Письма с Земли
Шрифт:
Он не был бы завистлив и мелочен. Даже люди презирают в себе эту черту.
Он не был бы хвастлив.
Он скрывал бы, что восторгается самим собою. Он понял бы, что хвалить себя при занимаемом им положении дурно. Он не испытывал бы мстительных чувств; тогда он не произносил бы мстительных речей.
Не было бы никакого ада, – не считая того, в котором мы живем от колыбели до могилы. Не было бы никакого рая, – во всяком случае того, который описан в библиях всех религий.
Он посвятил бы долю своей вечности на раздумье о том, почему он создал человека несчастным, когда мог, тем же усилием, сделать его счастливым. В остающееся время он пополнял бы свои сведения по астрономии.
1898. – В течение многих столетий сатана занимает видное положение духовного главы четырех пятых человечества и политического главы
У него нет ни одного оплачиваемого помощника. У его противников – миллион.
Одни поклоняются чинам, другие – героям, третьи – силе, четвертые – богу, из-за этого они спорят между собой, – но все единодушно поклоняются деньгам.
Богу не хватает стойкости характера, твердых убеждений. Ему следует быть католиком, или пресвитерианином, или кем-нибудь, все равно, – но не стараться поспеть сразу повсюду.
Давайте чертыхаться, пока есть время, в раю нам не позволят.
Человек был создан в последний день творения, когда бог уже утомился.
Когда читаешь библию, больше удивляешься неосведомленности бога, нежели его всеведению.
Если бы человека создал человек, он устыдился бы плодов своего труда.
Бог свиреп в Ветхом завете и обаятелен в Новом – доктор Джекиль и мистер Хайд священного романа.
Ничто не поражает так, как чудо, – разве только наивность, с которой его принимают на веру.
Только мертвые имеют свободу слова.
Только мертвым позволено говорить правду.
В Америке, как и повсюду, свобода слова – для мертвых.
Нет ни единого права, принадлежащего человеку, которое не было бы продуктом насилия.
Нет ни единого права, которое было бы незыблемым. Его всегда можно уничтожить При помощи очередного насилия; следовательно, человек не владеет ни единым ненарушимым правом.
Бог представляет насилие (он хитер, ненадежен, злобен).
(О ВЕРЕ И БОГЕ) [84]
Отнюдь не способность рассуждать создает пресвитерианина, баптиста, методиста, католика, магометанина, буддиста или мормона, – писал он много лет спустя, – их создает среда.
Единственным реальным богом я считаю Бытие, которое создало эту величественную вселенную и правит ею… Истинная его сущность начертана ясными словами в истинной Библии – Природе и ее истории.
note 84
Перевод И. Гуровой
«Не понимаю, каким образом человек, не лишенный юмора, может быть верующим – разве что он сознательно закроет глаза своего рассудка и будет силой держать их закрытыми».
«Я верю в бога всемогущего.
Я не верю, что он когда-либо посылал через кого-нибудь весть человечеству, ни что он сообщал ее сам изустно, ни что он являлся когда-либо и где-либо в образе, видимом глазам смертных.
Я верю, что Ветхий завет и Новый завет были созданы и записаны человеком и что ни одна строка в них не была подтверждена богом и тем более – продиктована им.
Я считаю, что доброта, справедливость и милосердие божие проявляются в его творениях: я вижу, что они проявляются по отношению ко мне в этой жизни; отсюда я логически заключаю, что они проявятся по отношению ко мне и в грядущей жизни, если она вообще существует.
Я не верю в провидение. Я верю, что вселенная управляется строгими и неизменными законами. Если во время чумы семья одного человека погибла, а семья другого уцелела, это результат действия закона, бог же не вмешивался в такую мелочь, помогая одному или карая другого.
Я не понимаю, каким образом вечные загробные муки могут служить благой цели, и поэтому не верю в них. Может быть, и разумно наказать человека, чтобы он стал лучше; может быть, и разумно уничтожить его совсем, если оказалось, что лучше он стать не может; но вечно поджаривать его только ради удовольствия видеть, как он поджаривается, – это, во всяком случае, неразумно: даже свирепому богу, выдуманному евреями, это
зрелище в конце концов надоело бы.Может быть, загробная жизнь существует, а может быть, и нет. Я глубоко равнодушен к этому вопросу. Если мне суждено жить снова, то уж наверное для чего-то более разумного, а не для того, чтобы барахтаться вечность в огненном озере за нарушение путаных и противоречивых правил, которые считаются (без доказанных оснований) божественными установлениями. Если же за смертью следует полное уничтожение, то сознавать его я не буду, и, следовательно, это меня совсем не трогает.
