой человек в грязной шафранно-желтой пижаме, красных сафьяновых шлепанцах и с раскрытой книгой в руках. У него было иссера-бледное лицо с большим крючковатым носом и невыразительными голубыми глазами навыкате. Он вплотную подошел к мальчикам и, дыша на них сильным перегаром, потряс кулаком.

— Сию же минуту убирайся прочь, — закричал он на Фабиана, — не то я натравлю на тебя своих собак!

Перепуганный Фабиан отпрянул в сторону, а пчеловод весьма дружелюбно и торжественно обратился к Георгу:

— Берегись черномазого, мой юный друг, он нападет на тебя сзади и, если ты не будешь остерегаться, убьет.

Под взглядом этих немигающих глаз Георг застыл на месте. Его словно загипнотизировали. Человек в шафранно-желтой пижаме положил руку ему на плечо и повел его через жужжащее облако пчел в павильон. Там стояли незастеленная кровать, над которой висела полка, до отказа заставленная книгами, и заваленный всякой всячиной стол. На кровати лежали две собаки, встретившие появление Георга рычанием, по полу прыгал ручной вороненок, а стол украшали голый мраморный старикашка и бюст красивого улыбающегося дяденьки, которого Георг сразу узнал. Это был Эмануэль Сведенборг [32] — о нем рассказывали в школе на уроках истории. Георг стоял на пороге, с опаской поглядывая на собак и круживших по комнате пчел.

32

Шведский философ (1688–1772).

— Не трусь, — улыбнулся пчеловод Георгу. — Собаки тебя не тронут. И ульев бояться нечего. Пчелы жалят только злых людей, вроде того черномазого. Теперь это точно доказано. Я еще раз смог в этом убедиться. Исключительно интересно!

Пчеловод взял с полки книгу и, поплевав на большой палец, стал листать ее.

— Это книга о душе, — пояснил пчеловод. — Написал ее великий философ по имени Платон [33] . Здесь есть одно исключительно интересное место. Погоди-ка, вот оно, вот оно! Послушай теперь, что говорит Сократ [34] о переселении душ, — пчеловод чуть ли не носом заводил по строчкам: «Те, кто стремились иметь обычные гражданские добродетели, именуемые разумом и справедливостью, превратятся после смерти в такие ручные и общественные существа, как муравьи и пчелы».

33

Древнегреческий философ-идеал ист (472–347 до н. э.), от которого идет линия идеализма в истории философии.

34

Древнегреческий философ (470–399 до н. э.), воплощение мудрости для последующих поколений.

— Я дословно привел то, что написано в книге, — оторвал восторженный взор от книги пчеловод. — Следовательно, пчелы были раньше людьми. Я тысячу раз спорил об этом со своим кузеном. Это просто-напросто порядочные и разумные существа и, если они жалят кого-нибудь, стало быть это подлый жулик. Ведь это же совершенно очевидно, не правда ли?

Георг ровным счетом ничего не понимал и растерянно мял в руках шапку.

— Я знаю, что на это можно возразить, — продолжал пчеловод оживленно. — Процент особей мужского и женского пола у людей иной, чем в улье. Но это легко объяснимо, ибо изменение пола после смерти вовсе не исключено, а скорее даже весьма вероятно.

— Да, конечно… — промямлил Георг, которому уж, во всяком случае, было нечего возразить.

Пчеловод не унимался:

—. Остается открытым вопрос о пчелиных матках. Должен признаться, что не знаю об этом ничего определенного. Но возможно, люди, которые при жизни были стерильными, после смерти превращаются в пчелиных маток и дают тысячное потомство… Например, в юности у меня была тетка по имени Юллан…

Вымолвив это имя, странный человек вдруг погрузился в глубокую прострацию и вовсе позабыл о Георге. Он сидел, откинувшись в кресле, седой и неподвижный, облепленный пчелами, и напоминал труп, по которому уже начали ползать насекомые.

Георг хотел убежать и не мог. Что-то неподвластное ему удерживало его на месте. Вдруг он почувствовал мягкое прикосновение к шее, затем последовал ядовитый укус и жгучая боль. Но Георг будто онемел и молча следил за пчеловодом отрешенными глазами. Сколько прошло времени, он не знал, но вдруг пчеловод вскочил на стол и начал, бормоча и издавая сдавленные крики, рыться на высоко висевшей полке в дворянских календарях и родословных. И тут Георг будто очнулся от оцепенения. Он выбрался из павильона и припустился бежать. Его била нервная дрожь, сердце тревожно и гулко стучало. Георга охватило неприятное чувство, будто он что-то забыл в той кошмарной комнате. Но что именно, он никак не мог вспомнить, и, как ни старался сосредоточиться, перед глазами мелькала лишь желтая пижама.

Под липами в напряженном ожидании сидели Фабиан с Эриком. Фабиан, слегка стыдясь своего бегства, стал паясничать, изображая клоуна на ходулях. Георг не обращал на него никакого внимания, а когда Эрик пристал к нему с расспросами про павильон, Георг, еще во власти мерзких ощущений, отвечал уклончиво и неохотно.

Мальчики чувствовали себя беспомощными и подавленными от всего того нового и непонятного, что осталось там, за темной опушкой заколдованного острова, но, стараясь казаться независимыми, побрели дальше по залитому солнцем, шелестящему листвой парку. Неожиданно дорогу им преградил щеголеватый господин в охотничьем костюме цвета мха, с ружьем через плечо. Красноватый нос и припухлое лицо выдавали в нем любителя выпить.

— Попались, разбойники? — с напускной строгостью прокартавил господин и потряс Эрика за воротник. — Собирались яблоки воровать в июне?

— Да мы просто так, поглядеть… слыхали, что тут красиво. Мы плывем издалека, а парусник оставили у Флинты, — запинаясь, объяснял Фабиан, готовый в любой момент дать деру.

— Мореходы, парусник у Флинты… Ясное дело… — Охотник пристально поглядел на Фабиана, и его тонкие губы искривились в иронической усмешке. — Гм, гм… Ты. я вижу, уже побывал в гостях у моего дражайшего кузена. Что тебе там понадобилось? Кстати, у тебя премилая бандитская физиономия, — весело сообщил он.

— Ну а ты? — он посмотрел на Георга, который стоял выжидающе, с гимназической фуражкой в руке. — Где это ты раздобыл такой курносый нос? Дождь в него не попадает? А глазенки у тебя, парень, живые! Со временем будешь профессором. Запомни слова графа Леерхоусена с острова Толлерё, старшей ветви! А как тебя, между прочим, зовут?

— Георг…

— Георг… Хорошо, хотя немного по-мещански. Впрочем, неважно, а брата?

— Меня зовут Эрик III…

Фабиан дернул его за курточку.

— Ну и голос у тебя! Точно, станешь тенором. Итак, вы графские гости, ясно, друзья мои? Вперед… марш! Профессор, встань рядом со мной, честь и место! Вот тебе мое ружье. Бандит и тенор пойдут сзади. Шагом марш!

Это был каприз привыкшего повелевать человека. Хандра, в которую он обычно впадал по утрам, стала отступать, и он замурлыкал веселый шансон [35] .

Граф уверенно шел по своему лесу, легко и рысисто выбрасывая ноги, и напоминал мальчикам грациозного зверя. Георг с гордостью нес ружье, которое доверил ему граф, и восторгался изящными манерами и благородной статью этого человека.

35

Французская песенка.