Письмо из будущего

Такие же чувства нахлынули на меня, когда я наконец понял, что Муслим погиб. Мне хотелось схватить автомат, ринуться вперед и убивать всех на своем пути. Плевать на рану. Плевать на то, что меня могут убить. Даже умирая, мучаясь в предсмертных муках, я готов был убивать.

Но я вовремя сдержал себя. Я мог еще спастись. Мог еще все исправить. Мог даже больше. Мог сделать так, чтобы войны вообще не было…

Я опустил рукой веки Муслима и взял его автомат. Мне не хотелось его оставлять, пускай и мертвого. Но делать нечего.

Прихрамывая, я двинулся вперед. Боль в боку я игнорировал.

— Стоять! — услышал я за спиной крик и предупредительный выстрел. Не в воздух, а прямо мне под ноги. — Бросай оружие!

Голос был совсем близко. На меня был направлен луч фонаря. Чудо, что меня не пристрелили сразу же. Они видимо заметили, что я ранен.

— Бросай оружие я сказал!

Я так и сделал.

— Лицом ко мне! Руки за голову!

Я повернулся, занося руки за голову, и увидел двух солдат в метрах десяти от себя.

— Где остальные?! — кричал он во все горло, словно я был глухой.

— Я один, — ответил я.

Подоспели остальные. Тогда державшие меня на мушке осмелели и стали подходить.

— На землю! Лицом вниз! Руки не отпускать! На землю я сказал!

Видно я опускался на землю слишком медленно. Солдат въехал мне в затылок прикладом. Я повалился на землю, едва не потеряв сознание.

— Не отпускать руки я сказал!!!

Силы мои иссякли. Я не мог больше двигаться. Хотелось лежать так и никогда не вставать.

Солдаты обыскали меня и стали допрашивать. В это время другой солдат нашел труп Муслима.

— Один говоришь? — напирал на меня старший по званию, тыкая в мой лоб дуло автомата. — А это чей тогда труп?

— Так он же мертв! — ответил я.

— Не умничай, чурка! Где остальные боевики?

— Не знаю я! Нас было двое!

— Пристрелю, падла! Говори!

— Товарищ старший сержант! — обратился к нему один из солдат, возившийся все это время в моем рюкзаке. — Мы нашли его дневник. Тут указаны даты, имена, звания.

— Хм… А ну-ка, дай глянуть.

Тот протянул ему записную книжку. Старший сержант пролистал его, светя фонариком, затем, обращаясь ко мне, произнес:

— Значит, не будешь говорить? Ладно. Сдается мне, ты из тех, кто не так легко колется. Но твой дневник скажет нам больше. — Он потряс им у самого моего лица.

— Забираем его и возвращаемся! — объявил он.

Глава 10

Шли мы довольно долго. Меня вели под дулом автомата, а руки связали. На удивление, я добрался до самой их базы, не валясь с ног. Рана оказалась не так серьезна, как мне казалось. Хорошо еще, что перед тем, как идти в путь, мою рану обмотали тканью, чтобы я не потерял сознание от потери крови. Хотелось бы думать, что они собираются меня вылечить и обменять на своих пленников. Или еще что-то в этом вроде. Но этому не бывать. У них мой дневник с нужной им информацией, и они не упустят шанс им воспользоваться, выпытывая у меня подробности. Вряд ли после этого они оставят меня в живых.

Труп Муслима они взяли с собой. Понятно, зачем. Уж не хоронить — это точно.

— Набирайся сил, — сказали мне, закинув в камеру без окон. — Завтра ты нам все расскажешь.

И меня оставили одного.

Я поднялся с холодного пола и лег на жесткую кровать. Наконец-то, после такой мучительной дороги — отдых. Нестерпимая боль в боку более или менее утихла, как только я лег. Теперь следует попытаться выбраться из этого проклятого мирка. Только надо немного перевести дыхание…

Я закрыл глаза и погрузился в сон.

