Письма. Часть 1

Пишу стихи, перевожу Comtesse de Noailles, [192] мерзну, погода, как в ноябре.

— Ах, мне как-то оскорбительно, что есть где-то синее небо, и я не под ним!

Единственная моя уверенность — в моем праве решительно на всё, droit de seigneur. [193] Если жизнь это оспаривает — я не противлюсь, только глубоко изумлена, и рукой не пошевельну от брезгливости.

— Да.

192

Графиня де Ноай

193

Право сеньора (фр.)

Чувствую я себя — физически — очень хорошо, совсем не тошнит и не устаю. С виду еще ничего не заметно.

— Скоро ли Вы приедете?

Сережа вернулся, хотя не потолстевший, но с ежечасным голодом, и веселый. Пьет молоко и особенных зловредностей не ест. Сейчас Магда пишет его портрет, сводя его с ума своей черепашьестью.

Аля растет и хорошеет, знает уже несколько букв, замечательно слушает и пересказывает сказки. У нее хорошая, аккуратная, чистоплотная, бездарная няня-рижанка. Другая прислуга — приветливая расторопная солдатка, милая своей полудеревенскостью. В доме приблизительный порядок. Пол-обеда готовится у соседей, на плите, мы кухню еще не топим.

— Вот Лиленька, дела хозяйственные. А вот одни из последних стихов:

И другу на руку леглоКрылатки тонкое крыло.— Что я поистине крылата, —Ты понял, спутник по беде!Но, ах, не справиться тебеС моею нежностью проклятой!И, благодарный за тепло,Целуешь тонкое крыло.А ветер гасит огонькиИ треплет пестрые палатки,А ветер от твоей рукиОтводит крылышко крылатки,И дышит: «душу не губи!Крылатых женщин не люби!» [194]

194

Стихотворениение обращено к H. A. Плуцер-Сарна.

Лиленька, у меня для Вас есть черная бархатная с бисером накидка Вашей бабушки, очень торжественная.

Целую Вас.

МЭ

P. S. Если кавк<азское> сукно разного качества, берите погрубей, потолще.

<Апрель 1917>

Милая Лиля,

С<ережа> пишет, что все время всех сажает под арест, [195] что на будущее в П<етрограде> смотрит безнадежно и что едет в П<етроград> повидаться с Асей [196] и Степуном. Бориса попросите ко мне приехать завтра в 4 ч., а Никодиму позвоните 5-04-46. (Никодим Акимович). [197]

195

С. Я. Эфрон продолжал учебу в 1-й Петергофской школе прапорщиков.

196

А. И. Цветаева гостила в Петрограде у старшей сестры С. Я. Эфрона, Анны Яковлевны

197

Н. А. Плуцер-Сарна.

Чтобы приезжал завтра в 1 ч., а то я не хочу, чтобы они встретились с Б<орисом>. Поцелуйте за меня Алю и скажите ей, что ее сестра все время спит. [198]

МЭ.

#11_13#

<29-го апреля 1917 г.>

Милая Лиленька,

У меня к Вам просьба: не могли бы Вы сейчас заплатить мне? Вы мне должны 95 р. (70 р. за апрель по первые числа мая), 24 р. за март (70 р. — 46 р., которые Вам остался должен Сережа) и 1 р. за февр<аль>. (Вы мне должны были — помните, мы считались? — 18 р., но 2 раза давали по 10 р., а я в свою очередь платила за молоко, так что в итоге Вы мне оставались должны за февраль 1 р… У меня каждая копейка записана, дома покажу.)

198

Письмо написано из родильного дома

У меня сейчас большие траты: неправдоподобный налог в 80 р.; квартирная плата, жалованье прислугам, чаевые (около 35 р. здесь, — и м. б. еще 25 р. за 2 недели, если до 4-го не поправлюсь.

А занимать мне не у кого, я Никодиму до сих пор должна 100 р…

Сделаем так. Купите мне у Френкелей [199] пару башмаков — 29 номер (их 38 мне мал), а остальные деньги, если не трудно, пришлите с Верой. Смогу тогда начать платежи. Пришлите башмаки, все-таки надо померить.

199

Магазин по имени владельцев.

Потом — Вера говорила о каком-то варшавском сапожнике. Возьмите у Маши [200] свои старые желтые башмаки (полуботинки), котор<ые> я хотела продать. Она знает. Пусть сапожник сделает из них полуботинки (а м. б. выйдут башмаки) для Али. На образец дайте Алины новые черные. А то я все равно не продам. За работу давайте, я думаю, не более 5 р…

И еще поручение, Лиленька. Сдайте офицерскую комнату [201] на все лето — условие: ежемесячная плата вперед (это всегда), и чтобы по телеф<ону> ему звонили не раньше 4 ч<асов> дня. А то опять прислуге летать по лестницам. И сдайте непрем<енно> мужчине. Женщина целый день будет в кухне и все равно наведет десяток мужчин.

200

Прислуга семьи Цветаевой.

201

Так называли комнату, где гостили друзья мужа Цветаевой.

Чувствую себя хорошо. Вчера доктор меня выслушивал. В легких ничего нет, простой бронхит. Вижу интересные сны, записываю. Вообще массу записываю — мыслей и всего: Ирина научила меня думать.

Очень привыкла к жизни здесь, буду скучать. Время идет изумительно быстро: 16 дней, как один день.

Множество всяких планов — чисто внутренних (стихов, писем, прозы) — и полное безразличие, где и как жить. Мое — теперь — убеждение: Главное — это родиться, дальше все устроится.

Ирина понемножечку хорошеет, месяца через 3 будет определенно хорошенькая. По краскам она будет эффектней Али, и вообще почему-то думаю — более внешней, жизненной. Аля — это дитя моего духа. — Очень хороши — уже сейчас — глаза, необычайного блеска, очень темные (будут темно-зеленые, или темно-серые), — очень большие. И хорош рот. Нос, думаю, будет мой: определенные ноздри и прямота Алиного, вроде как у Андрюши в этом возрасте. Мы с Асей знатоки.

Когда вернусь, массу Вам расскажу о женщинах. Я их теперь великолепно знаю. Сюда нужно было бы посылать учиться, молодых людей, как в Англию.

Целую Вас.

Да! В понедельник Алю с Маврикием [202] не отпускайте: я может быть скоро вернусь (3-го) — и хочу непременно, чтобы Аля была дома. Кроме того, я не смогу без няни. Значит, Лиленька, не забудьте насчет башмаков: № 29. И непрем<енно> на каблуке.

МЭ.

Сейчас тепло. Пусть Аля переходит в детскую, а Сережину комнату заприте.

Москва, 19-го мая 1917 г., пятница

202

М. А. Минц.

Милая Лиля,

Рабочие от Шора, [203] неся вниз рояль, разбили почти все перила и сломали притолоку. Будьте добры, пришлите кого-нибудь починить, — перила почти целиком снесены, и ходить по лестнице опасно.

МЭ

— Если Вы согласны произвести эту починку, ответьте мне, пожалуйста, через Машу.

Москва, 29-го июня 1917 г., четверг

[204]

203

Магазин музыкальных инструментов, называемый по имени его владельца

204

Е. Я. Эфрон жила на даче у Фельдштейнов, давала уроки их старшей дочери.