Письма из пещер и дебрей Индостана
Шрифт:
3. Манас – седалище ума. В совокупности с камарупой (см. ниже) это и есть настоящая земная личность, эго человека или обитаемого ею тела, и зовется человеческой или земной душой, когда она подразумевается в своей отдельности от будхи, или «божественной души». В соединении же с будхи она называется сутратмой (нить-душа), так как она одна из этой тройной группы следует, изменяя только свои личные качества, за первой группой во всех ее земных воплощениях.
4. Камарупа – «седалище желаний». Этот принцип переживает человека, но вместе с
5. Майявирупой, «призрачным телом» или двойником личности, со временем исчезает. Эти 4-й и 5-й принципы превращаются после смерти человека в писачи, или в
6. Джива, или жизнь; «жизненный принцип».
7. Стхула-шарира, или тело человека, маска души. Эта группа есть самая кратковременная изо всех «иллюзий», которая и исчезает бесследно после ее разрушения.
Таким образом, мы видим, что три группы с их семью разделениями резюмируются все «божественной душой». Безличная и бескачественная единица должна приобретать личность и духовные качества от каждого нового манаса, т. е. от разумного эго, и не в одной, а в бесчисленной серии его воплощений. Прежде нежели она может успеть сделаться богоподобной личностью, достойной соединиться даже временно с Сат [225] и перестать быть «иллюзией», она должна пройти все стадии людского страдания, испытать лично все испытываемое беспомощным человечеством, делать самоличные усилия к очищению себя от земной грязи, извлекая из обитаемых ею личностей только высшие, духовные качества, если такие имеются, перегорать как золото в огне. Всякое новое воплощение есть новый шаг к очищению и совершенству. Все это для того, чтобы в конце веков и все прошлое человечество могло также жить поистине в Боге, как Бог будет жить в будущем (человечестве), «в седьмом», учат ведантисты тайной школы, называя настоящее человечество только пятым.
225
Сат – слово почти непереводимое на европейские языки. Здесь Сат означает единосущную реальность, кроме которой все одна иллюзия, самообман. Сат есть вечная, безграничная суть всего, в вечном и безграничном пространстве, где кроме Сата нет ничему более места. Словом, Сат есть единосущие бескачественного и безусловного духа – неявленного божества.
А теперь следующий разговор с такуром сделается понятнее читателю.
– Учитель, – спрашивал Нараян такура, среди горячего спора с бедным бабу, – что это он говорит и возможно ли это слушать!.. Чтоб от человека после смерти его ровно ничего не оставалось? Чтоб его тело, как он уверяет, просто разлагалось на свои составные элементы, а что мы называем душой, а он «временным самосознанием», испарялось, исчезая, как пар из застывшего кипятка?…
– Чт`o ж такое в этом странного? Ведь бабу чарвака [226] и поэтому говорит лишь то, чт`o тебе скажет всякий другой чарвака.
226
Чарвака – секта бенгальских материалистов.
– Но ведь чарваки врут! Есть и другие, которые верят, что настоящий человек не есть его физическая оболочка, а заключается в его разуме, в седалище его самосознания… А разве может самосознание покинуть душу даже после нашей смерти?
– В его случае может, – отвечал также хладнокровно такур, – потому что он искренно и твердо верит в то, чт`o теперь проповедует.
Нараян бросил удивленный, полный смятения взгляд на такура, а бабу, побаивавшийся последнего, окинул нас торжествующей улыбкой.
– Но как же так?… Ведь веданта учит, что «дух Духа» бессмертен и душа человеческая не умирает в Парабрахме… Разве есть исключения?…
– В основных правилах духовного мира исключений не может быть, но есть правила для зрячих и правила для слепых.
– Это я понимаю; но в таком случае, как я ему и сказал, его «полное и окончательное исчезновение самосознания» не более, как аберрация слепого, который, не видя солнца, отрицает его… но узрит его духовными глазами после смерти…
– Ничего он не узрит. Отрицая его при жизни, он не увидит его и за гробом.
