Письма императора

– Кажется, мы уже знакомы, – заметила Амалия, протягивая руку хозяину дома.

– О да, к счастью, – с улыбкой отвечал тот.

Теперь, зная, кем именно является этот человек, Амалия внимательнее посмотрела на него. Признаться, она была разочарована. Она ожидала увидеть во внуке героя хоть какое-то сходство с великим императором, но перед ней стоял обыкновенный мужчина средних лет, невысокий, темноволосый, с заурядным лицом и близорукими глазами. Общего с Наполеоном у Жерома де Сен-Мартена был разве что серый сюртук, да и в том была заслуга не его, а портного. Тем не менее Амалия сказала:

– Рада вновь видеть вас, месье де Сен-Мартен.

К ним подошла герцогиня де Лотреамон. Взгляд, каким она наградила Амалию, не сулил последней ровным счетом ничего хорошего.

– Дорогой Люсьен, – проворковала герцогиня, беря под руку журналиста, – а я тебя везде ищу! Вы позволите? – И она уволокла кузена на буксире, как пиратский корабль тащит захваченное судно. Потомок Наполеона с улыбкой поглядел им вслед.

– Вы со многими здесь знакомы, баронесса? Нет? Тогда я сочту за честь представить вас. – И он повел Амалию по гостиной, знакомя с гостями.

– А это кто? – спросила Амалия, подбородком указывая на молодого блондина, который разговаривал с депутатом Кассиньяком и нет-нет да поглядывал на нее. Именно с ним она столкнулась когда-то на лестнице, покидая бал герцогини де Лотреамон.

– Принц Луи де Ларжильер, – ответил Жером.

Амалия подняла брови.

– Я слышала, он сторонник графа Парижского, – не удержалась она. – Разве он не роялист?

Жером улыбнулся.

– А вы думали, у меня бывают только бонапартисты? Вовсе нет. Шанталь, к примеру, республиканец. Говорят, он даже сочувствовал коммунарам… Писатель Саварен вообще не имеет никаких политических убеждений – он выше этого. Да и вашего знакомого графа Шереметева, – Сен-Мартен поглядел на русского посла, который в углу гостиной беседовал о чем-то с префектом полиции, – трудно назвать нашим другом.

Закончив беседу с Кассиньяком, принц Луи подошел к Жерому и Амалии.

– О чем это ты говорил с нашим Полем? – осведомился у него Жером. – Уж не вызывал ли его на дуэль?

– Если бы я вызвал его на дуэль, тебе пришлось бы срочно заказывать ему траурный венок, – беззлобно отозвался принц. – Надеюсь, это не твоя жена, – добавил он, косясь на Амалию, – не то венок придется заказывать тебе.

«Казарменный юмор», – мелькнуло в голове у Амалии. Где-то в газете она читала, что принц служит под началом не то герцога Омальского, не то герцога Шартрского. Оба эти вельможи королевской крови были его ближайшими родственниками.

– Луи, умоляю тебя, оставь свои шутки, – с гримасой досады промолвил Жером. – Не то госпожа баронесса подумает, что ты дурно воспитан.

Луи смутился. По правде говоря, он счел Амалию слишком красивой для того, чтобы быть аристократкой, и решил, что она какая-нибудь актриса вроде Лафрессанж. Известие, что она одного с ним круга, приятно удивило его.

– Я знаю, мне нет прощения, – смиренно сказал он. – Но, может быть, – прибавил он, обращаясь к Жерому, – ты все-таки представишь меня?

Без особой охоты Сен-Мартен выполнил его просьбу. Принц поцеловал Амалии руку и сказал, что, вне всяких сомнений, она является самой красивой дамой на этом вечере.

– А вы, сударь, самый галантный кавалер, – с едва различимой иронией отозвалась Амалия.

Принц заверил, что в ее присутствии не проявлять галантности – преступление. Амалия слушала его, рассеянно обмахиваясь веером, и прикидывала, через какое время она сможет без свидетелей переговорить с послом, а принц Луи, чувствуя, что мыслями красавица находится где-то далеко, распустил павлиний хвост своего красноречия. Он осыпал Амалию комплиментами, как бы между прочим попытался у нее выспросить, давно ли она замужем и где обретается барон Корф, дал понять, что остальные приглашенные ни черта не стоят, потому что, когда появляется солнце, звезды должны исчезнуть… Но похвалы, которые расточал Амалии красивый породистый блондин, не трогали ее, и то, что ее собеседник был самым настоящим французским принцем, не заставляло ее сердце биться ни на удар чаще.

