Письма по кругу (Художественная публицистика)
Шрифт:
Швейцария подарила немецкой литературе последнего столетия трех выдающихся писателей: Иеремию Готхельфа [63] , уроженца Берна, величавого творца крестьянского эпоса, и двух авторов из Цюриха - Готфрида Келлера и Конрада Фердинанда Мейера [64] . Из прозы Готхельфа возьмем оба романа о батраке и арендаторе Ули, из прозы Келлера - «Зеленого Генриха», «Людей из Зельдвилы» и, пожалуй, «Изречение», из прозы Мейера - «Юрга Енача». Келлер и Мейер писали также достойные уважения стихи, но их мы найдем вместе со многими другими поэтами, перечислять которых нет возможности, в любой хорошей антологии новой поэзии, какие существуют в достаточном количестве. По желанию можно добавить «Эккехарда» Шеффеля [65] , а я хотел бы замолвить словечко за Вильгельма Раабе [66] : отказаться от его «Абу Тельфана» и «Шюддервумпа» было бы жаль. Но тут нам надо остановиться - не затем, конечно, чтобы повернуться спиной к современной литературе; о нет, для нее должно быть место и в нашей голове, и в нашей библиотеке - просто у нас иная тема. Мы не можем знать, что от нашего собственного времени останется как долговечное достояние потомков.
63. Готхельф Иеремия (наст. имя и фам. Альберт Бициус) (1797- 1854) швейцарский писатель, автор романов о жизни крестьян «Ули-батрак» (1841) и «Ули-арендатор» (1849).
64. Мейер Конрад Фердинанд (1825-1898) - швейцарский писатель, один из крупнейших мастеров исторической новеллы.
65. Шеффель Йозеф Виктор (1828-1886) - немецкий писатель, автор исторического романа «Эккехард» (1855).
66. Раабе Вильгельм (1831-1910) - немецкий писатель-реалист; оказал влияние на раннего Гессе.
Окидывая взглядом проделанную работу, убеждаешься, насколько наша подборка фрагментарна и неравноценна по качеству. Ну справедливо ли включать в библиотеку всемирной литературы «Приключения барона Мюнхаузена» и оставаться без «Бхагавадгиты»? Имели ли мы право отбросить чудные комедии старых испанцев, народные песни сербов, волшебные сказки ирландцев
67. «Живописец Нольтен» (1832) - роман Э. Мерике.
68. Фукидид (ок. 460-400 до н. э.) - древнегреческий прозаик и историк. Его «История» считалась образцом точности и стилистического совершенства.
69. «Панчатантра» (санскр. «сочинения в пяти книгах») - собрание историй и притч в назидание высокопоставленным особам, памятник индийской литературы III в.
70. «Трубач из Зеккингена» (1854) - сентиментально-возвышенная эпическая поэма Й. В. Шеффеля.
71. Тидге Кристоф Август (1752-1841) - немецкий писатель, популярный в 1-й половине XIX в.
72. Редвиц Оскар (1823-1891) - забытый немецкий писатель.
Конечно, в работе над нашей библиотекой мы действовали довольно-таки грубо, мы оставляли без внимания драгоценные творения, мы полностью обходили целые миры ушедших культур. Где у нас, например, Египет? Неужели несколько тысячелетий высокой и цельной культуры, блеск династий, религия, с ее величавыми теологическими системами и культом мертвых, не имеют для нас никакого значения и не оставят следа в нашей библиотеке? Именно так и обстоит дело. История Египта принадлежит для меня к тому типу книг, которые я совершенно исключил из нашего рассмотрения, - к разряду иллюстрированных альбомов, книжек с картинками. Имеются многочисленные труды о египетском искусстве с великолепными фотографиями, я часто держал их в руках, из них я многое узнал о Египте. Но книги, которая делала бы для нас близкой литературу Египта, я не знаю. Много лет назад я с большим вниманием читал работу о египетской религии, в которой приводились в отрывках египетские тексты - законы, надгробные надписи, гимны и молитвы, и, хотя эта тема меня чрезвычайно интересовала, в памяти от прочитанного почти ничего не осталось; все это было занимательно, но это не была классика. Поэтому Египта в нашей коллекции так и нет. Но здесь мне еще раз приходит на ум моя непостижимая забывчивость, мой грех упущения! Если припомнить как следует, образ Египта у меня восходит отнюдь не только к упомянутым иллюстрированным изданиям и к той работе по истории религии, он возник в моем воображении и благодаря чтению одного любимого мною греческого писателя, а именно Геродота, который обожал египтян и явно отдавал им предпочтение перед своими ионийскими земляками. Подумать только, что я так основательно забыл о Геродоте! Мою вину надо исправить, Геродоту принадлежит среди греков почетное место.
