Пиво, стихи и зеленые глаза (сборник)

Молодой человек снова надул щёки и вдобавок выпучил глаза.

– Смотрите, – потребовал он, – и вы кое-что услышите!..

– Смотреть долго?

– Долго-долго, если хотите услышать…

– Хочу… О любви…

– Вот вы о чём!..

– Я услышу?

– Об этом – нет!

– Даже если буду смотреть долго-долго?

– Это невидимо… И говорить об этом тоже ни к чему… – молодой человек внезапно поднялся, криво улыбнулся и шагнул в толпу прохожих.

Розы на подушке

Задержав задумчивый взгляд на дверном окошке, Вика неторопливо повернула ключ.

– Соскучилась? – спросил Нир.

Вика не ответила.

– Очень? – Нир протянул букетик из трёх чайных роз.

– Присядь! – сказала Вика, принимая цветы.

В комнате оказался один-единственный стул.

– А ты? – спросил Нир.

Не выпуская из рук розы, Вика присела на колени Нира.

– Удобно? – поинтересовался Нир, смущаясь оттого, что громко хрустнули его колени.

Вика улыбнулась и, кивнув на двери спальни, прошептала:

– Там удобнее!

Опустив розы на подушку, она закрыла глаза; Нир лёг рядом в надежде, что на сей раз у него получится…

– Ты чего? – спросила Вика.

– Мне бы отдышаться!

– Отдышись! Я подожду!

Нир продолжал лежать недвижный, но вдруг, приподняв голову и широко раскрыв глаза, он принялся декламировать из «Интернационала»: «Это есть наш последний и решительный бой…»

И тогда Вика заплакала.

По спальне носился нежный запах роз.

– Ты зачем здесь? – спросила Вика.

Нир объяснил:

– Оттого, что больно мне видеть, как в одиночестве томишься…

Вика вздрогнула.

– Женщины томятся в любом случае, – шептала она, прикрывая заплаканное лицо чайными розами, – и в браке томятся, и в одиночестве…

– А в чём больше?

– Что тянется дольше! – отрезала Вика. – Что тянется дольше, в том и томятся больше!

– Как у мужчин! – заметил Нир. – У мужчин процесс томления похожий…

– Лжёшь? – не поверила Вика.

– Конечно!

– Печально!

– Очень!

Они помолчали, потому что каждый стал думать о своём… Потом Вика спросила:

– Отдышался?

– Не уверен! – признался Нир.

– Что ж, подожду ещё…

– Кажется, сегодня придётся ждать долго, – всхлипнул Нир и стал одеваться.

Возле двери Вика, озабоченно взмахнув ресницами, спросила:

– Куда ты теперь?

– Вернусь к себе в реанимационную…

Вика покачала головой.

– Да, тебе нужно отлежаться! – сказала она.

– Отлежусь! – пообещал Нир. – Приду в себя, и тогда мы…

– Нет! – вскрикнула Вика. – Вряд ли мы… Вряд ли уже…

Нир вспомнил про «Интернационал».

– Попытаюсь ещё… – сказал он.

– Придёшь? – у Вики были сухие бледные губы.

– Позвоню, – сказал Нир, – лучше я позвоню…

Вика закрыла глаза.

Постояв немного за дверью, Нир подумал о чайных розах и, отдышавшись, стал спускаться по лестнице.

Красное солнце, синее дерево и желтые апельсины

В то утро, когда Малышу исполнилось четыре года, ему подарили альбом для рисования и коробку с цветными карандашами.

– Рисуй, Малыш, – сказал отец, – мир красив!

– Да, папа, мир красив! – согласился Малыш и, раскрыв альбом, нарисовал по середине белого листа большой красный круг.

– Ван-Гог! – сказал отец.

– Почему Ван-Гог? – насупился Малыш, опасаясь подвоха.

– Был такой художник, – сказал отец.

– Он тоже нарисовал солнце?

– Тоже!

– Так же красиво, как я?

– Ага! – засмеялся отец.

– Молодец, Ван-Гог! – похвалил художника Малыш, и потом нарисовал синее дерево и на нём жёлтые апельсины.

Отец поднял Малыша на плечи и они, шагая по комнате, громко восклицали: «Красивый мир! Красивый мир! Красивый мир!»

А после обеда началась война, и тогда отец и сосед-бухгалтер обули солдатские ботинки.

– Малыш, – попросил отец, – подари мне твой рисунок!

Малыш протянул листок из альбома, на котором было нарисовано красное солнце, синее дерево и жёлтые апельсины, а мама отошла к окну и там стояла весь день и всё следующее утро, и ещё день, и ещё утро…

А спустя несколько дней, в дверях появился военный и, увидев его, мама тихо вскрикнула. В руках он держал надорванный листок, на котором было нарисовано красное солнце, синее дерево и жёлтые апельсины.

– А где мой папа? – спросил Малыш.

Военный не ответил. Он встал рядом с мамой и стал тоже смотреть на улицу.

– Это я нарисовал! – сказал Малыш, забирая листок из рук военного.

– Да, – ответил военный, – я знаю!

– Мир красив, правда? – сказал Малыш.

– Очень! – голос военного был сухой и усталый.

И вдруг мама заплакала.

Малыш стоял в стороне и смотрел то на слезинки, застрявшие на маминых ресницах, то на бледное лицо военного.

– Мамочка, я нарисую ещё! – пообещал Малыш.

Мама молча кивнула головой и отвернулась, а Малыш поспешил к себе в комнату, чтобы нарисовать новый красивый мир, в котором красное солнце, синее дерево и жёлтые апельсины.

Концерт Шумана

Э. Р.

– Уймись, парень! – сказал полицейский.

* * *

Несколько часов назад молодой человек спросил:

– Прогуливаетесь?

Женщина молча повернула голову.

– Мне с вами можно?

Она не ответила.

Внезапно подул холодный ветер, и закружились лёгкие капли дождя.

– Наверно, я веду себя смешно? – спросил он.

– Наверно!

– Ну, и пусть!

– Пусть! – отозвалась она.

– Я ведь не обязан оправдываться?

– Нет! – склонив голову на бок, она смотрела в даль улицы.

– Вас кто-то ждёт?