– Вы бываете в театре? – спросил Луи, положительно отчаявшийся хоть чем-нибудь заинтересовать загадочную особу, которая смотрела на него так, словно он был самым обыкновенным смертным.

– Нет, – ответила Амалия.

– А в опере?

– Нет, ваше высочество.

– А на скачках? – обескураженно спросил принц.

Жером де Сен-Мартен стоял тут же, заложив руки за спину, и силился спрятать улыбку, которую вызывала у него каждая новая попытка Луи завоевать очаровательную незнакомку. Определенно, Амалия была не из тех, что сразу же сдаются на милость победителя.

Услышав очередное «нет», принц почти пал духом, но тут ему в голову пришла новая мысль.

– В таком случае, – сказал он, – я буду счастлив сопровождать вас во вторник на званый вечер к графу Парижскому. – Он наклонился к Амалии и доверительно шепнул: – Даже не все аристократы удостаиваются приглашения к наследнику Генриха Пятого! [10]

Однако у Амалии не было никакого желания идти к графу Парижскому. Слабые наследники великих королей, как и бесталанные дети гениальных родителей, всегда вызывали у нее скуку, если не откровенную брезгливость. Кроме того, являясь агентом русского царя, она была обязана проявлять осмотрительность в выборе знакомств, а ее присутствие на вечере у роялистов без санкции Шереметева могло быть очень плохо истолковано.

10

Генрих Пятый – граф Шамбор, внук свергнутого в 1830 году короля Карла X, претендент на трон от партии так называемых легитимистов. Граф Парижский – внук короля Луи-Филиппа, который сменил Карла X и в свою очередь был свергнут в 1848 году, претендент на трон от партии орлеанистов. Долгое время отношения между легитимистами и орлеанистами были достаточно напряженными, однако в 1873 году бездетный граф Шамбор ввиду близящейся реставрации монархии назначил графа Парижского своим преемником, чтобы добиться поддержки его сторонников. В те годы казалось, что еще немного – и Франция вновь станет королевством, как когда-то прежде. Однако этого не произошло ввиду исторической глупости Шамбора, который потребовал, чтобы страна возвратилась к белому знамени Бурбонов вместо привычного всем гражданам трехцветного флага. Граф Шамбор так и не стал королем и умер в августе 1883 года, через два месяца после событий, описанных в романе.

– Генрих Пятый? – подняла она свои тонкие брови. – Не знаю такого короля.

И прежде чем принц Луи сообразил, что можно ответить на столь бестактное и, прямо скажем, отдающее республиканским духом замечание, сложила свой веер и скользнула прочь.

Глава 2

– Рад вас видеть, Амалия Константиновна, – сказал Шереметев, целуя баронессе руку. Он обернулся и посмотрел на принца де Ларжильера. – Это ведь принц Луи, не так ли?

– Ваше сиятельство не ошибается, – отвечала Амалия. – Вы выяснили у префекта то, о чем я вас просила?

Шереметев сел в кресло. Амалия последовала его примеру, устроившись рядом.

– Сначала то, что касается инспектора Готье, – заговорил Шереметев, краем глаза наблюдая за принцем, который кусал губы и проявлял все признаки нетерпения. – Скажите, баронесса: вы и в самом деле что-то подозревали или же просто так решили навести справки об этом господине?

– Подозревала? – озадаченно переспросила Амалия.

Граф Шереметев вздохнул.

– Возможно, я и впрямь чересчур мнителен, – заметил он. – Так вот, Амалия Константиновна, Анри Готье ведет дело о краже у герцогини де Лотреамон, но расследование убийства графа де Монталамбера находится не в его компетенции. Вот так.

– Очень любопытно… – задумчиво протянула Амалия. – А префект уверен, что инспектор не имеет к расследованию убийства никакого отношения?

– Абсолютно уверен, – твердо ответил граф. – Вторым делом занимается совершенно другой человек.

– Ну что ж, – Амалия глубоко вздохнула, – по крайней мере, теперь ясно, почему Анри Готье подошел ко мне в саду Тюильри, вместо того чтобы вызвать меня в префектуру для официального допроса. У него просто не было таких полномочий.

– Что, с одной стороны, упрощает дело, – заметил граф Шереметев, – поскольку, если его поиски зайдут слишком далеко, мы всегда сможем указать ему на его место. С другой стороны, все усложняется, ибо, признаюсь вам, причины рвения молодого инспектора для меня непонятны.