Письма тебе
Шрифт:
На людях такие мужчины сильны только вместе. Поодиночке они НИКТО. Пустое место. Их не видно и не слышно.
Именно поэтому в тот день он ничего не сделал.
Он оказался ТРУСОМ. Уже во второй раз в моей жизни.
Уже второй раз я поняла, что я последняя в очереди на его помощь, поддержку и защиту.
Стало понятно, что больше проверять его на мужественность и отцовскую ответственность я не буду никогда.
Он на помощь не придет. Слёзной жилетки и мужского тыла у меня нет, и не будет. Это стало ясно.
И, как становится очевидным, сделанное однажды,
И стало страшно. Что, если вновь со мной случится беда или потребуется помощь близкого человека? Кто будет меня защищать и поддерживать?
НИКТО и НИКОГДА.
С этого дня я буду защищать себя сама. Закрылась ЕЩЕ ОДНА дверь.
А что мальчик? С ним все было хорошо. За то, что он сделал, ему не было ничего. И это было ужасно. Потом в Новой постсоветской России даже будет такой тост: «За то, чтобы у нас все было, и нам за это ничего не было».
Если вдуматься, в тот мой кровавый день я физически ощутила чудовищность слова «безнаказанность».
ПИСЬМО
На соседней улице жила моя одноклассница. И фамилию ее я уже не помню, и не вспомню даже, как она выглядит. Даже не очень хорошо помню название соседней улицы, на которой, аналогично нашей, стояли в ряд сборно-щитовые двухэтажные дома на 8 квартир. Такие бараки улучшенной планировки в два этажа с дровяными печами и выгребными ямами.
Мы все жили в таких «улучшенных» бараках и наизусть знали расположение кухонь, комнат и туалетов соседей, друзей, знакомых.
Мне не разрешали гулять на чужой улице, мне вообще не разрешали гулять где-либо, кроме видимых из окна нашей квартиры мест.
Не помню точной причины, по которой мне это было запрещено делать: во время нашего детства вообще не принято было беспокоиться о ребенке, самостоятельно гулявшем на улице.
Думаю, маме и папе было не комфортно ходить и искать меня, когда время моего выгула по их мнению заканчивалось, и нужно было возвращаться в скучный и строгий дом, в котором не было времени на игру с ребенком, а было время только на футбол-хоккей, уборку, готовку, уроки и обязательное послушное поведение.
Еще мне вспоминается, что мама и папа считали крайне неприличным выходить во двор за ребенком. Достойное дитя само должно было отследить достаточность своей прогулки и возвращение домой в положенные временные рамки.
На первый взгляд, это покажется нелепым и смешным: подумаешь, дочь задержалась немного, заигралась с подружками в «резиночку» или «море волнуется раз» у соседнего дома. Чего проще выглянуть в форточку и крикнуть: «Лада, домой». Или выйти во двор и просто позвать домой.
Конечно, смешно. Но не в моем случае.
В моем случае мне обязательно выговаривали, что приличных девочек не надо искать по всей улице, или кричать в окно. Приличные девочки всегда гуляют на виду и не беспокоят родителей своим настойчивым желанием гулять там, где вздумается лично им.
Как им было объяснить, что так гуляют все? Что мне тоже хочется гулять со всеми в компании? Что гулять одной под окнами квартиры очень скучно и грустно?
Я, конечно же, предпринимала слабые попытки объясниться. Но получала непонимание
и строгий наказ, в следующий раз гулять только под окнами.Будет справедливо сказать, что я частенько нарушала данный мне наказ и сбегала с подружками на соседнюю улицу, или в соседний двор в надежде вернуться вовремя и не выдать себя.
А что мне было делать? Остаться без подружек?
Нет. Это было слишком радикально для меня.
Остаться совсем одной дома да еще, в придачу, без друзей – такого я позволить себе точно не могла.
Один из таких теплых летних дней (если вообще будет уместно использовать формулировку «теплый летний день» для описания погоды в северном городе) оставил с моей памяти довольно интересное воспоминание…
Мы забрели на соседнюю улицу, где гуляли местные ребятишки. Кого-то мы знали, кого-то нет. Знакомились и шли в гости друг к другу тут же, не раздумывая. Так, попав к кому-то в гости, мы познакомились с его или её старшей сестрой.
Совсем не помню имени этой сестры.
Помню, она была совсем взрослой. Она сидела на диване, поджав под себя ноги по-турецки и совершенно спокойно воспринимала появление в их доме посторонних малышей, которые вели себя, как мне сейчас кажется, совершенно бесцеремонно и уверенно на чужой территории.
Помню, она меня сразу заинтересовала: не могу сказать, что она была очень красива или очень хорошо сложена.
Учитывая тот факт, что к тому времени у меня уже был прочно сформирован комплекс собственной неполноценности и четкая уверенность в собственном уродстве – любой человек приятной наружности казался мне сказочно красивым и привлекательным.
Но в ней было что-то еще, такое неуловимое ощущение загадки и волшебства, какое-то чудесное притяжение и спокойствие.
Через какое-то время я поняла, что сижу около нее и, раскрыв рот, боюсь пропустить малейшее слово или движение.
Она уже закончила школу и готовилась поступать в институт, что было совершенно неудивительно, т.к. любой успешный выпускник средней школы рассчитывал на получение высшего образования в доступном ВУЗе нашей огромной страны.
И тут – внимание – я узнала, что она будет поступать в театральный институт в Москве и собирается стать АКТРИСОЙ.
Всё. С этого момента я поняла, что более интересного, авторитетного человека в моей жизни просто нет.
Вот скажите мне, кто из маленьких девочек не мечтал стать актрисой? Каждая мечтала. Мечтала изо всех сил.
В моем случае, я только мечтала, потому что точно знала, что родители НИКОГДА не одобрят такой профессии, и поэтому даже не надо тратить на пустые разговоры время.
Мечты надо оставить только далеко внутри себя и лелеять их в полном одиночестве и бесперспективности их воплощения в жизнь.
Я буквально прилипла к ней с расспросами про театральный институт, про вступительные испытания и про какие-то прочие мелочи, на которые получала обстоятельный и уважительный ответ.
НИКОГДА еще в своей короткой жизни я не встречала человека, который терпеливо общался со мной, отвечал на мои расспросы и не выгонял за дверь, как это бывало с моим старшим братом…