Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983

Хотел написать страничку – а видите, что вышло! Ну, бувайте здоровеньки, извините за мазню, некогда.

Ваш Мих. Лифшиц

Р. S. Перечёл Ваше письмо и вижу, что не ответил на многое. Вкратце:

1. Есть дифференциация внутри модернизма (см. выше), но нет хорошего и плохого модернизма. Модернизм всегда плох. Хорош он бывает тогда, когда преодолевается (т. е. «вопреки»). Это нужно понимать не абстрактно, а диалектически (т. е. кое в чём и «благодаря», но как противоречие или, скорее, «парадокс», «казус»). Во всех формах искусства действует закон «вопреки» и «благодаря», но в декадентстве «вопреки» безусловно преобладает.

2. Книгу Днепрова²⁶ я ещё не читал. Но знаком с его взглядами по статье, которую мне присылали на рецензию. Я выступал за печатание её, но для него специально написал подробные возражения. Это его не убедило. Он человек законченный, законсервированный, как большинство реликвий конца 20-х – начала 30-х гг. Я говорю, что он воскрешает дурные стороны фричеанства и модернизма 20-х гг., ибо утверждает, что существует не только «реализм», но много разнородных «методов», имеющих примерно равные права на существование (в 20-х гг. говорили не «методы», а «стили», теперь маскируются). Кроме того, он повторяет западную буржуазную типологию стилей в двух тактах^ как это было уже в вульгарной социологии 20-х.

15 июля 1962 г

Дорогой Владимир!

Я что-то всё болею, с весны, глядишь, всё хуже и хуже. Какие-то спазмы одолели – обострение стенокардии, но опять же вегетативная нервная система, vagus [4] и тому подобные мудрёные слова.

Короче говоря, все лекарства перепробовал, пуд нитроглицерина съел, месяц уже, как лежу, но избавления пока не вижу. Говорят вот, что мне могло бы помочь одно чешское лекарство, которое у нас отсутствует. А именно «Белласпон». Если бы Вы мне с кем-нибудь прислали этого лекарства, я был бы очень благодарен. Надеюсь, что Вас это не разорит; как-нибудь найдём способ рассчитаться.

4

Блуждающий нерв (лат.).

Вот мои дела-то каковы!

Привет Владимире и детям от меня и Лиды.

Ваш Мих. Лифшиц

Р. S. Лидия Яковлевна просит узнать, как обстоит дело с антологией, что Вы не пишете ничего об этом?

8 сентября 1962 г

Дорогой Владимир!

Большое спасибо за «Белласпон». Если он достижим без труда – тем лучше. Дорог не труд, а доброе желание. Лекарство это рассчитано на эксперимент. Врачи, которые лечат меня, уже разбились на две школы. Одна из них утверждает, что спазмы производит не склероз сосудов, а блуждающий нерв. Это было бы для меня несравненно лучше, но боюсь, что сие предположение, как большинство оптимистических предположений, не оправдается. Для меня такой «Белласпон», как говорили мои друзья моряки, всё равно, что для лошади двести грамм монпансье.

Единственное лекарство, которое пока помогает хоть сдерживать спазмы, это нитроглицерин, и я уже несу его на своём борту столько, что хватило бы на целый дредноут [5] времён Первой мировой войны. Всё же продолжительное лежание и тот факт, что я вынужден был стать равнодушным ко всему, невзирая на грозовые облака, скопившиеся надо мной в связи с моей неспособностью писать к сроку и выполнять разные планы и обязательства, оказали некоторое положительное влияние (хотя и не стойко это улучшение). Завтра мы едем с Л.Я. в санаторий, под Москвой. Буду постепенно расхаживать свои болезни. Со времён войны я сохранил воспоминание, что на ходу всё проходит.

5

Дредноут (Dreadnought – неустрашимый (англ.')'), английский броненосец, построенный в 1906 г., с учётом опыта русско-японской войны. Совершил революцию в военно-морском деле.

Теперь по поводу полного собрания моих сочинений на чешском языке. Можете себе представить, что Ваше письмо не было для меня неприятным. Если бы я хоть наполовину верил в некую важность того, что нацарапано мною под бременем забот, описанных Тацитом, в тридцатых годах, было бы уже хорошо – по крайней мере, для моих нервов. А то ведь я часто себя упрекаю в том, что не воспользовался теми или другими возможностями по причинам моей собственной непроизводительности. Один мой старый приятель называл это эпикурейством, хотя и в виде стремления к лучшему²⁷. Когда я ругал его за то, что он много пишет, он однажды робко сказал: «Я знаю, что я плохой писатель, и я, конечно, хотел бы быть лучшим писателем, но всё-таки не таким хорошим, как Вы, чтобы не писать ничего». Мне иногда и у нас молодые люди говорят о каком-то «уникальном» влиянии, но мне кажется, что это не реальная величина, а просто вакуум, отсутствие действительно необходимого влияния, реально ощущаемое. Во всяком случае, благодарю Вас за возможность поговорить о самой интересной вещи на свете, т. е. о самом себе.