Мне снилась война. Возможно, это были мои новые воспоминания. Не знаю. Я находился где-то в горах. Со мной были Муслим и другие боевики. Мы поджидали колонну федеральных войск. Я очень сильно волновался, поскольку это был мой первый опыт. А волновали меня не столько последствия этого нападения, сколько убийства, которые я должен совершить. Руки мои дрожали. Я старался не выдавать своего волнения, поскольку думал, что меня посчитают трусом.

Появилась колонна. Один уазик, три грузовика и один БТР. При их появлении мое сердце будто остановилось. Все мое тело покрылось гусиной кожей. Погода стояла холодной. Тем не менее, я весь вспотел. В кустах напротив стоял пригнувшись Муслим. Лицо его было напряженным. Он тоже вспотел. Рядом с ним сидел бородатый мужчина лет тридцати пяти. И он тоже вспотел.

Трасса была в метрах пятнадцати от нас. Кругом — горы. Колонна федеральных войск почти поравнялась с нами. Я заметил, что грузовики и БТР битком набиты солдатами. Совсем молодыми. Они даже не подозревают, что их сейчас убьют. Кого-то из них заберет моя пуля.

Прогремел взрыв. БТР впереди в мгновение ока вспыхнул как спичечная коробка.

Меня охватило чувство давления и бесконечности. Началась перестрелка. Все двигались как на замедленной пленке. Огонь российских войск был беспорядочный. Они не знали, откуда палят. Мы же стреляли прямо в цель. Боевик, атаковавший БТР из гранатомета, уничтожил грузовик. Федералы нас заметили и направили огонь в нашу сторону. Первая же пуля попала прямо в голову бородатого.

Это заставило меня выйти из ступора. Я прилег и прицелился в одного из федералов. Время продолжало двигаться медленно. В моей голове возникла кривая тропа, по которой я двигался. Меня словно выворачивало наизнанку.

Я отрыл огонь. Град пуль изрешетил одного из солдат. На его лице застыло удивление. Тело его обмякло, и он повалился на землю, изрыгая изо рта кровь…

Услышав шум открываемой двери, я открыл глаза.

При виде голых стен с металлической дверью, сон тут же пропал.

В камеру зашли двое вооруженных военных.

Интересно, сколько я пролежал? Я не имел ни малейшего представления.

— Встать! — приказал один из них, нацелившись на меня.

Когда я встал, боль в боку напомнила о себе. Боль охватила всю правую сторону, словно пустив корни.

Меня повели в какую-то комнату, чем-то напоминающей камеру. В ней стояли стол и два стула. Больше ничего. Пугало то, что один стул был плотно прикреплен к полу, и на нем лежала веревка и наручники. На стуле я заметил бурые пятна. Неужели это камера пыток?

Двое солдат посадили меня на стул, связали и куда-то ушли.

Как я мог позволить себе заснуть? Сюда в любой момент мог зайти кто-нибудь с чемоданом для пыток, или что там у него, и начать свое дело. Тогда мне точно не удастся сконцентрироваться. Я даже не придумал, как все исправить. Я собирался изменить прошлое так, чтобы предотвратить войну. И все изменится. Чечня будет целой. Погибшие останутся живыми. Жестокость, порожденная войной, исчезнет. Наша семья будет жить нормально, без страха и тревог, не оглядываясь назад. Жить той жизнью, которую у нас отняли в девяносто четвертом году. Никаких переездов, никаких зверств и жестокости, которые я видел на протяжении двух войн. Если ее не будет, мы будем жить в достатке. До начала войны бизнес отца процветал. Он и дальше будет процветать, когда войны не станет. Мне не надо будет все начинать сначала. Мое прошлое просто перепишется. У меня будет хорошая работа, машина, жена, возможно, Седа. Я, по крайней мере, надеялся, что изменение прошлого повлияет и на наши с Седой отношения. Когда тебя ничего не беспокоит, и ты живешь в достатке — чувствуешь себя увереннее.