Питер Пэн и Похитители теней

Питер вслепую несся сквозь туман, слыша тяжкий топот за спиной. Он бежал, пока наконец топот не начал затихать вдали. Питер выскочил на перекресток, свернул направо и побежал дальше. Но вот шаги за спиной затихли, и мальчик, тяжело дыша, остановился у газового уличного фонаря, вокруг которого туман светился призрачным светом.

— Спасибо, Динька! — выдохнул он.

«Отчего ты не взлетел?» — сердито осведомилась она.

— Я и так привлекаю слишком много внимания, — ответил Питер. — А если люди увидят, как я летаю, по городу тут же распространятся слухи, что в Лондоне появился летающий мальчик, и Сланк и остальные догадаются, что я здесь. А потом, я ведь все равно сумел убежать, верно?

Возразить Диньке было нечего, поэтому она переменила тему.

«Я хочу наружу! — заявила она. — У тебя за пазухой ужасно воняет!»

— Пока нельзя, — сказал Питер. — Мы не можем…

— С кем это ты болтаешь? — спросили сзади.

Питер вскрикнул от неожиданности и стремительно развернулся.

— Не волнуйся, старик, — сказал голос. — Это ведь всего лишь я!

В слабом свете фонаря Питер разглядел, что голос принадлежит мальчишке. Ростом мальчишка был примерно с Питера, но гораздо плотнее. Широкое чумазое лицо. Потрепанное пальто — мужское, с чужого плеча, слишком длинное и просторное для мальчишки, зато удивительно теплое. Питер позавидовал мальчишке. На нем были еще и ботинки — тоже слишком большие, но все-таки это куда лучше, чем босые ноги.

— Так кто это был? — спросил мальчишка.

— Где?

— Ну с кем ты разговаривал?

— Ни с кем, — ответил Питер.

Мальчишка несколько секунд пристально смотрел на него. Питер ответил ему вызывающим взглядом, стараясь держаться уверенно, несмотря на то что его неудержимо трясло.

— Что, холодно тебе? — спросил мальчишка.

Питер ничего не ответил, но его стучащие зубы были достаточно красноречивы.

— Ну тогда пошли со мной, — сказал мальчишка вполне дружелюбным тоном. — Я знаю местечко, где ты сможешь отогреться. И поесть. Пошли.

Он повернулся и направился прочь.

Питер пребывал в нерешительности. Мальчишка остановился и обернулся.

— Пошли, пошли! — повторил он. — Ты что, хочешь замерзнуть насмерть тут, на улице? Или все-таки предпочтешь согреться?

Согреться Питеру хотелось больше всего на свете, и он направился следом за мальчишкой. Динька протестующе затрепетала, но мальчик сунул руку под рубашку, чтобы ее утихомирить.

— Я буду осторожен! — шепнул он. — И потом, это всего лишь мальчишка, и он выглядит достаточно дружелюбным.

— Ну вот, опять ты разговариваешь! — сказал мальчишка.

— Да это я так, сам с собой, — ответил Питер.

Мальчишка дождался, пока Питер его догнал, и снова пошел вперед.

— Тебя как звать? — спросил он.

— Питер. А тебя?

— Бредун, — ответил мальчишка.

— Слышь, Бредун, а куда мы идем? — поинтересовался Питер.

— Вот сюда, за угол, — ответил Бредун и свернул в узенькую улочку, вдоль которой стояли покосившиеся деревянные домики.

— Здесь твой дом?

— Вроде того, — сказал Бредун.

Он нырнул в узкий и очень темный проход между двумя домиками. Питер заколебался. Динька снова затрепетала, и ему опять пришлось ее успокаивать.

— Пошли, пошли! — сказал Бредун, еле видный в темноте.

Питер осторожно двинулся вперед и наконец догнал Бредуна, который немного прошел по проходу, потом свернул налево, в еще более узкий проход. Там царила такая кромешная тьма, что Питер не видел не только Бредуна, но и собственного носа. Где-то поблизости раздался плач младенца. Из другого дома донесся вопль. Питер налетел на остановившегося Бредуна.

— Ой, извини! — воскликнул Питер.

— Все, пришли, — сказал Бредун.

Питер услышал скрип открываемой двери. Бредун подтолкнул его внутрь. Питер очутился в комнате, где сильно пахло дымом, потом и плесенью. Однако тут было тепло, как и обещал Бредун. Тепло исходило от россыпи тлеющих угольев на железной решетке в дальнем углу комнаты.

На земляном полу у огня свернулись маленькие фигурки. При свете углей Питер разглядел, что это дети: три мальчика и девочка, одетые в тряпье ничем не лучше лохмотьев Питера. Девочка и один из мальчиков обернулись к Питеру. Окинули его равнодушным взглядом и снова отвернулись к огню.

Питер почувствовал, как зашевелилась Динь-Динь, но не успел он поднять руку, чтобы ее остановить, как дверь у него за спиной захлопнулась и низкий голос пророкотал:

— Ну-с, кто это тут у нас?

Питер резко развернулся и увидел перед собой высокого, плотно сложенного мужчину с окладистой черной бородой, в которой застряли объедки. Из бороды торчал острый, смахивающий на клюв нос, а по обе стороны носа блестели глубоко посаженные глаза.

— Его зовут Питер, — доложил Бредун.

— Ну что ж, Питер, — пророкотал бородач, — заходи, присаживайся!

Голос его звучал довольно приветливо, но глаза смотрели пристально и недружелюбно.

Питер опасливо подался к двери, однако бородач как бы случайно сделал шаг в сторону и преградил ему дорогу.

— Ну-ну, Питер, — мягко сказал он. — К чему так быстро уходить, ты ведь только что пришел! Присаживайся к огню, погрейся.

И сделал шаг вперед. Питер попятился.

— Вот так, хороший мальчик! — сказал бородач и толкнул Питера так, что тот отлетел назад. — Садись к огню вместе с остальными.

Питер заколебался — и бородач тут же больно надавил на его плечо, вынудив опуститься на пол.

— Сказано тебе — садись, значит, садись! — пояснил бородач. Он обернулся к Бредуну и сказал: — Тащи ужин!

Бредун отошел в угол комнаты и принес бородачу грязный полотняный мешок. Мужчина сунул руку в мешок и достал оттуда темный каравай. Он поднес хлеб ко рту и оторвал кривыми желтыми зубами изрядный кусок. И принялся его жевать, громко чавкая. Потом он съел еще кусок и еще. Бородач кушал не торопясь, а дети, сидящие на полу, смотрели, как каравай уменьшается на глазах. Наконец бородач отломил приличную горбушку и протянул ее Бредуну. Тот жадно принялся есть.

От каравая осталось меньше половины. Бородач протянул его детям, сидящим на полу.

— Ну-с, — сказал он, — кто желает ужинать?

Дети, включая Питера, жадно уставились на хлеб. Несколько из них потянулись к бородачу.

Мужчина не торопясь оторвал кусок и бросил его Питеру.

— Гостю — первому!

Питер поймал хлеб на лету и откусил. Хлеб был черствый и заплесневелый, но мальчику было все равно: у него во рту уже несколько дней и маковой росинки не было. Питер принялся медленно жевать, надеясь растянуть свою порцию на подольше.