Плачущие тени
Шрифт:
— Наталья Петровна, я хочу, чтобы вы знали — факультет гордится вашими достижениями и теми усилиями, которые вы вкладывали в его развитие все эти годы. Но в нашем ВУЗе сложилась очень неоднозначная ситуация. За счет уменьшения количества студентов сокращается нагрузка. Держать две отдельных кафедры со следующего года не имеет под собой никаких оснований. Ваш контракт заканчивается в июне. Скорее всего, вас оставят преподавать ваши дисциплины. Увы, в новом контракте вы не будете значиться заведующей. Мне жаль. Я всеми силами стараюсь сохранить людям работу. Я стараюсь быть объективной. Но мне все равно не удастся спасти всех. Поверьте, это страшное
Наталья Петровна молчала. У нее не было сил что-то возразить или противопоставить.
— Вы знаете, за годы моей работы на посту декана факультета я всеми силами старалась поддерживать преподавательский состав. И мне сейчас очень тяжело делать выбор. Вам я хотя бы сохраню рабочее место. Многие уйдут, не получив даже этого. Возможно… Возможно, спустя некоторое время все поменяется. Но не сегодня.
— А как же… мой Платон? — выдавила из себя Наталья Петровна, и в горле образовался неприятный ком.
— За место Платона нам придется сражаться. Но давайте хотя бы в этом случае верить в хорошее. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы он прошел отбор. С вашей стороны потребуется идеально сдать ЕГЭ.
— Спасибо… — шепнула Наталья Петровна и медленно поднялась. Темы для приватного разговора были исчерпаны.
— Мам! Но так нельзя! — восклицал Платон за ужином. — Зачем убиваться из-за этого? Ты отличный преподаватель, и необязательно быть военачальником!
— Это же… вся моя жизнь! Научные работы, исследования! — горько всхлипывала Наталья Петровна. — Я так много материала собирала для твоих будущих работ! Чтобы тебе было легче защищать диссертацию!
— Мам, да кто тебе сказал, что я захочу защищать диссертацию? У меня совсем другие планы на мою профессию!
— Да какие, Плато-оша? — навзрыд протянула она. — Что ты будешь делать, если не преподавать?
— Устроюсь юристом в какую-нибудь строительную компанию. Мне архитектура нравится!
— Да выбрось ты из головы эти глупости! — доведенная почти до нервного срыва, прокричала Наталья Петровна. — Я не знаю никого в этой отрасли! А если меня не будет рядом, тебя некому будет прикрыть!
— А зачем меня прикрывать, мама? — холодно поинтересовался Платон. — Ты думаешь, что я не смогу справиться сам?.. Постой-ка, ты же не веришь в меня, да?
Он нерешительно замер посреди кухни, поразившись своей догадке.
— Как же не верю? Конечно же, верю! — тут же принялась отчаянно лгать Наталья Петровна. — Просто я думала, что там, где есть я, тебе будет проще устроиться!
— Мне не нужна твоя опека, мама. — Метнул в ее сторону полный презрения взгляд Платон. — Я сам хочу свою жизнь строить.
— Но если я буду рядом, тебе будет намного проще! — с отчаянием воскликнула она. — Как же ты этого не понимаешь…
— Это потому, что я хромой, да? — ощетинился сын.
— Но это есть, сынок! С этим надо как-то жить!
— А папа говорит, что это можно исправить.
— Папа?.. А когда ты с ним разговаривал?
— Сегодня утром.
— Но мы же договаривались — папы больше не существует! — захлопала мокрыми от слез глазами Наталья Петровна.
— Для тебя, может, и не существует. А для меня он есть и будет всегда. И папа, в отличие от тебя, в меня верит.
Платон развернулся и похромал из кухни в свою комнату.
— Платон! Платоша!.. Но так нельзя, сынок! — прокричала ему вслед мать.
Сын
демонстративно хлопнул дверью комнаты.Наталья Петровна осталась на кухне одна. Она громко плакала, уронив голову на стол. Она чувствовала себя несчастной и одинокой. Ей казалось, собственный сын только что предал ее идеалы.
Пятница не предвещала ничего хорошего. Совещание в кабинете у декана затянулось на два часа, и от обсуждений будущего дисциплин и нагрузки у Натальи Петровны разболелась голова. Теперь, для того, чтобы остаться на своем рабочем месте, преподаватели должны будут выдержать конкурс. Доказать свое профессиональное мастерство и набрать необходимое количество баллов. «Мы обязаны состязаться друг с другом… как это ужасно! Нас, благородных представителей интеллигенции, будто выбросили на арену древнего Рима, как гладиаторов, и теперь требуют, чтобы мы перегрызли горла один другому…» — чуть не плача, рассуждала Наталья Петровна по дороге на кафедру.
На кафедре было тихо. Марьяша что-то быстро печатала за компьютером. На окне в видавшей виды вазе одиноко стояли белые тюльпаны.
— Что, Сергею Владимировичу больше заняться нечем, как за подснежниками в лес ходить? — зло уставилась на цветы Наталья Петровна. — Ему, конечно, о своем будущем волноваться нечего! Отчего же по лесу не побродить?
— Это… не Сергей Владимирович, — оторвалась от компьютера Марьяша и как-то странно посмотрела на Наталью Петровну.
— А кто же тогда? — насмешливо покосилась на тюльпаны та.
— Это вам принесли. Вернее, принес.
— Кто принес? — удивленно распахнула глаза Наталья Петровна.
— Такой мужчина… очень привлекательный, в кашемировом пальто. Спрашивал вас, а я сказала, что вы на заседании и будете нескоро. А он протянул мне тюльпаны. Говорит: «передайте тогда ей вот это… как самой обаятельной заведующей». Он на службу спешил и поэтому ждать вас не остался. Да там записочка на окне лежит, в ней все написано.
Наталья Петровна замерла. Только сейчас позади вазы она заметила сложенный вдвое листок бумаги. Быстро подхватила его и раскрыла. Руки противно подрагивали от волнения. «Ната! Я очень хотел сделать тебе сюрприз. Купил в переходе тюльпаны, волновался, как мальчишка. К сожалению, тебя не застал. А меня ждут неотложные дела. На выходных позвоню. Саша Велюров» — гласил размашистый почерк.
Наталья Петровна судорожно сглотнула и быстро спрятала листок в сумку. Растерянно посмотрела на тюльпаны, чувствуя себя полной дурой. В ее возрасте глупо радоваться подаренным цветам. Даже если они от того самого Саши Велюрова, которым она грезила в юности.
— Это так романтично, — мечтательно произнесла Марьяша и приложила ладони к сердцу. Наталья Петровна промолчала. Ответить на это лаборантке ей было попросту нечем.
Дома она бережно поставила тюльпаны в самую красивую хрустальную вазу, успевшую покрыться слоем пыли за годы забвения. Ей казалось, что лучше этих цветов нет в целом свете.
Платон вернулся поздно. Он небрежно сбросил в прихожей куртку, презрительно хмыкнул в сторону цветов и похромал в свою комнату.
— Платоша…как дела, сыночек? — заискивающе улыбаясь, встала в дверях его комнаты Наталья Петровна.
— Нормально дела. — Снимая свитер, буркнул сын.
— А я там котлеток нажарила. Салат сделала. Не хочешь поужинать?
— Поужинать не откажусь.
— Ну, вот и отличненько. Тогда я уже стол накрываю, — поспешила на кухню Наталья Петровна.
Ужинали в полном молчании.