Писательские дачи. Рисунки по памяти
Шрифт:
Туфельки мне точно по ноге.
— Носи их, моя дог-г-огая! — напутствует меня Риточка, вдоволь нащебетавшись с мамой, наоравшись на сына и провожая нас до дверей. — Хог-г-ошая вэшчь любит, когда ее носят.
Так, благодаря Риточке, я стала обладательницей элегантных, легких, удобных итальянских туфелек. Я носила их бережно и благоговейно, много лет («хорошая вещь любит, когда ее носят»). Дважды отдавала в починку. С годами они, конечно, стоптались, потеряли прежний лоск, но все равно видно было, что — не нашего производства. Обращали на себя внимание.
Шурка Червинский и Андрюшка Менакер
В июне пятьдесят шестого в поселке произошел первый пожар: во время грозы молния попала в почти уже достроенный дом Червинских. От дома остался один кирпичный остов.
Отдыхающие
Шурик рассказывал:
— Мы с Наташей сели на камень у ворот, обхватили головы руками и мерно раскачивались. А мимо ходили отдыхающие и с надеждой спрашивали: «А дети не сгорели?»
«С надеждой»! Мы смеялись. Шурик был дико остроумный. Он даже когда говорил серьезно, все равно казалось, что острит.
Сразу после пожара состоялось заседание правления. Постановили срочно на всех дачах сделать громоотводы и наладить снабжение огнетушителями.
Червинские тут же принялись восстанавливать дачу и, как ни странно, довольно быстро восстановили. Уже к концу следующего лета семья перебралась во вновь отстроенный дом. Времянка долго еще служила пристанищем для гостей и для наших молодежных «балдений».
Шуркин приятель, на три года младше его, — Андрюша Менакер, упитанный, белобрысый мальчик с круглыми голубыми глазами под белесыми ресницами, и раньше приезжал в гости к Червинским со своими родителями, но не воспринимался нами всерьез. И по возрасту маловат, и очень уж выпендривался, все время что-то изображал на публику — то громко пел, нарочно перевирая мелодию, то, вскарабкавшись на дерево, делал вид, что вот-вот упадет, болтал ногами, орал, якобы от страха, чтобы только всех посмешить. Андрюшины родители, знаменитые эстрадные артисты — Мария Владимировна Миронова и Александр Семенович Менакер — приобрели небольшой участок, граничащий с поселком. Формально они не считались членами кооператива, но фактически ими были, поскольку принадлежали к той же прослойке творческой интеллигенции, что и полноправные члены ДСК. С моим отцом и Червинским их связывала не только совместная творческая работа, но и многолетняя дружба. Именно с легкой руки Александра Семеновича образовалось творческое содружество — Масс и Червинский. В 1943 году, когда отец, отбыв десятилетнюю ссылку, получил разрешение снова жить в Москве, а Червинский только что вернулся из госпиталя, демобилизованный после тяжелого ранения, Александр Семенович их познакомил.
Сделавшись нашими соседями по поселку, Мария Владимировна и Александр Семенович стали частыми гостями за нашим вечерним столом, а родители — частыми гостями на их даче, построенной не по общему типу (поскольку, не будучи членами кооператива, они могли не подчиняться обязательному архитектурному плану), а так, как им хотелось и как позволили средства. Получился небольшой, очень уютный одноэтажный домик с просторной открытой верандой, на которой стояли шезлонги и соломенные кресла, редко пустовавшие: хозяева были гостеприимны и пользовались всеобщей симпатией.
Летом пятьдесят седьмого, в августе, домик Мироновой и Менакера еще только строился и Андрюша жил во времянке у Червинских. Он перешел в десятый класс. Актерский его талант уже щедро проявлялся. Особенно в дуэте с Шуркой. Шурка был очень артистичен, изобретателен, и вдвоем у них получалось необыкновенно смешное дуракаваляние. Оба просто купались в пародийном изображении друзей, знакомых, разных сценок, которые они наблюдали на улицах, на экране, в метро, или сами сочиняли. Юмор их расцветал в присутствии зрителей, их всегда хватало, а уж более благодарных, чем мы с Маринкой, пожалуй, не было. Будущего Андрея Миронова до его будущей актерской славы отделяло еще несколько лет, а сейчас была безоглядная, мальчишеская, озорная, импровизационная свобода и на глазах раскрывающийся талант.
