Плацдарм в захолустье
Шрифт:
– Мы что-нибудь придумаем, – сказал Ракас. – Соорудим ещё один, вот только разберёмся, что к чему…
– Я тоже считаю, что это не проблема, – согласился Красис.
– В таком случае, прежде чем оценить наше положение, давайте отдохнём, – полуприказал-полупредложил Паркис и пошёл с Валисой к их стенам. Помедлил, оглянулся. – Глиссер действительно готовился к походу? – уточнил он у Ракаса.
– Мы обеспечивали его подготовку, – подтвердил тот. – Энергоблоки и питание доставлены, оставалось только загрузить оружие и спецоборудование.
– Неужели мы никогда больше не увидим Хрис? – не удержалась Машиса. – Неужели это наш последний дом?..
И никто ей не ответил.
– 2-
Элиса, спрятавшись за стенами, билась в безмолвной истерике.
Они не погибли лишь потому, что Элиса догадалась снять маску с убитого стража и заставила её сделать то же самое. Потом это стали делать другие, и в конце они все бежали в масках, – единицы, оставшиеся в живых, а их преследовали безжалостные убийцы. И лишь благодаря самоуверенности новых хозяев Хриса, не позаботившихся об усилении охраны космопорта, не допускающих даже мысли, что кто-то осмелится приблизиться сюда, несколько десятков восставших сумели смести малочисленную охрану, хотя большинство из них так и остались лежать на подступах к глиссерам. Те же, что прорвались, заметались между глиссерами; не появись рядом Макас, наверное, тоже полезли бы в ближайший, куда бросилась основная масса спасавшихся, и который так и не успел оторваться от поверхности, захваченный стражами. И пока те, считая, что все беглецы именно в этом глиссере, атаковали его, другой, стоящий в отдалении, устремился в Космос, а получив вдогонку абордажный удар, всё-таки вырвался из него и закувыркался, унося их, чудом выживших…
Обняв Валису, вдыхая ещё сохранившийся в её волосах аромат трав Хриса, пытался забыться Паркис. Он понимал, что обязательно нужно отдохнуть, но перед глазами мелькали картины прошлой жизни. Они были сумбурны: обсерватория в горной долине, споры о неведомых галактиках, где может быть иная жизнь, желание уйти от происходящего на их планете после появления властительниц, а затем стражей, их счастливая семейная жизнь; а потом разрушение обсерватории, которая чем-то помешала стражам, возвращение в столицу, бурлившую скрытым негодованием, разговоры с соратниками, представляющими высший свет общества, наконец, решение о восстании, в котором они видели единственный выход. И результат, которого никто не ожидал… Это было изгнание, заслуженное предыдущей мягкотелостью по отношению к завоевателям, но одновременно непостижимое по жестокости наказание…
Красис тоже долго не мог заснуть. Уже давно тихо дышала, доверчиво прильнувшая к его плечу Машиса, а он всё лежал с открытыми глазами, пытаясь обрести опору. Это была его вечная проблема – обретать опору. Он не успел ещё стать мужчиной, когда на планете появились властительницы. Они были непохожи на женщин Хриса, неприступные, загадочные, в них влюблялся каждый мальчишка. Влюбился и Красис. Он увлёкся Судьбоносной, которая привела на Хрис один из глиссеров. Она была величава, с большими чёрными зрачками глаз, сводящими с ума, и он не замечал ни жёсткости её взгляда, ни слишком больших для женщины бицепсов, он грезил ею, и, когда, спустя время, властительницы стали набирать рекрутов для своих глиссеров, он прошёл отбор и попал в команду. Правда, не к той Судьбоносной, которой грезил. Та ушла в Космос раньше. Но он надеялся, что когда-нибудь встретит свою мечту.