Заметив, что Нараян страшно волнуется и что даже мы оба с полковником уставились на него в ожидании более определенного ответа, такур, очевидно, нехотя продолжал:
– Ты говоришь о «духе Духа», об атмане, и смешиваешь дух с душой смертного, то есть с манасом. Дух, без сомнения, бессмертен, ибо он без начала и стало быть без конца. Но речь идет теперь не о духе, а о человеческой, сознающей себя душе; ты ее смешиваешь с первым, а бабу отрицает и то, и другое, как дух, так и душу. Вы оба не понимаете друг друга.
– Его-то я понимаю, но…
– Не понимаешь меня?… Постараюсь высказаться яснее. Вся суть твоего вопроса
приводится к следующему: ты желаешь узнать, возможна ли, даже в случае закоренелого материалиста, полная утрата его самосознания и самочувствия после его смерти? Так что ли?– Да, потому что он вполне отрицает все то, что для нас составляет несомненную истину… во что мы все свято веруем…
– Хорошо. На это я, веруя так же свято, как и ты, в наше учение, которое называет посмертный период, то есть промежуточное время между двумя жизнями, лишь временным состоянием, отвечаю утвердительно и говорю: один ли год или миллион лет продолжается этот антракт между двумя действиями иллюзии жизни, загробное состояние может безо всякого нарушения правил оказаться совершенно тем состоянием, в каком находится человек во время глубокого обморока. Бабу, стало быть, в его случае прав.
– Но почему же… и как… коль скоро правило бессмертия не допускает, как вы нам говорите, исключений?… – осведомился полковник.
– Не допускает, конечно: для всего того, что действительно существует. Тому, кто изучал Мундакья упанишаду и Веданта-сутру, не следовало бы и спрашивать…
– Но Мундакья упанишада именно и учит, – робко заметил Нараян, – что между будхи [227] и манасом, [228] как между ишварой и праджной, [229] на самом деле не более разницы, как между лесом и его деревьями, между озером и его водами…
227
«Божественная душа» человека.
228
Манас, как седалище земного рассудка, дает мировоззрение, основанное на свидетельствах этого разума, а не духовное прозрение.
229
Ишвара – «коллективное сознание» явленного божества, Брахмы; а праджнья его индивидуальная мудрость.
– Совершенно справедливо: потому что одно или даже сотня засохших от потери жизненного сока или вырванных с корнями деревьев не могут помешать лесу оставаться тем же лесом…
– Так… но ведь будхи представляет в этом сравнении лес, а манас-тайджаси [230] деревья. А если первая бессмертна, то как же, будучи тем же, что и будхи, может манас-тайджаси [231] потерять совершенно сознание до своего нового воплощения?… Это-то и затрудняет меня…
230
Тайджаси «светозарная» – вследствие связи ее с будхи; манас – озаренная светом «божественной души».
231
Манас-тайджаси – «светозарный разум», человеческий ум, освещенный светом духа; а будхи-манас «божественное откровение plus человеческий разум и самосознание».
– Напрасно, если ты только возьмешь на себя труд не смешивать абстрактное представление целого с его случайными видоизменениями. Вспомни, что если мы можем, говоря о будхи, сказать: «она безусловно бессмертна», то нельзя сказать того же ни о манасе, ни о тайджаси. Ни та, ни другая не существуют отдельно от божественной души, потому что первая есть качественная принадлежность земной личности, а вторая – то же, чт`o и первая, только с отражением в себе будхи. В свою очередь, будди оставалась бы только безличным духом без этого в себе элемента, заимствованного ею от человеческой души и который обусловливает и делает из нее нечто как бы отдельное от Всемирной души на все время цикла человеческих воплощений. Скажи ты поэтому, что будхи-манас не может ни умереть, ни потерять сознания ни в вечности, ни во время переходных периодов, и тогда, по нашему учению, ты был бы прав. Но применять эту аксиому к ее качествам, все равно как если бы ты настаивал, что так как душа полковника О. бессмертна, то значит и румянец на его щеках тоже должен быть бессмертным. Выходит, что ты, очевидно, смешал в своих понятиях сущность с явлением; забыл, что в соединении с одним манасом или «человеческой» душой – светозарность самой тайджаси делается вопросом времени; так как и бессмертие и загробное сознание становятся для земной личности человека качествами вполне условными, завися от сотворенных ей самой, при жизни ее тела, условий и верований. Карма (закон возмездия) действует непрерывно: и мы пожинаем в мире загробном плоды лишь того, чт`o сами посеяли в этой жизни.