Письма. Часть 1

— Одна работа о Гончаровой кончена и сдана, даю сербам, — 2 листа, немножко меньше (28 печ<атных> стр<аниц> формата «В<оли> Р<оссии>») — 8 чудесных иллюстраций (снимки с ее картин). Жизнь и творчество. Подумайте, нельзя ли было бы куда-нибудь устроить в Чехию? Или Чехия и Сербия — слишком близко? Пойдет в следующем № сербского Русского Архива. [931] Другая работа, большая, пойдет в Воле Р<оссии>, начиная с апреля…. [932] <…>

931

Очерк «Наталья Гончарова» в переводе на сербско-хорватский был напечатан в журнале «Руски Архив» (Белград. 1929. № 4, 5/6).

932

Поэма «Перекоп».

…До свидания. О Маяковском напишу непременно. Но лучше сказали Вы: грубый сфинкс. О нем (и о двух других) появится на днях очень хорошая статья С<ергея> Яковлевича> во франц<узском> журнале. Пришлю. Как Вам понравился перевод Р<ильке>?.. <…>

Медон, 7-го апреля 1929 г.

Дорогая Анна Антоновна! Нынче кончила переписку своей большой работы о Гончаровой, пойдет в В<оле> России, в апрельском номере. Сербская уже переводится. В общей сложности — 7 печатных листов, очень устали глаза… <…>

…Я ничего не умею хотеть, кроме как в работе, в которой не хотеть — не умею. Ничего не умею добиваться. Мне всегда за кого-то и что-то стыдно, когда у меня нет того, на что я вправе — только любовь дает права — когда у меня нет того, без чего я — не я. Кому-то и чему-то ведь было бы несравненно лучше, если бы я завтра же, забрав и Мура и Алю, могла выехать к Вам в Прагу. Я Вас считаю самой настоящей Муриной крестной, обе (одна крестила, [933] другую вписали [934] ) — неудачны: совершенно равнодушны… <…> Крестный его — Ремизов — его не видел ни разу (живет в Париже) и ни разу не позвал. Мне не повезло… <…>

933

А. 3. Туржанская

934

О. Е. Колбасина-Чернова.

…Ах, дружба, любовь двухдневная, —

А забвенье — на тысячу дней!

(Женские — стихи). Может быть я долгой любви не заслуживаю, есть что-то, — нужно думать — во мне — что все мои отношения рвет. Ничто не уцелевает. Или — век не тот: не дружб. Из долгих дружб — только с вами и кн<язем> Волконским, людьми иного поколения. Да! о дружбах. Недавно праздновали первую годовщину «Кочевья». [935] Была и я — как гость. М<арк> Л<ьвович> сидел на председательском месте, справа блондинка, слева брюнетка, обе к литературе непричастные. Не обмолвилась (с 8 ч. веч<ера> до 121/2 ночи) ни словом, впрочем — слово было: о Гончаровской статье: два листа или полтора листа? Не усмотрите в этом обиды — только задумчивость… <…>

935

Весной 1928 г. по инициативе М. Л. Слонима, В. Л. Андреева и В. Б. Сосинского в Париже было образовано литературное объединение «Кочевье».

…Держала тонкие листы

И странно так на них глядела,

Как души смотрят с высоты

На ими брошенное тело.

— Не знаю, что выйдет из дружбы с Гончаровой. Она очень спокойна и этим — успокаивает меня. Мне всегда совестно давать больше, чем другому нужно (= может взять!) — раньше я давала — как берут — штурмом! Потом — смирилась. Людям нужно другое, чем то, что я могу дать. Раз М<арк> Л<ьвович> мне сказал: «Одна голая душа. Даже страшно!»

У нас весна. (Боже! сколько раз это писано!) Первые распустились ивы — мое любимое дерево. Дубы молчат. Я все вспоминаю куст можжевельника на горе, который я звала кипарис. А иногда Борис (Пастернак). Он тоже не пишет.

Целую Вас нежно, пишите, люблю Вас, спасибо за всё.

МЦ.

Медон, 19-го июня 1929 г.

Дорогая Анна Антоновна! Начинаю день с письма к Вам. Знаете русское выражение: некогда о душе подумать. Так и со мной. (Так и с Вами.) Сегодня мне вспомнилась Прага — сады. Сады и мосты. Летняя Прага. Что мне сделал этот город, что я его так люблю?

И вот мечта: осенью co^ute que co^ute [936] приехать к Вам — о душе подумать. В один конец я бы денег достала, не могли ли бы Вы достать в другой? Но м. б. последнего бы и делать не пришлось, ибо тысячу крон своим выступлением в Праге конечно соберу. А не тысячу — так пятьсот: обратный путь. Давайте решим это твердо. М. б. нашелся бы в Праге какой-нибудь музыкант (или музыкантша, чт'o даже предпочитаю), который бы согласился выступать у меня на вечере бесплатно, чтобы устроить смешанный вечер: стихи и музыка. (Можно — стихи, проза и музыка.) Билеты бы распространили предварительно. Дешевые — при входе. Так это делается здесь.

