Пища любви

— Все это тебе сказал Томмазо?

Бруно посмотрел на нее, думая, что она шутит, но Лаура была абсолютно серьезна.

— Пожалуй, он прав, — сказала Лаура, снова беря его под руку и ведя дальше по галерее, — Рафаэль был влюблен в дочку булочника и в ее честь стал вставлять в свои картины хлебобулочные изделия. А Караваджо почти все время сидел без гроша в кармане и, наверно, думал о следующем обеде, когда писал картины. Я обязательно расскажу своему учителю о том, что сказал Томмазо. Думаю, ему будет интересно.

В тот вечер Бруно посчастливилось купить на блошином рынке Порта Портезе старую поваренную книгу, и он принялся за эксперименты. Остановился на жареной курице, фаршированной сладким перцем, в свою очередь фаршированным фигами. Бруно кое-что добавил в рецепт, чтобы он стал еще лучше.

Лаура лежит в постели Томмазо и томно потягивается. Томмазо уже ушел, чтобы проверить, как идут последние приготовления в «Il Cuoco». Сегодня наконец-то состоится торжественное открытие, а он еще не сделал тысячу разных мелочей.

Она вылезает из постели и начинает одеваться. Вчера вечером они ели маленькие артишоки, порезанные звездочками и обжаренные в масле, и Лаура, к великому своему ужасу, обнаруживает на рубашке масляное пятно. Она открывает шкаф Томмазо, чтобы позаимствовать другую рубашку, и тут же делает шаг назад.

Дверцы шкафа с внутренней стороны обклеены фотографиями. Фотографиями девушек. Здесь брюнетки, рыжие, несколько итальянок, но в основном блондинки. А вот и ее фотография. Лаура помнит, когда Томмазо ее сделал — в этой самой комнате, сразу после того, как они в первый раз переспали.

— Ох! — вздыхает вслух Лаура, когда ей становится понятен смысл этой коллекции.

Она снова смотрит на девушек. Их десятки. При ближайшем рассмотрении Лаура замечает, что большинство фотографий, как и ее собственная, сделаны здесь.

При мысли о том, что все они делили с Томмазо ту же постель, в которой только что лежала она, из глаз Лауры брызгают слезы.

— О черт! — говорит она — Черт! — Она произносит эти слова, как человек, который случайно порезался и видит первую каплю крови раньше, чем ощущает боль.

И тут же начинает ее чувствовать.

Пока ресторан заполнялся посетителями, Бруно все время поглядывал на угловой столик, который оставили для Лауры и ее соседки. Но тот пустовал.

В половине второго начали один за другим поступать заказы. Они сделали все возможное, чтобы привлечь на открытие как можно больше народу. Помогли связи Карлотты в журнальном бизнесе: зал был до отказа наполнен людьми, которые явно не ходили в этот ресторан при прежнем хозяине. Сработали и туманные деловые контакты доктора Феррары: пришли крутого вида мужчины в дорогих костюмах, на которых остальные посетители поглядывали со сдержанным уважением.

Бруно было в новинку командовать на кухне, и ему пришлось отказаться от готовки, чтобы проверять все блюда. Наконец наступило некоторое затишье, и он смог взять паузу. Томмазо выглядел очень несчастным, как собака, потерявшая косточку.

— Где Лаура? — испуганно спросил Бруно.

— Не пришла, — бросил в ответ его друг. — Мы поссорились.

Бруно замер, не успев снять кастрюлю с плиты.

— Из-за чего?

— Ерунда. Ничего особенного. Я толком и не понял. Разве не знаешь, как женщины умеют ссориться по пустякам?

Томмазо выглядел таким подавленным, что Бруно даже обнял его за плечи.

— Томмазо, мне ужасно жаль. Могу себе представить, как ты себя чувствуешь.

— Самая обычная ссора, — пробормотал Томмазо.

— Я понимаю, что ты ужасно расстроен, — тихо произнес Бруно.

— О чем ты? С Лаурой все будет в порядке. Я расстроен, потому что ввязался во все это —он обвел рукой кухню, — когда все самое главное происходит там —Пока он говорил, появилась Мария с новой порцией заказов, вручила их Бруно и, взяв с раздачи несколько тарелок, умчалась обратно в зал — Я же чувствую! Настоящая жизнь — там. А здесь… — он огляделся по сторонам и пожал плечами, — …здесь просто готовят.

— Но ведь это и есть самое главное, — осторожно заметил Бруно.

— Для тебя. А я готов повеситься. Ты можешь придумать, чем мне заняться?

— Конечно. Нужно порезать рыбу для четвертого столика.

— Отлично. Но какое удовольствие в нарезании рыбы, если никто не видит, как ты это делаешь? — горестно вопросил Томмазо и отошел.

Бруно не знал, что ему ответить. Он понял, что если вся их затея увенчается успехом, ему придется подыскать Томмазо подходящую работу.

Он снова занялся готовкой, но не мог не думать о том, почему все-таки не пришла Лаура. И вдруг те блюда, которые еще минуту назад получались у него легко, стало невозможно приготовить. Пришла Мария с новыми заказами, и Бруно передал их другим поварам, вместо того чтобы сделать все самому. Через несколько минут на кухне началась ужасная путаница. Повара спорили друг с другом, кипяток из кастрюль выплескивался им на руки, заказы дублировались либо вовсе не выполнялись.

— Что ты делаешь? — прошипел Томмазо, когда принес нарезанную рыбу.

— Я запутался, — бросил в ответ Бруно.

— Я это и сам вижу. Давай-ка побыстрее распутывайся. Вот заказ от шестого столика, который ты чуть не загубил. А там сидит репортер из «Трова Рома».

— Дерьмо! — выругался Бруно и стал переделывать заказ для шестого столика.

Мария принесла новые заказы.

— Знаете, кто только что пришел и заказал столик?

— Премьер-министр?

— Хуже. Ален Дюфре. А с ним какой-то молодой повар.

— Наверняка Хуго Касс, — пробормотал Бруно.

— Будем надеяться, что он не опознает стаканы, — сказал Томмазо.

— Посади их за соседний столик с mafiosi. Тогда Дюфре будет меньше вертеться по сторонам.

Наконец все посетители насытились, и шум в зале стих до удовлетворенного жужжания.

Томмазо разговаривал в зале с довольным доктором Феррарой. Бруно остался на кухне один. Он увидел на столе телефон Томмазо и обратил внимание на текст послания, которое Томмазо начал сочинять для Лауры.