Тогда они долго пробыли в Космосе, но удача так и не улыбнулась им. Хотя другим везло, они натыкались на корабли бездомных раджинцев и возвращались с добычей. Может, от этого их Судьбоносная была зла, раздражительна, и за время, проведённое на глиссере, Красис охладел к своей мечте. Наблюдая за нагими властительницами, он постепенно
нашёл в их физическом облике множество изъянов, и по возвращении встреча с Машисой затмила юношеские грёзы реальным наслаждением желаемой обоими близости.Но в то же время он потерял опору: исчезло желание гоняться за той, первой Судьбоносной. Но не хотелось и становиться таким, как все на Хрисе, прислуживать уже появившимся на их планете стражам. Он попытался войти в контакт с ними, желая узнать о мире, откуда те пришли, но ничего не получилось: стражи позволяли лишь готовить свои корабли к полётам, но никогда никого не брали на их борт.
Только женщин, из которых никто не возвращался.
Может, поэтому он загорелся идеей восстания, за которым маячили грандиозные планы Хриса, его собственные, – победа не вызывала сомнений: слишком мало было стражей, и казалось, они обречены на поражение. Ведь никто не знал о смертоносном луче и невидимой смерти…
Неужели это их последнее пристанище, думал он, вспоминая восклицание Машисы и не желая верить в это.
Но если это не так, что будет дальше с ними, где они обретут свой новый дом? Он знал от властительниц, что в дальнем Космосе есть планеты, на которых можно жить. Знал и то, что кроме раджинцев, властительниц и хрисов, а теперь, как оказалось, и стражей, больше разумной жизни не было. Но она могла быть. Правда, какая – дружественная, враждебная?..
И всё-таки, наверное, необходимо искать именно её, другую разумную жизнь.
На этом нетвёрдом убеждении он наконец и забылся…
То ли сказалась усталость, то ли остальные были менее эмоциональными, – все, кроме Лакисы, скоро уснули. Что же касается Лакисы, она не могла никак избавиться от сожаления, что послушалась мужа и приняла участие в восстании.
Не он, а она в действительности вела дело, он лишь исполнял то, что она подсказывала. И она была уверена, что со стражами можно жить и даже высказала мнение о выгодах, если они докажут свою лояльность. Но Зантиса словно подменили. Наслушавшись говорунов, познакомившись с лидерами восстания, он считал, что после победы над стражами его ждёт стремительная карьера, место одного из главных поставщиков элиты, а значит будет и богатство, и почёт…
И она тоже поддалась этому соблазну и вот теперь находится здесь, в прогулочном костюме, единственном, что у неё осталось…
Правда, если найти, кому продать глиссер, то можно получить во много крат больше того, что было… Но кому?..
Она вздохнула, отодвинулась от спящего мужа и закрыла глаза.
…Пробудились они почти одновременно, но никто не торопился выходить из-за стен, привыкая к новой обстановке и уже более хладнокровно осмысливая произошедшее. Красису, может быть, единственному не терпелось поделиться своими мыслями о будущем, но, познавший в своё время порядок взаимоотношений властительниц, он не спешил, предоставляя право высказаться первым Паркису. Именно Паркис сейчас должен был сложить интересы всех. И, понимая это, тот первым вышел из-за стен, спустился к водопадику, понаблюдал за падающими струйками и, сам не зная того, поднялся на площадку, с которой вещали Судьбоносные.
Красис заторопился следом, встал рядом, оглядывая привычный и одновременно подзабытый зал, с иллюзорно раздвинутым горизонтом. Для глаз это было приятно, но придёт время, когда мышцы всех возжелают другого – не покоя и безделья, а действия, и тогда иллюзия перестанет радовать.
– Это место, с которого Судьбоносные правят, – негромко подсказал он Паркису. – Здесь всё имеет свой смысл, хотя это не совсем нам привычно…
– Я подумаю над этим, – отозвался тот, наблюдая за приближающимися коллегами по злоключению.
И оглянувшись, опустился на скрещённые ноги, приглашая остальных принять участие в Круге – привычной для хрисов форме выработки решений. Вся разница была лишь в том, что это был не Круг профессионалов, не Круг учёных, не Круг торговцев, не Круг политиков. Это был Круг случайности.
– Можем ли мы управлять глиссером? – задал он вопрос.
– Пока не реализует себя программа – нет, – ответил Красис. – Или же пока мы не разберёмся, как её можно отменить.
– По исполнению программы или в случае её отмены примем ли мы решение о возвращении?