Питер Пэн и Венди. Дети воды. Ветер в ивах
Шрифт:
– Какой я умный! – кричал он радостно. – Нет, вы только подумайте, какой я умный! – И он закукарекал.
Мне очень грустно в этом признаться, но самодовольство было одной из самых привлекательных черт Питера. По правде говоря, не было на свете большего зазнайки, чем Питер.
Венди возмутилась.
– Ну и самодовольство! – воскликнула она с едкой издёвкой. – А я, по-твоему, тут совсем ни при чём?
– Нет, отчего же, ты тоже кое-что сделала, – ответил небрежно Питер и продолжал плясать.
– Кое-что! – сказала она свысока. – Что ж, если я здесь не нужна, я могу и
И с большим достоинством она прыгнула в постель и с головой накрылась одеялом.
Питер подумал, что она выглянет, если он притворится, будто уходит, но, когда из этого ничего не вышло, он присел к ней на кровать и легонько толкнул её ногой.
– Венди, – сказал он, – не удаляйся. Я всегда так кричу, когда я собой доволен.
Но она осталась под одеялом.
– Венди, – сказал он голосом, перед которым не устояла ещё ни одна женщина, – Венди, от одной девочки больше пользы, чем от двадцати мальчишек.
Венди, конечно, была женщиной до самых кончиков своих пальцев, хоть пальчики эти и были совсем невелики, и она высунула голову.
– Ты правда так думаешь, Питер?
– Да, думаю.
– По-моему, это очень мило с твоей стороны, – заявила она. – Тогда я опять встану.
И она села рядом с ним на кровати.
– Хочешь за это поцелуй? – спросила Венди.
Питер протянул руку.
– Разве ты не знаешь, что такое «поцелуй»? – спросила Венди в смятении.
– Буду знать, когда ты мне его дашь, – ответил он холодно.
И, чтобы не обидеть его, Венди дала ему напёрсток.
– Ну а теперь, – сказал он, – вот тебе поцелуй. Хочешь?
Она сдержанно ответила:
– Ну что ж, пожалуй…
И наклонила к нему лицо. Это было очень глупо с её стороны, потому что он просто сунул ей в руку желудёвую пуговицу. Она медленно выпрямилась и сказала вежливо, что всегда будет носить его «поцелуй» на цепочке. Так она и сделала – это было очень кстати, потому что впоследствии он спас ей жизнь.
Когда люди в нашем кругу знакомятся, они обычно интересуются возрастом друг друга, и потому Венди, которая всегда старалась вести себя как полагается, спросила у Питера, сколько ему лет. Это был не очень удачный вопрос – так порой бывает на экзамене, когда тебе предлагают грамматику, в то время как тебе хотелось бы написать, какие короли правили в Англии.
– Не знаю, – ответил Питер смущённо, – но я ещё очень молод…
Он действительно не знал, сколько ему лет, только смутно кое о чём догадывался, но сказал он совсем другое:
– Знаешь, Венди, я убежал из дому в тот день, когда родился.
Это было странно, но интересно, и Венди, вспомнив, как в таких случаях поступают в гостях, легонько похлопала себя по ночной рубашке, давая ему понять, что он может придвинуться к ней поближе.
– Я услышал, как мои родители говорили о том, кем я буду, когда вырасту, и убежал, – сказал Питер тихо.
Он был чрезвычайно взволнован.
– А я не хочу становиться взрослым, – продолжал он с жаром. – Я хочу всегда быть мальчишкой и ни о чём не думать! Вот я и убежал в Кенсингтонские сады и стал жить там с феями.
Венди глядела на него с глубочайшим восхищением, и он подумал, что она восхищается
его побегом из дома; на самом же деле её поразило то, что он был знаком с феями. Венди вела такой скромный домашний образ жизни, что знакомство с феями показалось ей чем-то изумительным. Она засы`пала его вопросами о феях, что очень удивило Питера, ибо феи ему часто надоедали, лезли под ноги и прочее, так что порой ему приходилось задавать им трёпку. Всё же в целом они ему нравились, и он рассказал ей, как феи появились.– Знаешь, Венди, когда первый младенец впервые засмеялся, смех его разлетелся на тысячи кусочков – вот откуда пошли феи.
Скучный это был разговор, но ей, как домоседке, он очень понравился.
– Так что в результате, – сказал он добродушно, – на каждого мальчика и девочку должна быть одна фея.
– Должна? Но разве так оно и есть?
– Нет. Дети сейчас так много знают, что очень рано перестают верить в фей, а всякий раз, когда кто-нибудь из них говорит: «Я в фей не верю», какая-нибудь фея тут же падает и умирает.
Скоро ему наскучил этот разговор, и тут он заметил, что Динь что-то притихла.
– Не знаю, куда она задевалась, – сказал он и встал. – Динь, где ты?
От восторга сердце громко забилось у Венди в груди.
– Питер! – вскричала она и схватила его за руку, – неужели у нас в детской настоящая фея?
– Она только что была здесь, – сказал он с нетерпением. – Ты ничего не слышишь, а?
Оба прислушались.
– Я слышу только, будто где-то звенят бубенчики, – сказала Венди.
– Это Динь! У фей такой голос, понимаешь? Кажется, я тоже теперь слышу.
Звон шёл из комода, и Питер скорчил весёлую гримасу.
– Венди, – прошептал он с восторгом, – кажется, я запер её в комоде!
Когда он выпустил наконец бедную Динь, она заметалась по детской, вопя от гнева.
– Ну что ты кричишь? – возразил ей Питер. – Ну хорошо, я виноват, но откуда мне было знать, что ты там?
Венди не слушала его.
– Ах, Питер! – воскликнула она. – А не могла бы она остановиться на минуточку? Я хочу её получше разглядеть.
– Они очень редко останавливаются.
Но Венди всё же увидела, как это романтическое создание присело на минутку на большие часы с кукушкой.
– Какая прелесть! – воскликнула она, хотя лицо у Динь всё ещё было перекошено от злости.
– Динь, – сказал Питер с улыбкой, – эта дама хочет, чтобы ты была её феей!
Динь что-то дерзко прокричала в ответ.
– Что она говорит, Питер?
Ему пришлось объяснить:
– Она не очень-то вежлива. Говорит, что ты большая, неуклюжая девчонка и что она моя фея.
Он стал уговаривать Динь:
– Ты ведь знаешь, тебе нельзя быть моей феей, Динь, – ведь я джентльмен, а ты дама!
На это Динь только ответила:
– Ну и дурак!
И скрылась в ванной.
– Она фея низшего разряда, – сказал Питер в её оправдание. – Её зовут Динь-Динь, потому что она паяет чайники и кастрюльки.
Они уселись вдвоём в кресло, и Венди снова засыпала его вопросами:
– Значит, ты больше не живёшь в Кенсингтонских садах?
– Иногда живу.
– А чаще где же ты живёшь?