Плацдарм [трилогия]
Шрифт:
– Это что такое, напомните?
– Это языки негров.
– М-да, интересно, нечего сказать, - только и нашелся Антон Карлович, с грехом пополам знавший со времен Великой Отечественной немецкий.
– Ну, хотя бы узнали, как по-здешнему будет «хенде хох» или «кура-млеко-яйки»?
Присутствующие сдержано заулыбались.
В этой комнате с облупившейся штукатуркой за канцелярскими столами сидело больше десятка человек в самых разных званиях - от майора до капитан-лейтенанта, представлявшие все рода войск, кроме, разве что РВСН.
Это была специальная лингвистическая группа, сформированная буквально
Все это время дня языковеды работали по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. Разбившись на пары, они допрашивали пленных и, скажем так, гостей военной базы.
Два лингафонных комплекса, специально привезенных с «большой земли», буквально раскалились от работы.
Но не могли же они двое суток работать впустую?
– Так что, есть какие-то результаты?
– повторил Мезенцев уже более настойчиво, подпустив в голос начальственного металла.
– Что мне доложить Юрию Владимировичу?
Упоминание Андропова как всегда сработало. В войсках, как и везде по стране, стала усиливаться борьба «за трудовую дисциплину».
– Вот, товарищ генерал, - упитанный майор-пограничник протянул ему толстую пачку рукописных листков.
– Это, так сказать, первый том русско-аргуэрлайлского словаря.
– Как?
– переспросил Антон Карлович.
– Русско-аргуэрлайлского, - повторил майор.
– Это что, так здешняя страна называется?
– Не совсем, - пояснил пограничник.
– Похоже, так по-здешнему именуется весь этот мир. Аргуэрлайл. Вроде как Земля или там Марс.
– Ладно, мне пора к вашим соседям, - важно кивнул Мезенцев.
– Немедленно отдайте это в штаб, пусть распечатают и отдают размножать. Скажите, я распорядился. Пусть всякие приказы с циркулярами отложат, и начинают штамповать разговорники. Да не забудьте напомнить, чтобы поставили грифы «совершенно секретно» и «для служебного пользования». Ну, не мне вас учить. В одном ведомстве служим.
Когда за Мезенцевым и пограничником закрылась дверь, собравшиеся вернулись к прерванному разговору.
– Нет, как хотите, а язык тут довольно странный, - сообщил доцент, уже вполне освоившийся с положением единственного штатского в этой компании, хоть и интеллигентов, но военных.
– Ведь, вроде бы он один для многих народов, но с такими различиями, что и не сразу поймешь.
– Ничего странного, - вступил в беседу один из лейтенантов-«немцев».
– Как в Европе языки от латыни произошли…
– Да нет, тут не совсем так, вернее совсем не так. А уж письменность… Тут есть, оказывается, три вида графики: слоговое письмо, иероглифы (впрочем, их мало где применяют, только вроде как в священных текстах и в переписке между царями) и еще один алфавит. Даже не алфавит, а что-то типа древнего узелкового письма - знаки-идеограммы, которые используют в торговле там, в ремесле, когда нужно что-то подсчитать…
Для житейских нужд. Есть еще какие-то руны, но это что-то вообще древнее, и, похоже, оно только для амулетов и используется.– Что интересно, - поддержал науку флотский старлей, - тут в слоговом письме в разных странах одни и те же знаки означают другие слоги, хотя алфавит один на всех.
– Подожди, Борис, ты говоришь: слоговое письмо?
– вмешался капитан-лейтенант.
– Ну да, каждый знак обозначает не букву, а слог - сразу две-три буквы.
– Да знаю я, все-таки в МГУ учился. Как у критян. Но это ж дико неудобно! Сколько их должно быть?
– В местном слоговом письме около полутора тысяч знаков, - сообщил доцент.
– Я узнал от Арса, что обучение грамоте тут длится три-четыре года. Только одной грамоте!
– Гениально!
– вдруг хлопнул в ладоши капитан Жалынов.
– Что?
– недоуменно уставились на него товарищи.
– Да вот это самое! Вы вспомните, во всех таких-сяких древних царствах правители смерть как боялись, чтобы простонародье не стало слишком умным. Казнить грамотеев - это ж было их любимое занятие. Да что говорить, еще в девятнадцатом веке в Америке, в южных штатах существовал закон, по которому человека, обучившего грамоте раба, могли элементарно повесить. А тут ничего такого и не потребовалось. Зачем запрещать книги и рубить кому-то головы, когда можно создать письменность, которой почти невозможно научиться?!
– Неудивительно, что при такой письменности здешняя цивилизация не выдумала даже пороха!
– вздохнул Вольницкий.
Ему, как представителю чистой науки и к тому же имеющему второе образование - историка, начальство поручило составить примерную характеристику этого мира - по рассказам опрашиваемых.
– Рисунки паровоза, автомобиля, завода с дымящейся трубой и ружья оставили тех равнодушным. «Хвах» - что-то вроде «не знаю» или «не понимаю» - вот и все, что они изрекали по этому поводу. А вот изображение дракона вызывало у большинства некоторое беспокойство, однако на не без труда сформулированный вопрос, встречаются ли на Аргуэрлайле такие твари и где они живут, вызывал лишь неопределенный жест рукой куда-то в сторону востока.
Зато они много рассказывали про магию и волшебство и про магов. Более того - двое из них были, по их собственным словам, магами и даже показали доценту пару фокусов. И Вольницкий до сих пор не знал - как об этом написать в отчете. Он сам был автором многих статей и даже книг по истории фольклора и сказкам народов мира. Но вот что делать, если речь идет о мире, где сказки и впрямь стали былью - не представлял совершенно.
Двое проигравших
Салон ТУ-154, рейса «Москва-Душанбе», был наполовину пуст.
Монотонно гудели могучие двигатели. Плафоны выключены. В салоне царил полумрак.
Пассажиры, дремали, кое кто читал. Стюардессы, покончив с делами, отправились на отдых, и кажется тайно дегустируют коньяк из пайков.
Пробежав взглядом по замершим в креслах фигурам телохранителей, Мезенцев в очередной раз прокачал спутников - исключительно для того чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
Компания тощих длинных девиц - манекенщицы из какого-то питерского дома моделей, спит в креслах.