Письма из Терра Арссе

— Ц-ц-ц! Сколько бумаги перрепорртила! — Притворно сокрушался ворон. — Столько лет в лесу пррячешься, а об экологии не подумала!

— Отстань, Люц, и без тебя тошно! — Отмахнулась я, продолжая думать над тем, как бы потактичнее просветить Дэймоса о масштабах надвигающейся проблемы.

Ворон недовольно фыркнул и каркнул:

— Уймись, манипуляторрша! Они все рравно сделают все по-своему, ты ничего не сможешь изменить…

Договорить он не успел, потому что я, разозлившись, одним взмахом руки сшибла его со столешницы. Однако оказавшись на полу, среди вороха бумаг, он продолжил вещать уже оттуда:

— Если хочешь что-то изменить — иди туда сама и меняй! А пока пррячешься тут, в Гваэлоне, вечно будешь рразрываться между прошлым и будущим, вместо того, чтобы жить в настоящем!

— Я вот не пойму, ты вообще чей фамильяр, мой или Руса?! Будешь еще подслушивать чужие разговоры — ощипаю как курицу и запеку с яблоками на ужин.

— Кто же тогда будет письма твоему своенрравному кррестнику носить, а? Пушистого заставишь?

Кажется, мои угрозы не возымели на ворона должного эффекта. Он снова взгромоздился на столешницу и уставился на меня своими блестящими черными глазами-бусинками.

— Голубя призову[1], — буркнула я. — Неприхотливого и, главное, молчаливого.

— И с ума тут сойдешь вместе с голубем в одиночестве, — произнес он тихо и серьезно.

Я понимала, что, несмотря на всю свою язвительность и постоянные жалобы, Люциус всегда был на моей стороне.

— И сойду, — так же тихо согласилась я. — Ты Руса давно видел?

— Со вчеррашнего дня он не появлялся, ушел куда-то далеко. Но, знаешь, я пару рраз видел его в лесу… — тут он замялся, словно думая, нужно ли вообще сообщать мне информацию, которая с большой долей вероятности вызовет мое недовольство.

— Говори, раз начал.

— Мне иногда кажется, что с каждым годом в нем все больше зверриного, и все меньше человеческого.

Я вздохнула. Люциус озвучил то, что было на уме у меня самой. Чем больше времени Рус проводил в зверином обличье, тем меньше становился похож на человека, которым был когда-то. Он все чаще бывал в лесу и все меньше со мной. Мог подолгу не разговаривать, думая о чем-то своем. Перестал верить в то, что мы сможем добиться исполнения нашего плана. Перестал надеяться. Смирился.

— Я все исправлю, — почти простонала я, устав уже повторять эту фразу снова и снова.

Он промолчал. Хоть большую часть времени клюв моего фамильяра не закрывался, иногда Люциус знал, когда лучше ничего не говорить.

«Вспомни, как я просила тебя не соваться в Авенир. Вспомни, как не стал меня слушать и сделал все по-своему. Вспомни, что из этого вышло. Как только узнаешь, где меч — поспеши за ним…» — продолжила я письмо, на строках которого мне было сложно сосредоточиться.

Скорее бы Рус вернулся. С ним рядом мне было гораздо спокойнее. Не казалось, что я схожу с ума, запутавшись в воспоминаниях и видениях.

За много лет, прожитых вместе, мы почти никогда не ссорились, но в последние годы разногласий между нами становилось все больше. И, не смотря на это, я не хотела его потерять. Боялась, что однажды он уйдет и не вернется, оставив меня совсем одну.

Из груди вырвался всхлип, но я заставила себя собраться.

— Люц? — позвала я погрузившегося в молчание ворона.

В ответ он промычал что-то нечленораздельное, но давшее мне понять, что он готов меня слушать.

— Могу я попросить тебя об одолжении?

— А до этого столько лет, что это все было? Не одолжения рразве? — фыркнув, отозвался ворон.

— Прекрати! — Оборвала я его сарказм, призывая к серьезности. — Мне нужно, чтобы ты не только отнес Дэю письмо, но и не пустил его в Сарн-Атрад.

— И каким это, интерресно, обрразом? — Проскрипел фамильяр недовольно. — Если ты не заметила, у нас с ним немного рразные весовые категоррии.

— Не знаю. Попробуй его убедить как-нибудь.

— А сама чего не убедишь?

— Ты же знаешь, меня он не послушает. А не позволить ему попасть в столицу для меня очень важно.

— И с чего ты взяла, что он послушает меня? Он не слушает никого и рруководствуется исключительно тем, что взбрредет в его бедовую голову.

— Ну, пообещай мне, что ты хотя бы попытаешься, — попросила я Люциуса, понимая, что он прав.

Однако иных вариантов решения проблемы не видела. Могла лишь предпринять все, что от меня зависело и надеяться, что хоть что-то сработает.

— Хорошо, попытаюсь, — поняв, что иначе я не отстану, согласился Люциус.

— А если не сможешь, сразу прилетишь и сообщишь мне об этом.

— Угу. И ты сама отправишься его переубеждать.

Я вздохнула. Ну, хотя бы так, все лучше, чем ничего. Оставалось только дописать письмо.

«…Вспомни о том, что ты всегда боялся повторить ошибку своего отца. Отправившись в Сарн-Атрад ты сам загонишь себя в ловушку, как он когда-то. Помни о своих обязательствах перед семьей и народом Терра Вива. Помни о возложенных на тебя надеждах и ответственности…»

Вряд ли упоминание об ответственности сможет остановить Дэймоса от необдуманных поступков. И все же, я должна была использовать все имеющиеся у меня аргументы, чтобы отговорить его рисковать собственной жизнью.

Закончив с письмом и заручившись обещанием Люциуса проконтролировать действия Дэя, я отправила ворона в путь и осталась совсем одна.

Рус так и не пришел. Я выпила горячего молока с медом, надеясь немного поспать, но сон тоже не шел.

В голову лезли непрошенные воспоминания, которые я отгоняла от себя. Их место заполняла тревога перед неопределенностью будущего. Рус был прав, я разрывалась между прошлым и будущим, а настоящим была недовольна. Но что я могла сделать? Я пыталась всё изменить, но с каждым днем все больше теряла надежду.

Смотрела на пустое место на своей кровати, которое обычно занимал тигр. Одеяло было смято и все еще хранило его запах. Он пах не зверем. Он пах ветивером и кедром. Как холодная зима и жаркое лето в тех местах, откуда он родом. Закрыла глаза и полной грудью вдохнула этот аромат.

— Я все исправлю, — снова прошептала я, в который раз давая себе обещание, будучи не вполне уверенной в его выполнимости.

________________________________________________________

[1] Сильный маг при помощи специального ритуала может призвать фамильяра в виде удобного ему животного или птицы, в которого вселяется душа умершего много лет назад волшебника