Я верю, что моральные законы человеческого общества порождены опытом этого общества. Для того чтобы человек понял, что убийство, воровство и прочее вредны как для совершающего их, так и для страдающего от них общества, не требовалось нисхождения бога на землю.
Если я нарушаю эти законы морали, то не вижу, почему я этим оскорбляю бога – ибо что для него мои оскорбления? С тем же успехом я мог бы попытаться запачкать какую-нибудь планету, швыряя в нее грязью. Мне кажется, что мои преступления и проступки вредны только для меня и для других людей. Подчиняясь этим законам, я не могу радовать бога – как не радуется планета тому, что я не швыряю в нее грязью. (Читая все это, следует помнить, что, по моему глубочайшему убеждению, я получил эти законы только от человека, а совсем не от бога.) Поэтому я не понимаю, с какой стати в будущей жизни меня должны наказывать или награждать за то, что я сделал в этой».
«Зальцбург, 24 сентября 1897. Судя по неприятному колокольному трезвону, можно подумать, что этот городок с населением в 27 600 человек состоит главным образом из церквей. Деньги воплощают труд, пот, усталость. Вот во что обошлись народу эти бесполезные церкви, вот во что обходится ему содержание бесполезных священников и монахов»… «Духовенство и церковь обездоливают народ, распространяя невежество, суеверие и раболепие, а затем обожествляют себя за свой благородный труд, заключающийся в том, что они раздают крохи помощи, извлекая их не из собственных сундуков, а из карманов тех нищих, которых они же и создали».
БИБЛЕЙСКИЕ ПОУЧЕНИЯ И РЕЛИГИОЗНАЯ ТАКТИКА [85]
ЛИЧНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ О ЖАННЕ Д'АРК… [86]
Жанна д'Арк, ребенок По годам, невежественная, неграмотная деревенская девочка, никому не известная, без всяких связей, застала свою великую страну в оковах, беспомощно простертую под пятой чужеземца; казна была пуста, солдаты разбежались, умы оцепенели, отвага угасла в сердцах за долгие годы чужеземного ига и междоусобной борьбы, король был запуган, покорился своей участи и готовился бежать за рубеж. Жанна возложила руки на этот труп нации – и он воскрес, поднялся и последовал за ней. Она повела французов от победы к победе, она повернула ход Столетней войны, нанесла смертельный удар английскому могуществу и погибла, заслуженно нося звание ОСВОБОДИТЕЛЬНИЦЫ ФРАНЦИИ, которое принадлежит ей и поныне.
note 85
Перевод З. Александровой
note 86
Жизнь крестьянской девушки Жанны д'Арк, возглавившей в XV веке борьбу французского народа против английских оккупантов, привлекала внимание многих писателей. Ей посвятили свои произведения такие выдающиеся художники слова, как Вольтер, Шиллер, Анатоль Франс, Бернард Шоу.
Личность Жанны д'Арк, ее необычная судьба заинтересовали и Марка Твена. Писатель работал над романом с большим увлечением. «Из всех моих книг, – писал он впоследствии, – я больше всего люблю «Жанну д'Арк»; это лучшая из них, я это прекрасно знаю…»
В религиозной литературе подвиг этой французской девушки изображался как чудо, совершенное по божественному начертанию. Твен, обратившись к личности Жанны, увидел совсем иное. Не божественная воля, а любовь к людям, к своему народу, патриотизм, стойкость и отвага руководят поступками героини романа, навсегда вошедшей в историю Франции.
В романе о Жанне д'Арк Марк Твен выступает как обличитель католической церкви, инквизиции, кровавых злодеяний служителей религии. С огромной силой с помощью художественных средств он воссоздает картину одного из самых чудовищных злодеяний католических церковников.
Печатается по тексту, опубликованному в 12-томном Собрании сочинений писателя.