Плач Агриопы

– Ты не можешь… Не можешь! — Танька топнула ногой. В другое время детское упрямство выглядело бы забавно, но сейчас казалось страшным. — Белый может! — Неожиданно добавила она. Найди снеговика — он убьёт…

– Она бредит, — Павел перевёл взгляд на Еленку, но бывшая жена вслушивалась в слова дочери так, будто та излагала рецепт чудесного лекарства.

– Снеговик… С бородкой… Не умеет правильно говорить, но знает, как потушить уголёк… Папа, на, верни ему… — Татьянка медленно разжала руки. Тут же по её голым ногам побежали струйки мочи. Она жалобно всхлипнула — и, словно подкошенная былинка, рухнула на пол без чувств. Павел растерялся, не ожидая такого; к тому же, он обеими руками крепко сжимал мушкет. Еленка же, как юркий зверёк, распласталась на полу, перехватив тело дочери в падении. Татьянка довольно сильно ударилась рукой, но это был повод для синяка, не более.

Ни говоря ни слова, Еленка взяла дочь на руки и скрылась в спальне. Вернулась минут через пять; за это время управдом пристроил мушкет рядом с собой на одеяле.

– Хочешь мне что-нибудь рассказать? — бывшая жена опустилась на краешек дивана. — Об этом? — она кивнула на мушкет, — Или этом? — показала на перевязанное бедро Павла.

– Ерунда, — отмахнулся тот сразу от обоих вопросов. — Расскажу позже. Это всё не важно по сравнению…

– По сравнению с угольком? — предложила Еленка своё окончание фразы. — Слова Таньки — они что-то значили для тебя? У неё сейчас еле прощупывается пульс, и дыхание — как у котёнка, которого не доутопили. Не представляю, откуда она взяла силы — сказать тебе то, что сказала. Ты знаешь хоть кого-то… — Еленка замешкалась. — С такими фамилиями, прозвищами, никами, или что-то в этом роде?

– Там ещё был снеговик, — Павел попытался сымитировать иронию, но получилось не очень: он сам был под впечатлением от Танькиной мольбы.

– Давай начистоту, — бывшая жена горько улыбнулась самыми уголками губ, — Я так же далека от любой мистики, как кошка от высшей математики. Но, когда случается всё то, что случилось с нами; когда мы видим то, что видели, — любой бред становится здравым смыслом, а здравый смысл — бредом. Если для тебя слова Таньки — не полная бессмыслица, — ты просто обязан что-то предпринять.

– Лена, ты опять за своё, — попробовал возразить Павел.

– Я не спрашиваю, откуда взялась эта штука, — спорщица показала на мушкет одним коротким движением подбородка, словно бы нехотя, — Но, на мой взгляд, она явно не из того уютного мира, в котором фастфуд и праздничные распродажи всякого барахла. У меня от неё мурашки по коже. Она опасна — даже когда не стреляет; нутром чую! Почти уверена: она — не твоя, ведь так? Если ты можешь вернуть её владельцу, а он может спасти нашу дочь…

– Идёт! — управдом неожиданно перестал спорить. Он осознал, что самое время использовать странную одержимость Еленки завиральными идеями в интересах дочери. — Идёт! — повторил он. — Я съезжу кое-куда… Это почти наверняка глупость, но я съезжу… С одним условием…

– Думаешь, сейчас подходящее время торговаться? — вспылила Еленка.

– С одним условием, — внятно и весомо продолжил Павел. — Мы немедленно звоним этому борцу с эпидемиями из Домодедово — профессору Струве.

– Ты ублюдок! — выкрикнула бывшая жена. Она вскочила с дивана и скрылась в спальне. В порыве чувств, не удержавшись, сильно и зло хлопнула дверью. Управдом тяжело вздохнул и включил телевизор. Потом протопал на кухню, чтобы заварить чай покрепче.

Пока закипал чайник, пока Павел колдовал над хитрым ароматным варевом, миновало четверть часа. Приближался полдень. День выдался на удивление солнечным — клёны во дворе радовали глаз увядающей красотой: багрянцем и желтым золотом. Воробьи, присмиревшие после заморозков, расхрабрились и щебетали так, что заглушали бубнёж телевизора в гостиной. Павел, правда, приоткрыл форточку, и потому птичий гомон слышался отчётливей. Еленка на кухне не появлялась. Павел решил, что тоже не станет делать шагов к примирению: пускай строптивая переварит его ультиматум, возможно, поймёт, что не вправе единолично решать судьбу дочери.

С дымящейся чайной чашкой управдом вернулся в гостиную и уселся перед телевизором ровно за минуту до начала выпуска новостей. Он рискнул снять маску — вымочить её в чае совсем не входило в его планы.