Перехожу к практической части. Ваше предложение принимается. Вы и Ваша милая учёная Ружена²⁸ вполне компетентны подвергнуть меня необходимой редакции. Пожелания мои сводятся, прежде всего, к тому, чтобы Вы приняли во внимание ту редакцию, которую я придал книжке об эстетике Маркса в немецком издании. Статья о пятидесятилетии Маркса там очень хорошо пришлась к месту в качестве заключения. Она более всего мною исправлена.

Далее, необходимо повсюду удалить следы «культа личности». Их, правда, немного – настолько немного, что в 1949 г. мне было даже предъявлено обвинение в том, что я «не опирался на Сталина», а всё же есть. В данном случае соображения исторические не могут иметь значения. Нужно следовать нашему сегодняшнему партийному правилу. Кроме того, я хотел бы выбросить или сократить то, что относится к немецкому гитлеризму – понятно, что в начале тридцатых годов было уместно об этом писать так пространно, а сегодня это уже ни к чему. Посмотрите, пожалуйста, нельзя ли несколько сократить места декларативные и, может быть, слишком крикливые, обычно в заключительной части старых статей – таков был обычай времени и лёгкий пафос молодости. Боюсь, что некоторые из этих деклараций, например, в конце статьи об эстетике Гегеля, будут теперь уже звучать банально. Не забудьте, что в те времена вся фразеология была другая и попытка связать коммунизм с гуманистическим идеалом, нравственная критика капиталистического общества – всё это звучало весьма дерзко, а иногда и влекло за собой сложные последствия. Теперь-то, увы, всё это уже болтовня. Так на собственном примере научаешься с большей осторожностью судить о людях прошлого.

У меня написана сейчас довольно большая работа, более двадцати листов, на тему о происхождении и развитии идеи эстетического воспитания²⁹. Но так как я писал её под страшным нажимом в смысле сроков и с расчётом на коллективный труд нашего сектора, то, конечно, получилась, как говорит русская поговорка, ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Некоторые части разработаны довольно интенсивно, другие – слишком схематично. В наше издание я дал не всё, а только ту часть, которая начинается с эпохи Возрождения. Когда книга уже пойдёт в производство, т. е. будет ясно, что она печатается, я сумею прислать Вам лучшие части для перевода и включения в сборник. До тех пор мне неудобно это сделать, у нас это не принято.

К включению Мариэтты³⁰ я отношусь вполне положительно, но как Вы думаете это соединить с историческими работами, я, честное слово, не знаю. У меня есть много небольших статей, типа рецензий или откликов на юбилеи и т. п. – их я ценю, но опять-таки не представляю себе, как они соединятся со всем остальным. Думаете ли Вы брать публицистику чисто политического характера – вроде моих статей об австрийской социалистической программе (заключительную часть я так и не напечатал, рассердившись на произвольные сокращения в редакции), недавней статейки о Кренкшоу³¹ и т. п.?

Вернувшись из санатория, я займусь приведением в порядок архива и тогда сумею, вероятно, обнаружить и указать Вам некоторые мои старые статьи.

Должен сказать Вам, что моё нынешнее литературное конто-корренто [6] весьма запутано. Я отвлёкся от Дидро, в которого погрузился с излишним, конечно, рвением, чтобы написать небольшую статейку к юбилею Герцена. Статья получилась с некоторой моральной нагрузкой. Газета её не напечатала, сославшись на большие размеры, однако «Новый мир» ухватился, но тут случилась одна из моих историй. Мне самому стало казаться, что статья в чём-то не точна. Я стал изучать наши шестидесятые-семидесятые годы, особенно дело Нечаева, статьи Ткачёва, Михайловского, Лаврова, процессы, а этого может хватить на целую жизнь. Словом, несмотря на настойчивые домогательства всей редакции во главе с шефом, я так и не дал готовую статью, а теперь боюсь, что это было глупо. Начатый мною новый вариант я, вследствие болезни и экспериментальности его, закончить не мог³². Единственное, что я написал в этом году – вынужденное совершенно дело, связанное с внешними обстоятельствами и службой – это статья «Буржуазная идеология» размером в два печатных листа для «Философской энциклопедии». Статья написана «не в полную силу», от неё осталось много более интересных заготовок, но всё же написана³³.

6

Здесь: текущее положение дел (итал.).

На этом прощаюсь. Кланяюсь Владимире. То же Лидия Яковлевна.

Передайте, пожалуйста, мой привет Ружене Гребеничковой.

Ваш Мих. Лифшиц

25 декабря 1962 г

Переделкино

Дорогой Владимир!

Я переехал из одного инвалидного дома в другой. Дело в том, что добиться возвращения к тому состоянию здоровья, которое предшествовало нынешнему обострению стенокардии, мне не удалось. Я всё ещё очень ограничен в движениях, хотя объективные данные оставляют надежду на ослабление этой гадости, которую устроила мне природа в наказание за уход в мир эфемерных целей, сроков и причуд общественного человека, да святится имя его! Мне предстоит ещё курс лечения новейшими препаратами, присланными из солнечной Армении. Если ничего не выйдет и мокрая осень пересилит, нужно будет примириться с действительностью.