Маринка в тот год перешла на второй курс биофака МГУ. В июле она принимала участие в первом знаменитом Международном фестивале молодежи и студентов — работала гидом и переводчиком. В ней еще кипели восторженные впечатления от этого праздника. А у меня в то лето завязался роман со студентом МИСИ Димой, которого теперь услали на военные
сборы. Я ждала его возвращения, предвкушая продолжение романа, но это ничуть не мешало мне предаваться инфантильному счастью дачной жизни. Каждый вечер, ложась спать валетом на полутораспальной старинной кровати в комнатке «для прислуги», мы с Маринкой подробно «обсасывали» все детали прошедшего дня и предвкушали завтрашний день. Каждое утро обещало что-то еще более захватывающее, чем вчера.20 августа 1957 г.
Сегодня приходим с Маринкой с пляжа, а нам говорят, что заходили Шурка и какой-то рыжий. Мы долго думали, кто же этот рыжий. Потом догадались: прошлым летом Шурка возил на велосипеде рыжего мальчишку Женьку Житницкого из Госстроевского поселка и говорил, что бабушка этого мальчика гонит самогон, и всё приставал к нему, чтобы он узнал у своей бабушки рецепт табуреточной.
После обеда мы пошли к Червинским во времянку. Там были Андрюшка Менакер и его брат Кирка из Ленинграда, сын Менакера от первой жены. Красивый! В прошлом году балетное училище окончил. Они валялись в трусах на раскладушках и очень смешно переругивались — кому разогревать голубцы. Оба намекали, чтобы этим делом занялась Галя Дыховичная, которая тоже тут присутствовала, но она делала вид, что намеков не понимает. Тогда Андрей, повязав вокруг пояса фартучек с кружевами, начал разогревать голубцы на электроплитке, а Кирка завернулся в простыню, надел чалму из полотенца и стал изображать дипломатического представителя Саудовской Аравии. В это время приехал на велосипеде рыжий Житницкий из Госстроя. Вместо звонка к велосипеду была приделана труба, которая гудела громко и очень неприлично. Кирка обрадовался, схватил эту трубу и начал воспроизводить всевозможные звуки и танцевать «саудовский» танец живота, а потом они втроем устроили саудовский джаз-оркестр. Рыжий, надев на руки ботинки, имитировал барабан, Кирка — трубу, а Андрей — все остальные джазовые музыкальные инструменты. В это время пришла Наташа Червинская и сказала: «Мальчики, вас приглашают к нам обедать».
Мальчики взвыли от восторга, хотели так, в трусах, и бежать, но потом застеснялись, надели брюки и, взяв кастрюлю с подгоревшими голубцами, чинно отправились на званный обед. Перед уходом сказали, что зайдут за нами, и мы пойдем в кино. Сегодня в клубе идет старая картина про шпионов «Высокая награда» с Абрикосовым и Массальским.
Галя Дыховичная, очень красивая девочка, часто присутствовала на наших «балдениях». В смысле красоты Галя была, конечно, вне конкуренции, но по части юмора явно не тянула. В то время как остальные катались от смеха, она только удивленно поднимала красивые брови. Вот ее младший брат Ваня, которого она часто приводила с собой, кудрявый и губастый мальчик, похожий на Пушкина-лицеиста с гравюры Гейтмана, — тот от души веселился.
Картина — примитив страшный. Во время сеанса ребята громко комментировали, рыдали в трогательных местах, бурно аплодировали, когда очередной шпион бывал настигнут. Нас чуть не выгнали.
С нами были еще Андрей Ладынин, Инка Ермашова и Севка Россельс. У Андрея Ладынина вид очень клевый: узкие светлые брюки и синий пиджак. И ВГИКовский значок на лацкане.
Обратно шли все вместе, Севка говорил, что хорошо бы устроить завтра костер. На что Ладынин неопределенно хмыкал и посматривал на Инку. А она — на него. На перекрестке постояли, потом Ладынин ушел с Инкой (!!!), а нас проводил Кирка Менакер.
21 августа 57 г.
До обеда играли в пинг-понг в доме отдыха, а потом пошли к Червинским во времянку. Шурка с Андреем пародировали жену безработного из итальянского фильма:
— О, Паскуале, Паскуале! Зачем ты продал мою последнюю рубашку! В чем мы завтра пошлем нашего сына в школу! О, Паскуале, Паскуале!
Еще показывали, как в советских детективах ловят шпиона: