Письма разлуки. Рождение любви

Радость моя! Моё прошлое , настоящее и будущее – будь здорова и весела. Всё будет хорошо. Мы вместе. Люблю! Симка.

Борт самолета ТУ-104, рейс 3253. Новосибирск – Иркутск-Хабаровск. 14ч.10 минут Московского времени.

12 ноября 1974 г. Москва. Наталья: Дорогой Симонище!

Я не кусаю пальцы (моя жуткая привычка с детства), я их нынче холю и лелею, на долго ли меня хватит? Сейчас сижу в 3м научном зале Ленинки. Прочитала Пао-Пао, поэму Сельвинского, вместо того, чтобы писать главу диссертации. Про этого поэта мне рассказал Борис Иоффе из «Московск. Комсомольца». Согласись, что это «наш с тобой поэт». Вот, например, определение: «Счастье – это мировоззрение!» Вопрос: «Вы из Вообразилии? – это про тебя. А вот мой монолог словами Сельвинского: «Вы во мне отогрели зарю, Я снова почувствовал осязанье. Богатство шумов. Свечусь глазами».

Как видишь, обезьянка Пао-ПАо выразила тебя и меня, а всё вместе получилось счастье! Сегодня опять металась полдня, как будто меня гонял невидимый жокей с хлыстом, как лошадь по кругу… Написала стишок под названием «Темная лошадка», это лошадь, на которую никто не ставит, но она вдруг неожиданно, приходит первая! Надеюсь, что ты когда-нибудь напишешь музыку на эти стихи. Наталья – лошадь!

Я будто темная лошадка

Бегу по кругу, бегу по кругу

Никто не ставит -нет повадки,

Но первой буду!

Никто еще не догадался

Как много силы,

И ноги многое сносили,

Но не хитрили!

Круги отмериваю смело -

Жалеть не буду.

И никогда, дружок,

Твой кнут не позабуду!

Никто не знал, никто не ведал –

Вот замухрышка!

В душе её жила победа –

Прыжки из истин!

И вдруг, показывая резвость

Всю без остатка, всю без остатка!

Она бежит к трибунам шатким,

Где ж ваши ставки?

Он заключил её в объятья –

Трибуны выли!

Заметили, какие стати?

А где ж вы были?

13 ноября 1974г. Хабаровск. Симон: Любимая!

Получил сегодня твою телеграмму. Понимаю неизбежность того, что случилось, но боль сжимает душу, ты одна, без меня, некому помочь, поддержать. Это ощущение приводит меня в ярость. Все твои беды должны быть моими, я не хочу, чтобы ты страдала без меня. Почему мы не рядом? Я физически чувствую, как тебе трудно. Сегодня здесь, за 10 тыс. км. Я не нахожу себе места, бегал на почту…

Лю, родная моя! Тебе должно быть легче оттого, что я понимаю твоё горе. Мы должны всё делить пополам. Всякие другие человеческие зависимости – чушь собачья. Милая моя, я с тобой и в радостях и в горе. Вся моя нежность, понимание и сочувствие я обращаю тебе. Болезнь отца, тем более такого, который воспитал тебя с такой любовью, дал тебе так много, ведь ты мне рассказывала про своё детство – это большое несчастье. Всё это порождает во мне бурю чувств. В этом есть некий мистический смысл – уходит важный человек в твоей жизни, но теперь у тебя буду я. Ты знаешь, что я сделал, когда получил твою телеграмму и отправил свою? Помчался в магазин и купил тебе кольцо с рубином. Когда ты меня разлюбишь, то выбросишь его. Надеюсь, что это произойдёт лет через 30, когда я буду стариком, а ты будешь петь мне песенки и выводить гулять за ручку, как маленького ребенка. Я никогда не забуду г. Хабаровск, где я узнал, что значит мучиться вместе с любимой – благословенный город любви и страдания…

Родная, не укоряй за тон письма, таков закон жизни. Когда-то и кто-то будет страдать из-за нашего ухода в другой мир!

Твой бородатый верный хранитель и твой любимый до конца дней или конца Света. Симон

13 ноября 1974г. Москва. Наталья: Здравствуй, Сим!

Сегодня вторник – библиотечный день, который я всегда посвящала лошадкам и бане. Но сегодня, морально не созрела вернуться «к себе» столь окончательно. Решила походить по прекрасному Цветаевскому музею, кот. имени Пушкина, будто он любовался когда-то скульптурами и картинами.

В музее надо воспарять и наслаждаться красотой, но я никогда не могла воспринимать тело мужчины во всей его полноте, и не могла без чувства неловкости, смотреть на фаллосы греческих скульптур. И, о чудо! Я, теперь, поняла, что это так естественно и красиво, как глаза и уши, как всё, что есть в человеке. Впервые подумала об этом, когда мне дали моего сына в роддоме, и тогда меня осенило, что мой внутренний протест происходил от ханжеского воспитания. Но поверь, сам факт мужского меня всегда раздражал, мне хотелось убежать, спрятаться, уйти. И вот сегодня я смотрю на все это как бы новыми глазами, хочу увидеть тебя голого в этом зале, чтобы ты там стоял как Роденовский Бальзак. Мне было всегда страшно смотреть на голого писателя – разве это не насмешка великого над великим?

Нынче, ты как бы раздвоился: один бродишь со мной по музею, и я «обостряю твоё восприятие прекрасного» – это я могу не хуже той незнакомки, а вторая половина тебя – стоишь в греческом зале на пьедестале, и я рисую твою огромную фигуру, довольно нескладную, а потом подхожу, трогаю тебя, и целую твои шрамы на пузе…

А теперь надо идти с Ильёй к зубному, у него зуб болит. В пути буду читать Герцена «Былое и думы». Вл.Соловьёв на 3й день меня страшно разочаровал – он прекрасный психолог, но его мистическая философия не увлекает.

Итак, я с тобой, мне кажется, что ты, оставив меня как недозрелый плод в Москве, при помощи моего и твоего воображения, доводишь меня до кондиции, и я теперь вовсе не зеленая, а почти созрела до красноты. Пора остановить это стремительное поглощение твоих писем, а то недалеко до загнивания…

Начинаю понимать, что ты ужасно хитрый мужик, ибо ты меня покорил и довольно быстро?! Хочу влюбиться в тебя, и упасть тебе, как снег на голову… Твой желторотый цыплёнок Лю, а вернее змей Горыныч.

P.S. Пиши мне пожалуйста «До востребования» по тому индексу, что я послала в прежнем письме. У меня нет ключа от почтового ящика. А я не хочу, чтобы мои соседки обнюхивали мои письма. Их любопытство безгранично…Целую!

15 ноября 1974г Москва. Наталья: Привет, Степанидка!

Разговор с тобой перед сном. Пришла из Дома журналистов, хочется обсудить с тобой проблемы. Немного поиграла Моцарта, но не помогает – нужна мысле-обменная игра. Для начала взяла простоквашу и намазала свою мордашку, остальную часть отправила в йоговский живот.

На этом сборище был ваш зав. клубом из Новосибирска – симпатичный мужик. Выступал резво, смело, свободно, но совершенно не умеет управлять ни языком, ни мыслью, вернее ставить всё это в удобоваримую форму. Но до него выступали с хорошей культурой слова и мысли, но очень мелко, а дикие вопли новосибирца заставили о многом задуматься. Вот тебе и парадокс, что лучше – правильно мыслить или правильно выступать?

Хотелось подойти к нему и передать что-нибудь для тебя, а потом вспомнила, что ты засекречен. Глаза у меня слишком блестели, как прекрасно не ходить на службу, а принимать хвойные ванны.