Пишу, как пишется

Оставьте фокус-покусМеня не проведешьКак не крутите попой-сЯ рассеку всю ложь.

Буль я что твой голландецЧванливый пустобрехТакой навел бы глянецЧтоб быть не хуже всех.

Иной в толпе толчетсяДо полночи глухой.Кто Дорис приглянется,Найдет у ней покой.

Подъедь к ней, смел и грязен,Большой крутой мужикОна не терпит мрази,Жиреющей в глуши.

Сосет свой «цайтунг» немец,Как яблоко шалунОн как большой младенец,Знай лишь твердит «Варум?»

Бутылкой джина меритНевзгод и грусти слойМалютка длинный ЭрикДружок беспечный мой.

Плодись на всю катушку,Ты плоть земли большойГляди-ка, вон в кадушкеСидит ягнец святой.

В маленькой деревушке Замухрышке на речке Слизнючке разные сплетни и гнусные смухи быстро расползались среди забытателей-небокоптителей, что каратали там свой вяк.

В авангардле злоязычного сплетнения был некто Виктор Гардли, безобидный милый, отродясь никому не бредивший. Типичной злокозненной старой каргой, распространявшей гнусные смухи, была миссис Уэтэрби, овдовевшая за своим первым мужем.

«Черные делишки творятся у Викторишки» – так частенько поговаривали в деревеньке, правда, сам я не слышал. Все это, конечно, подавляло Виктора и едва ли совсем не раздавило.

«Почему, почему все они так плохо говорят обо мне, ведь я отродясь никому не бредил, и даже ни с кем не ругался,» – так, бывало, жаловался Виктор, хотя сам я не слышал.

«Он древожит добрых христиан в могилах,» – клеветала миссис Уэтэрби. Вся деревня была в взбздении.

«Этого мы не можем потерпеть,» – заявил Викарий, добрый христианин. – «Мы должны устроить засаду и поймать этого гнусного беса, обхренившего нашу церковь.»

азузнать, кто это играет в прятки– чертенятки с церковью. В четверг, а может, и в понедельник, небольшая компания, числом тридцать две души, все члены деревенской приправы, да присчетник с викарием, спрятались всеприметно на кластьбище, среди разного мертвого мусора.

«Теперь-то мы его поймаем, с Божьей полостью,» – так подумал один тип с носом-как-с– подносом.так восемь, все дружно заметили, что ничего, собственно, не произошло, и начали думать да гадать – к чему бы это? В конце концов, доверять – не доверять, о чем люди говорят?

Я Помню Это Арнольд

Я помню – это Какки ХаргривсКак утро, свеж и строенЭто Какки, Какки ХаргривсИ его папа мистер Воэн.

Казался он вальяжнымИз-за велосипедаПо воскресеньям важноКатался до обеда.

Да, я помню Катти ХэрбримЧем дальше, тем яснейЭто Катти, Катти ХэрбримИ его папа мистер Мэй.

На станцию, бывало,Он точно приезжалПостранствовал немалоИ в ящик вот сыграл

(в смысле попал под поезд, или чего-нибудь еще).

Так вот мы суетимсяДо окончанья днейШалтай-болтай кружилсяИ папа Гарри Лэйн.

Бамблди – Хамблди – Хамблди

Бамблди – Тум (Спасибо.)

Кое-что о халявторе

Я рожился 9 октября 1940, когда, кажется, нас все еще бомбивали нассисты под водительством Кондольфа Идитлера (он и смог-то всего однажды). В общем, до меня они не добрались. Я учился в разногораздых школах в Лиддиполе, но к удавлению моей тетушки, так и не получил дипломба. Поскольку я являюсь учестником широкопубличного ансамбля «Битлз», наши (мои, П., Дж. и Р.) пластинки могут казаться более забавными, чем эта книжка. Но что до меня, то сия коррекция коротких смешнулек – самое умордительное обхохочище, какое я когда-либо чихал.

Бог да помажет и покормит вас всех.