936

Любой ценой (фр.).

По-моему — важен факт приезда, уже-присутствия. Заочно — всё трудней. Вы бы меня познакомили с чешскими дамами, и они бы помогли. Тем более, что у меня сейчас есть «хорошие» платья, и вид парижский (NB! Помогают охотнее красивым и богатым, Вы это знаете.) Словом, начать не с конца нужды, а с обратного. Их много.

В Праге я конечно буду счастлива: — и это располагает… <…>

…Я могла бы приехать к Вам 15-го, а вечер устроить — 30-го, перед самым отъездом. Подумайте о музыкальной части, чехи так музыкальны, наверное найдется. Можно и пение (хорошо бы старые народные песни, а я читала бы русское народное: свое). Можно устроить чудесный вечер, и для души!

Мой парижский прошел отлично… [937] <…>

Медон, 7-го августа 1929 г.

Дорогая Анна Антоновна! Я уже вижу себя у Вас — хотя не знаю где, — не представляю себе улицы, а дом — кажется большой? Комнату помню, одну, где сидели, а другую — из которой шла музыка. Но м. б. у Вас новая квартира, и я ничего не помню… (пр. 4 с.)

…Отправляю Алю на 2 недели в Бретань, к Лебедевым [938] (тем), буду пасти Мура. А осенью — к 1-му ноября? — к Вам, если не передумаете, я не передумаю, ибо ни о чем другом не думаю. Всё, что Вы пишете о вечере, вечерах, очень подходит. И о домах, куда, и о д'aмах, с которыми… Отдаюсь всецело в Ваше распоряжение. Боюсь только, что меня начнут расспрашивать о парижских новинках, а у меня только одна новинка — да и та медонская — Мур. «Quel triste plaisir que de s'amuser!» [939] — Taк я смотрю на вечерний Париж. Его приманки — не для меня. Но, в крайнем случае, для поддержания престижа парижанки, могу врать и буду врать… <…>

937

На вечере 25 мая 1929 г. в зале Вано, Цветаева прочла свои старые стихи, отрывки из поэм «Царь-Девица» и «Молодец», стихи из «После России», отрывки из новой поэмы «Перекоп». В вечере участвовал С. М. Волконский, прочитавший эссе «Репетиция и представление».

938

Лебедевы В. И. и М. Н.

939

«Какое грустное удовольствие — развлекаться!» (фр.)

…О другом, а именно — Хашеке: [940] Бравый солдат Швейк. — Знаете, конечно. И очаровывающая и отталкивающая книга. Чешский Иванушка-дурачок, — просто русский денщик. Бездарны места с чистой идеологией, иногда пересол с духовенством, но в целом — даровитый человек и единственная вещь. Как жаль, что так рано умер. И как безнадежна попытка друга (другого!) закончить. Как сразу все добреет и тупеет… <…>

…Из новостей: вышла замуж младшая дочь О. Е. Черновой — м. б. помните? — Адя, за молодого писателя Сосинского, [941] к<оторо>го м. б. читали в В<оле> Р<оссии>. Рада, что понравилась Гончарова. «Окончание в следующем номере»… <…>

940

Хашек Ярослав — чешский писатель-сатирик, автор романа «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны».

941

В журнале «Воля России» были опубликованы к тому времени рассказы В. Б. Сосинского «Ita Vita», «Махно», «Рассказы о несуществующем», а также ряд критических статей.

Медон, 6-го сент<ября> 1929 г.

Дорогая Анна Антоновна! Ваше письмо ждала вчера, а получила сегодня. На каком основании (ждала)? Своей уверенности в нем. — «А сегодня будет письмо от А<нны> А<нтоновны>» (Говорила из завтра).

— Мигрень — и чт'o? Давайте радоваться! У меня вот шея болит — гланды — Бог еще знает какие, но гланды не я, я — еду. Слушайте: в награду за безвыездное лето, за все тот же лес все в новых сальных бумажках (сгребаю Муркиными граблями и жгу, вопреки полному воспрещению костров), за вот уже месяц неписания (Алина Бретань!) — за все это и другое многое — хочу в середине октября съездить в Бельгию. Близко, дешево, есть где остановиться, новая страна, старые города — С<ергей> Я<ковлевич> недавно был по евразийским делам и в очаровании. Но к Ватерлоо это слово уже не относится, — вещь посильнее! Стоял там, где стоял Наполеон и мысленно следовал за боем. Всего этого хочу и я. Устрою в Брюсселе вечер, который окупит дорогу. Поеду на неделю. А в первых числах ноября — к Вам.