Когда я снова и снова просматриваю предложенный мною каталог «идеальной» библиотеки, то сколь бы неполным и несовершенным я ни находил его, не это кажется мне самым досадным его недостатком. Чем больше я силюсь представить себе как целое это собрание книг, составленное субъективно и весьма произвольно, но все же на базе какого-то знания и опыта, тем больше мне сдается, что портит его, по сути дела, не избыток субъективности, не случайный характер, а скорее нечто противоположное. Наша библиотека при всех своих недостатках для меня чересчур идеальна, чересчур упорядоченна, чересчур напоказ. Положим, что-то мы забыли в нее включить, но, в общем, самые ценные образцы литературы всех времен на месте, вряд ли ее можно намного превзойти. Но когда я представляю себе все эти воображаемые полки с книгами и пытаюсь увидеть, кто бы мог быть создателем и владельцем библиотеки, у меня ничего не получается: этот человек не может быть ни старым чудаковатым ученым с глубоко ввалившимися глазами и лицом аскета, истощенным ночными бдениями, ни светским господином в богатом особняке, это не сельский врач, не священник, не дама. Наша библиотека имеет вид весьма приятный и весьма идеальный, но чересчур безличный; каталог ее таков, что мог бы быть составлен любым старым книголюбом. Если бы мне довелось увидеть нашу библиотеку воплотившейся в реальность, я подумал бы: почтенное собрание, ни одна книга не вызывает сомнений, но неужели у ее владельца нет никаких пристрастий, капризов, страстей, неужели в его сердце одна только история литературы? Например, если у него два романа Диккенса и два романа Бальзака, значит, он поддался на уговоры посторонних советчиков. Если бы он выбирал самостоятельно, то он или любил бы обоих и уж тогда старался иметь того и другого в возможно большем количестве, или предпочитал бы одного другому; например, мягкий, симпатичный, обаятельный Диккенс нравился бы ему куда больше, чем несколько жестокий и грубый Бальзак, или же, напротив, он любил бы Бальзака и тогда покупал бы все его книги, а слишком сладкого, слишком добронравного, слишком назидательного Диккенса вышвырнул бы из своей библиотеки. В любом случае его библиотека приобрела бы личный, избирательный характер, что мне по душе.
Чтобы внести чуточку беспорядка в наш непомерно правильный, непомерно бесцветный каталог, чтобы показать, как идут дела при личном, живом, страстном отношении к книгам, я не вижу иного пути, как сознаться в кое-каких собственных моих читательских пристрастиях. Я очень рано сжился с книгами, стремление к разумному и справедливому выбору моего чтения среди сокровищ мировой литературы тоже не осталось мне неведомым, я ел со многих блюд и не раз обязывал себя узнать и понять как раз то, что было мне чуждо. Но все это - чтение как изучение, ознакомление с чужими литературами из воли к самообразованию и к справедливости - не соответствовало моей природе, снова и снова среди моих блужданий по миру книг меня охватывала влюбленность в какой-то особый предмет, меня восхищало то или иное открытие, меня согревало новое увлечение. Многие из моих пристрастий со временем исчезали, другие периодически вспыхивали вновь, некоторые глубокие переживания были неповторимы, и я терял их. Поэтому и собственная моя домашняя библиотека никоим образом не похожа на описанный выше образец, хотя почти все поименованные в нем книги у меня имеются. Но моя библиотека обнаруживает то там, то здесь диспропорции, какие-то ее части сильно расширены, и так будет происходить со всякой библиотекой, родившейся из подлинной потребности: одни ее разделы будут пополняться скупо, из чувства долга, а другие станут «любимчиками», предметами нежной заботы, и вид у них будет самый ухоженный.
Такие разделы, пестуемые с особой приязнью, имеет и моя библиотека, обо всех здесь и не расскажешь, придется ограничиться самыми важными. Я хочу в нескольких словах дать понятие о том, как всемирная литература отражается в каждом человеке, как она притягивает его то одной, то другой своей стороной, как она формирует его характер и сама же страдает от этого характера.
Любовь к книгам и вкус к чтению появились у меня рано, и в юности мне была известна и доступна лишь одна большая библиотека - библиотека моего деда. Большая часть этого многотысячного собрания книг меня не интересовала и так и не заинтересовала, я просто не мог понять, как можно в таком количестве копить книги такого рода - журналы по истории и этнографии, расставленные длинными рядами, теологические трактаты на английском, французском языках, английские золотообрезные назидательные книжки для молодежи, бесконечные ряды ученой периодики, аккуратно переплетенной или связанной в пачки по годам. Все это казалось мне нудным, пыльным и едва ли заслуживающим сохранения. Но в библиотеке этой, как я постепенно обнаруживал, имелись и другие разделы.
Поначалу меня привлекали к себе какие-то отдельные книги, и уже они побудили меня мало-помалу обшаривать целиком эту столь тоскливо выглядевшую библиотеку и выуживать то, что представляло для меня интерес.
Был там «Робинзон Крузо» с совершенно восхитительными рисунками Гранвиля [73] , немецкое издание «Тысячи и одной ночи», два тяжелых тома ин-кварто тридцатых годов прошлого века, тоже с иллюстрациями. Обе книги показали мне, что в этом унылом море можно найти не одну жемчужину, и я уже не прекращал розысков по высоким полкам, мне случалось часами просиживать на верху приставной лестницы или лежать на полу, где повсюду лежали стопками неисчислимые книги.
73. Гранвиль (наст. имя Жан-Иньяс-Изидор Жерар) (1803-1847) - французский художник-карикатурист, иллюстратор.
И вот там-то, в этой комнате, полной тайн и пыли, я совершил первое ценное открытие в области художественной литературы: я открыл для себя немецких авторов XVIII столетия! Они были представлены в этой необыкновенной библиотеке с редкостной полнотой - не только «Страдания юного Вертера», «Мессиада» и несколько альманахов с гравюрами Ходовецкого [74] , но и менее известные
сокровища: полное собрание сочинений Гамана [75] в девяти томах, полный Юнг-Штиллинг, полный Лессинг, стихи Вейсе [76] , Рабенера [77] , Рамлера [78] , Геллерта [79] , шесть томов «Путешествия Софии из Мемеля в Саксонию» [80] , несколько литературных журналов и отдельные тома Жан Поля. Заодно вспоминаю, что именно там я впервые прочел имя Бальзака, там было несколько томиков в синих переплетах - немецкое издание его произведений in sedicimo [В одну шестнадцатую листа (лат.)] , появившееся еще при его жизни. Помню, как я первый раз взял в руки этого писателя и как мало я понял. Я начал читать один из томиков, там подробно описывались финансовые обстоятельства героя: сколько он получает в месяц со своего имения, как велико материнское наследство, каковы перспективы получить еще несколько наследств, сколько он задолжал и пр. Я был глубоко разочарован. Я ожидал, что мне будут рассказывать о страстях и приключениях, о путешествиях в дикие страны и сладких запретных любовных переживаниях, а вместо этого мне предлагали интересоваться кошельком какого-то молодого человека, о котором я и знать-то еще ничего не знал! С отвращением поставил я синий томик на место и после этого многие годы не читал ни одной книги Бальзака, пока не открыл его для себя заново, много позднее, на сей раз всерьез и навсегда.74. Ходовецкий Даниэль Николаус (1726-1801) - немецкий художник и график, создал иллюстрации к произведениям Лессинга, Гете и др.
75. Гаманн Иоганн Георг (1730-1788) - немецкий писатель и философ-иррационалист, оказавший влияние на движение «Бури и натиска» и немецкий романтизм.
76. Вейсе Христиан Феликс (1726-1804) - немецкий писатель эпохи Просвещения.
77. Рабенер Готлиб Вильгельм (1714-1771) - немецкий сатирик-просветитель.
78. Рамлер Карл Вильгельм (1725-1798) - немецкий поэт, ревностный поборник прусского патриотизма.
79. Геллерт Кристиан Фюрхтеготт (1715-1769) - немецкий поэт эпохи Просвещения.
80. «Путешествие Софии из Мемеля в Саксонию» - роман в письмах Иоганна Тимотеуса Гермеса (1738-1821).
Но самое главное, что я узнал из библиотеки деда, - это немецкая литература XVIII столетия. Там я познакомился с удивительными, давно забытыми вещами: с «Потомками Ноя» Бодмера [81] , с «Идиллиями» Геснера [82] , с «Путешествием вокруг света» Георга Форстера [83] , с полным Маттиасом Клаудиусом, с «Бенгальским тигром» гофрата фон Эккартсгаузена [84] , с монастырской историей «Зигварт» [85] , с «Крестовыми походами вдоль и поперек» Гиппеля и многими, многими другими. Конечно, в этом царстве старых книг имелось и такое, без чего можно было спокойно обойтись; там я нашел справедливо забытые и отвергнутые вещи, а также дивные оды Клопштока, страницы изящной и нежной прозы Геснера и Виланда, великолепные каскады остроумия Гамана. Не стоит жалеть и о том, что я прочитал менее ценное, ибо познакомиться основательно с определенным историческим периодом тоже небесполезно. Короче говоря, я изучил немецкую словесность целого столетия с такой полнотой, с какой ее изучает не всякий специалист, и от этих книг, со всеми их странностями и причудами, на меня все же веяло духом языка, моего любимого родного языка, который достиг своего расцвета как раз в это столетие. Читая альманахи, запыленные романы и героические сказания, я познавал немецкий язык, и, когда вскоре я познакомился с произведениями Гете и других гениев немецкой литературы, мой слух, мое языковое чутье уже были обострены; специфический склад духовной культуры, на котором были воспитаны Гете и немецкие классики, также был для меня знакомым и близким. У меня до сих пор сохранилось пристрастие к этому виду словесности, кое-какие забытые творения и сегодня стоят на моих полках.
81. Бодмер Иоганн Якоб (1698-1789) - швейцарский писатель и критик эпохи Просвещения, выступал против сухого рационализма, в защиту творческой фантазии.
82. Геснер Соломон (1730-1788) - швейцарский живописец и поэт-идиллик, был широко известен в России в пору господства сентиментализма.
83. Форстер Георг (1754-1794) - немецкий просветитель, политический деятель, публицист и естествоиспытатель; утверждал в Германии идеи Французской революции. Его путевые заметки «Путешествие вокруг света» (1777) явились результатом участия в кругосветной экспедиции Джеймса Кука, в которой юный Форстер сопровождал своего отца, известного ученого.
84. Эккартсгаузен Франц Карл (1752-1803) - немецкий юрист и писатель-мистик. Оказал влияние на Новалиса, Шеллинга и Гельдерлина. Его книга «Бенгальский тигр» вышла в 1789 г.
85. «Зигварт. Монастырская история» (1776) - сентиментальный роман Иоганна Мартина Миллера (1750-1814), написанный в подражание «Страданиям юного Вертера» Гете.
Прошло несколько лет, я успел немало пережить и немало перечитать, и меня начала манить к себе другая область истории культуры - Древняя Индия. Я пришел к этому не сразу. От друзей мне попали в руки книги особого рода, которые тогда именовались теософскими и притязали на знание всей оккультной премудрости. Книги эти, частью объемистые тома, частью дешевенькие брошюрки, были весьма непривлекательного свойства; они настырно поучали и с важным видом говорили обо всем на свете; в них была, правда, некая идеальность, отрешенность от мира сего, которая притягивала меня, но вместе с ней такая анемичность, такая стародевическая напыщенность, что меня охватывал ужас. Все же я не мог отказаться от их чтения, и вскоре я разгадал секрет их привлекательности. Все эти тайные учения, якобы нашептанные сочинителям этих сектантских книжек незримыми духовными наставниками, обнаруживали общее происхождение - из Индии. Едва поняв это, я принялся искать дальше и вскоре был вознагражден первой находкой, прочитав с замиранием сердца перевод «Бхагавадгиты». Перевод был прескверный, я до сих пор не знаю ни одного по-настоящему хорошего перевода этой вещи, хотя читал их немало, - но здесь я в первый раз отыскал крупицу того золота, мечта о котором вдохновляла мои поиски: я открыл для себя восточную идею всеединства в ее индийском воплощении. С тех пор я бросил читать претенциозные брошюры о карме и перевоплощениях, бросил кипятиться по поводу их узости и всезнайства, а вместо этого стал прилагать усилия к тому, чтобы усвоить как можно больше из подлинных источников. Я прочитал труды Ольденберга [86] и Дойссена [87] вместе с их переводами санскритских текстов, книгу Леопольда Шредера [88] «Литература и культура Индии», а также несколько старых переводов из индийской поэзии. Вместе с системой Шопенгауэра, которая значила для меня в эти годы очень много, древнеиндийские мудрости и доктрины на протяжении нескольких лет существенно влияли на мой образ мыслей и на мою жизнь. И все же что-то не удовлетворяло меня до конца. Начать с того, что доступные мне переводы индийских памятников были почти все весьма несовершенны, разве что «Шестьдесят Упанишад» Дойссена и немецкие «Проповеди Будды» Нойманна [89] давали мне радость живого прикосновения к миру Индии. Однако беда была не только в переводах. Я искал в этом мире то, чего там не было, некий род мудрости, который, как я смутно ощущал, возможен и где-то существует, непременно должен существовать, но который так мне и не открылся.