– Мы начинаем с чрезвычайно тревожного сообщения, связанного с так называемой эпидемией Босфорского гриппа, — затараторила молоденькая девушка-диктор. — Сегодня появились первые жертвы этой болезни, эффективного лекарства против которой пока не найдено. В госпиталях нескольких стран скончались в совокупности более ста человек. Информация тем более шокирующая, что прежде смертельных случаев Босфорского гриппа не фиксировалось. Специалисты утверждают, что почти все скончавшиеся были заражены в самом начале эпидемии. Это даёт повод опасаться, что, приблизительно через неделю после появления первых симптомов болезни, её течение значительно ускоряется; иммунитет больных, подорванный высокой температурой, переживает настоящее испытание; исход для многих — летален. Специалисты-эпидемиологи отказываются уточнять, каково, в процентном соотношении, количество заболевших, сумевших пережить кризис. Однако, по неофициальным данным, смертность чрезвычайно высока и достигает семидесяти процентов. Остаётся надеяться, что вакцина будет найдена в ближайшее время. Сразу несколько медицинских научных центров — в Стамбуле, Женеве, Берлине и Бостоне — заявили сегодня, что находятся на пороге открытия такой вакцины. Между тем, в большинстве стран, обладающих для этого достаточными техническими возможностями, в связи с эпидемией, установлен беспрецедентный карантинный контроль. По сообщению Минздрава Российской Федерации, въезд на территорию страны любых транспортных средств, прибывающих из эпидемиологически опасных регионов, с сегодняшнего утра запрещён. В том числе, отложены чартерные и регулярные авиарейсы. В данный момент на территории России находятся около двухсот человек, госпитализированных с подозрением на Босфорский грипп. Выявление заболевших осложняется тем, что вторая разновидность болезни, о существовании которой Всемирная Организация Здравоохранения сообщила только вчера вечером, предполагает более долгий инкубационный период. В неофициальной беседе наш доверенный источник в Минздраве сообщил: время для принятия эффективных мер могло быть упущено; санитарный контроль на границах до недавних пор осуществлялся формально и недостаточно полно. Тем не менее, пресс-служба Министерства Здравоохранения России общую эффективность карантинных мер оценивает как высокую. Мы продолжим следить за развитием ситуации. Смотрите наши выпуски новостей.

– Я согласна! — Павел, от неожиданности, дёрнул рукой, в которой держал чашку, и пролил немного чая на голую ногу. Он обернулся на голос. В дверях стояла Еленка. Она скрестила руки на груди, облокотилась о дверной косяк и застыла так, уставившись в телевизор. Бывшая супруга казалась слегка сонной; Павел удивился, как такая вялая дама может сообщить что-то на весь дом — громко и отчётливо.

– Согласна с чём? — уточнил управдом.

– Согласна на то, чтобы сдаться кровососам, — Еленку аж передёрнуло. — Я позвоню твоему Струве, или, если не доверяешь, можешь сам это сделать.

– Замечательно! — Павел вновь дёрнул рукой, на сей раз от избытка чувств, и вновь окропил себе ногу горячими каплями чая. Поёжился, но радоваться здравомыслию Еленки не перестал. — Значит, отсидимся в карантине, пока всё это сумасшествие не закончится, — он попробовал улыбнуться.

– Да, — Еленка кивнула. — Мы с Танькой так и сделаем. Я надеюсь… я стану просить, чтобы мне разрешили быть рядом с ней… А ты должен сделать, что обещал.

– А что я обещал?

– Отыскать хозяина пушки, — Еленка проговорила это так просто, словно просила сбегать в магазин за спичками и хлебом. Павел ещё раз поразился тому, как его трезвомыслящая жена, что вечно оставалась далёкой даже от официальной религии, не говоря о всякой чертовщине и цыганщине, теперь, перед лицом неведомого, сплавляет мистику с реальностью. Наверное, материнский инстинкт повелевает, при взгляде на антикварный мушкет, не докапываться до подноготной, — откуда взялся и почему, — а думать лишь об одном: нельзя ли использовать это диво дивное для продления жизни единственного ребёнка. Павел представил себя на месте Еленки. Предположим, заявившись к ней в гости, он бы увидел на обеденном столе Шапку Мономаха, или арабский кинжал в золотых ножнах, или деталь двигателя НЛО. Неужели он сумел бы сохранить ту невозмутимость, какой блистала сейчас Еленка? Да никогда в жизни! Ни за какие пироги! Еленка вела себя странно, но она ждала ответа, и управдом решился:

– Я попробую. — Он, наконец, поставил чашку на низкий журнальный столик перед диваном. — Не даю никаких гарантий. Скорее наоборот — почти обещаю, что вернусь ни с чем.

– Паша, они умирают… — Еленка выпрямилась в дверном проёме; в её глазах плескалась тоска. — Ты слышал это? Неделя — и всё! Это такая хитрость — болезнь шуткует с людьми. Даёт фору — далеко ли убежите? А люди не бегут. Они — как цыплята-бройлеры — ждут, пока их разделают на котлеты. Ты понимаешь, что тебя будут искать, чтобы упрятать в карантин? Наверно, объявят в федеральный розыск, привлекут полицию и ещё чёрт знает кого. Но ты должен бежать — и от них, и наперегонки с гриппом. Потому что через неделю Танька умрёт, если ей никто не поможет. В тебя у меня больше веры, чем в них… — Еленка махнула рукой куда-то в сторону балконного окна, словно бесчисленные «они», которым было отказано в вере, сгрудились с уличной стороны и рвались внутрь.

– Что ж… — Павел слегка стушевался под влиянием Еленкиной речи. И откуда она набиралась всей этой проникновенной белиберды? Наверное, библиотекари, как и разведчики, бывшими не бывают. — Что ж, — повторил Павел, — считай, что мы договорились. Я сам позвоню Струве. Ты просто дождись его — и открой дверь.

– Не мешкай! — Еленка подняла с табурета джинсы Павла, от которых тот с такой радостью избавился совсем недавно, и, подойдя к дивану, протянула их ему. Павел собирался возразить: право выбора штанов он думал оставить за собой. Но, взглянув в глаза Еленки, натянул тесные джинсы поверх бинтов.