86. Ольденберг (Ольденбург) Герман (1854-1920) - немецкий индолог.
87. Дойссен Пауль (1845-1919) - немецкий историк, философ и переводчик; занимался философией Индии, переводил памятники индийской литературы.
88. Шредер Леопольд - немецкий индолог и историк культуры; его книга «Литература и культура Индии в историческом развитии» вышла в 1920 г.
89. Нойманн Карл - немецкий индолог и переводчик; в 1928 г. издал в своем переводе «Проповеди Будды».
Прошло много лет, и мою неистребимую потребность к познанию удовлетворило новое читательское переживание - насколько в таких делах вообще возможно удовлетворение. Еще раньше, следуя совету моего отца, я познакомился с Лао-цзы, в то время в переводе Грилля [90] . Впоследствии начала выходить в свет книжная серия - переводы Рихарда Вильгельма [91] из китайских классиков. Одна из самых утонченных и высокоразвитых культур человечества, известная дотоле немецкому читателю разве что на правах забавного курьеза, стала доступна нам не окольными путями, к каким мы успели привыкнуть, не через латинские или английские переводы, не из третьих и четвертых рук, но непосредственно, в переводах немца, который прожил в Китае полжизни, который сумел познать саму суть китайской духовной традиции, отлично владел не только китайским, но и немецким языком, испытал на себе самом, что может значить китайская культура для европейца. Серия начала выходить в йенском издательстве Дидерихса, ее открывали беседы Конфуция, и я никогда не забуду, с каким изумлением, с каким удовольствием я поглощал книгу, каким все в ней было неожиданным, но одновременно каким-то правильным, давно желанным, восхитительным. С тех пор серия разрослась, за Конфуцием последовали Лао-цзы, Мэн-цзы [92] , Люй Бувэй [93] , китайские народные сказки. Одновременно целый ряд переводчиков занялись китайской лирикой, а также - и с большим успехом - фольклором Китая. Много прекрасного сделали в этой области Мартин Бубер, Г. Рудельсбергер [94] , Пауль Кюнель [95] , Лео Грайнер [96] и пр. Они приятным образом дополнили труды Рихарда Вильгельма.
90. Грилль Юлиус - немецкий китаист; в 1910 г. в его переводе вышла «Дао дэ цзин» Лао-цзы.
91. Вильгельм Рихард - немецкий китаист и переводчик.
92. Мэн-цзы (ок. 372-289 до н. э.) -древнекитайский мыслитель, последователь Конфуция.
93. Люй Бувэй - имеется в виду книга китайского писателя Линь Ютана «Весна и осень Люй Бувэя», вышедшая в 1929 г. в переводе Рихарда Вильгельма. Гессе писал о ней: «Это была самая любимая и самая важная для меня книга 1929 года. Я читал и перечитывал ее в течение нескольких месяцев».
94. Рудельсбергер Ганс - немецкий китаист, в 1914 г. издал в своем переводе сборник «Китайские новеллы».
95. Кюнель Пауль - немецкий китаист, в 1914 г. издал в своем переводе книгу «Китайские рассказы».
96. Грайнер Лео - немецкий китаист, в 1913 г. издал в своем переводе антологию «Китайские вечера. Новеллы и рассказы».